Черный Ферзь - Страница 8

— Некогда, кехертфлакш, проверять! — заорал Церцерсис. — В машину!

Сворден упал в водительское кресло, пробежался по клавишам. Баллиста заурчала.

— Семьдесят три, семьдесят четыре…

— Все?

В соседнее кресло уселся Церцерсис.

— Подъемник готов! — крикнул в люк Гнездо.

Пятнистый неуклюже пробрался на место позади водителя. Машина дернулась. Загудел подъемник. Сворден посмотрел в перископ, но пока ничего нельзя было разобрать. Гнездо забрался внутрь и задраил люк.

— Держитесь крепче, — предупредил он. — Сейчас сработает катапульта.

— Шестьдесят, пятьдесят девять…

На днище баллисты обрушился мощный удар. Свет моргнул. По навигационному экранчику пошли помехи. Задребезжали плохо подогнанные плиты защиты реактора. Запыхтели компенсаторы. Натужно взвыл гироскоп.

Рот наполнился горькой слюной. Сворден вцепился в поручень, но это мало помогло — машину сильно мотало.

— Выравнивай! — прохрипел Церцерсис.

— Сорок четыре, сорок три, сорок два… — для звонкого голоса не существовало преград.

Сворден оскалился. Пальцы соскальзывали с клавиш. Резкими хлопками срабатывали компенсаторы. Стрелка баланса неумолимо отклонялась от вертикали.

— Утюг! — заорал Гнездо. — Летающий утюг!

Пальцы Пятнистого вцепились в плечи Свордена, но стряхнуть их времени не оставалось. Баллисту переворачивало. Сворден ясно чувствовал как неуклюжая машина все круче заваливается на правый борт.

— Двадцать два, двадцать один, двадцать…

Еще один удар — куда-то в район гусениц. Баллиста затряслась, ее поволокло юзом. Перед вздыбился, и машина на мгновение замерла. Сворден выплюнул кровь и припал к перископу. Мир медленно поворачивался — баллиста кормой уходила в воду.

— Одиннадцать, десять, девять…

Во время падения их развернуло к дасбуту, и Сворден увидел невероятную картину. От кальдеры через весь мир протянулось нечто, похожее на ус. Колоссальное сооружение величаво изгибалось, приближаясь к дасбуту. Казалось, что оно собрано из грубо склепанных стальных колец, но вряд ли какой металл мог выдержать столь чудовищную нагрузку. Темный раструб на конце уса замер над кормовой рубкой, позади которой все еще шел дымок.

— Три, два, один, ноль! Наведение завершено.

Сворден вцепился в клавиши. Двигатель взревел. Баллиста рванула вперед. Машина выровнялась и развернулась. Вверху, прямо по курсу, расплывалось темное пятно гноища.

— Отбросы, кехертфлакш, помойка, — пробурчал Церцерсис. — И девка твоя…

— Она не моя, — возразил Сворден.

— Ха! — Церцерсис провел пальцем по шрамам, будто проверяя — не исчезли ли куда. — То-то она на тебе с самого начала вешалась. Почуяла защитничка…

— Хватит уже.

— Прикинулась, — Церцерсис плюнул. — Баба в своре — корму больше. Вот как говорят! Соображаешь? А эта… Кехертфлакш! Прикинулась мальчишкой, стерва!

Свордену надоело возражать. Тема Пятнистой-Флёкиг и ее превращений из девочки в мальчика и обратно все еще оставалась болезненной для Церцерсиса. Стоило каким-то боком ее затронуть, как уже ничто не могло пресечь потоки яда, которые Церцерсис изливал на Пятнистую. Он так и продолжал ее звать — Пятнистая, кривя губы и сжимая кулаки.

Несмотря на все усилия Свордена как-то предугадывать течение разговоров и вовремя отклоняться от чреватой подводными камнями темы в более глубоководные и спокойные фарватеры, Церцерсис все же умудрялся даже в безобидной болтовне напороться на шхеры по имени Пятнистая.

Постепенно у Свордена укрепилось ощущение, что обсуждение преображения Пятнистого в Пятнистую, чучела в стерву — единственное, что по-настоящему интересно Церцерсису. Только тот это тщательно скрывает.

— Возьми ее себе, — предложил Сворден, решив проверить догадку.

Церцерсис закряхтел, взял со стола наушник, послушал. Ничего, кроме разрядов забортного электричества, оттуда не доносилось. Шум мира, вывернутого наизнанку. Но Церцерсиса успокаивало.

— Страх, — он выпрямил указательный палец, возвращаясь к прерванному разговору, — страх есть кратчайший путь к цели. Скажу больше — это вообще единственный путь к цели. Убеждения, уговоры, посулы — все, что угодно, лишь маскируют стремление породить страх — страх не оправдать надежд, потерять лицо, разочароваться в идеалах.

— Значит, Блошка и остальные умерли из-за страха? — уточнил Сворден.

— Я говорю о людях, а не отбросах! Блошка, Крошка, Мондавошка, кехертфлакш, — все они лишь части единого организма. Один — лапки, другой — усики, третий — брюшко. По отдельности каждый — тупая скотина, червяк. Но если их собрать, то можно получить нечто похожее на человек. Заметь — похожее. Не более того.

— Но они — люди?

Церцерсис посмотрел на Свордена:

— Блошка — человек? — пришла его очередь уточнять. — Пятнистый… тьфу, Пятнистая — человек?!

— Разве нет? — спросил Сворден. — Выглядят они как обычные люди. Две руки, две ноги, голова, перьев нет.

— Вот ты о чем, — Церцерсис потер глаза. — Слыхал я о такой мути. Слыхал. Человек — отдельно. Так вот, брось!

— Что бросить?

— Думать так брось! Нет никаких людей по отдельности, понятно? Нет! Если ты по отдельности жрешь или там в гальюне сидишь, то это еще не делает тебя человеком.

— То есть, ты тоже не человек? Не отдельный человек? — поинтересовался Сворден.

— Не отдельный, — согласился Церцерсис. — Постой, уж не считаешь ли ты себя…?

Сворден промолчал. Церцерсис хлебнул из кружки.

— Невозможно, кехертфлакш, жить в одном месте! Вот представь, что твоя, — Церцерсис скривился от отвращения, — твоя… хм, Флекиг вылезла из-под теплого одеяла, взяла нож и пришила бы, ну, например, Червяка. Дрянь существо, никчемное, только воздух портит, но все к нему как-то притерпелись. Ну, вот так случилась — прирезала его из-за отвращения. Считал бы ты себя виноватым?

— За то, что она зарезала Червяка?

— Мерзкого Червяка.

— Она бы никогда этого не сделала.

— Почему? — Церцерсис подался вперед так, что Сворден легко мог укусить его за нос. Но не стал.

— Я бы ей не позволил.

— Ты ведь спал, — объяснил Церцерсис. — Накувыркался ночью и заснул.

— Тогда, конечно, считал, — пожал плечами Сворден. — Я ведь в ответе за нее.

— То есть, она — часть тебя?

— В каком-то смысле, — сказал Сворден. — Она самостоятельный человек, но…

— Подожди, — Церцерсис еще ближе наклонился к Свордену, и тому пришлось отодвинуться. — Ты хочешь сказать, что ты и она — отдельно? Вот здесь — она, вот здесь — ты? Так? — Церцерсис развел руки.

У Свордена возникло странное чувство, что они говорят на совершенно разных языках. Слова употреблялись те же, но смысл их не совпадал.

— Э-э-э… так.

— По отдельности мы бы здесь все сгнили. Кто пошел бы на поверхность? Кто бы чинил помпы? Каждый по отдельности? — Церцерсис с сомнением посмотрел на свою руку, точно ожидая, что она отделится от тела и отправится по своим делам.

— Но если никто этого делать не будет, то все погибнут. Каждый это понимает. Поэтому и берут на себя часть общей работы.

— Ха, даже если эта часть — быть приманкой для дерваля? — спросил Церцерсис.

— Риск есть везде, — ответил Сворден, но тут же вспомнил Блошку — на существо, которое осознавало всю опасность предприятия, она никак не походила.

— Где ты такого дерьма нахватался? — вздохнул Церцерсис. — Вот, посмотри, — он растопырил пальцы, — это — Блошка, это — Гнездо, это… — Церцерсис сжал кулак. — Все они — это я. И только я решаю — кому помпы чистить, а кому на корм пойти.

— И как же ты решаешь? То есть, нет. Как ты заставляешь их выполнять то, что решаешь?

— А как ты заставляешь себя отливать? — спросил Церцерсис. — Тут и заставлять не надо. Нужно захотеть. Все остальное — дело редуктора.

— Редуктора? — переспросил Сворден.

— Да, редуктора, — подтвердил Церцерсис.