Черный Ферзь - Страница 30

Ему хочется ухватить демона смерти за кожистые крылья, задержать его бег, давая несчастному слуге все-таки совершить свою попытку бегства в Самарру, но тут же понимает всю бессмысленность своего порыва, ведь именно в Самарру они и спешат, ибо там назначено роковое свидание слуги давно сгинувших господ со своею погибелью.

Похоже на сон. Очень похоже на сон. Пусть окажется только сном, кошмарным, надоедливым сном, что снится на одном боку, но стоит на мгновение вынырнуть из него, набрать воздуха реальности, не позволяющего окончательно заплутать в лабиринтах сознания, перевернуться на другой бок, как циркуляция безумия уступает место воплощению желаний — пиршеству фрейдистских толкований.

Сон всегда отличает внутреннее отсутствие памяти. Он — та глубина, глубже которой ничего не сможет быть, и поэтому воспоминания, желания, страхи в нем тотчас претворяются в ожившие образы, кружащие вокруг назойливым хороводом странных, абсурдных вещей — теми пресловутыми вазами-мирами с заключенным внутри прахом впечатлений, похожих на иссохших вампиров. Нужна свежая кровь самой жизни, пролитая в них, дабы оживить самою жизнь.

Если он не в силах догнать летящего демона, почти не касающегося носками ботинок пола, хотя он точно знает, что демону — дьявол знает сколько лет, что сердце демона требует электрической подпитки стимуляторов, а выработавшая свой ресурс печень — глотания таблеток, то означает ли это лишь кошмар сновидения, а не кошмар неодолимой судьбы? Как и где нащупать, найти ответ, от которого зависит не какой-то там эфемерный выигрыш, чувство глубокого удовлетворения от собственной удачливости, а вся дальнейшая жизнь, здесь и сейчас поставленная под огромный знак вопроса?

Все так реально, рельефно — цвета, запахи, текстура, даже внезапно пересохшее горло — все они вопиют о своем подлинном существовании. Чет или нечет? Орел или решка?

Планета внезапно остановился, и Сворден Ферц чуть не налетел на него.

— Здесь.

— Что это?

Исчезли пустоты и тишина огромных помещений, оставленных загадочной расой космических скитальцев. Громоздкие сооружения заполняли все вокруг нечеловеческой регулярностью неевклидовых объемов и плоскостей, и приходилось силой удерживать взгляд, по привычке следующий путями земных склонений и тут же теряющий опору, воспринимая нечеловеческую гармонию хаосом мельчайших деталей. Так можно разглядывать таинственные знаки нерасшифрованной письменности, даже не представляя, что скрывается за вычурными пиктограммами — буквы, слова, фразы или сама неуловимая материя мысли, но догадываясь о величии запечатленных в них событий.

— Сначала его назвали саркофагом, — ответил Планета. Дыхание с клекотанием вырывалось из глотки, выдавая ветхость ночного демона. Пр-р-роклятая старость…

— Сначала? — переспросил Сворден Ферц.

— Да. Артефакт обнаружили почти сразу после открытия этого мира. Установили принадлежность развалин Вандерерам и даже не стали обследовать. Решили, что они пусты… Как обычно, — в слабом свечении Сворден Ферц видел сползающие по лицу Планеты крупные капли пота, неприятно похожие на слизней. — Самым важным находкам, как всегда, не придают особого значения. Рутина. Понимаешь? Рутина освоения неизвестного. Выйдя в космос, человечество оказалось в магрибском подземелье, набитом золотом и драгоценностями. Мы стоим перед их сверкающей кучей и не знаем что схватить первым. Мы даже не обращаем внимания на старую лампу, которая, стоит только ее потереть, подарит нам такое могущество, что… — Планета поперхнулся, зажал рот, переломился, и Сворден Ферц еле успел подхватить его за локоть, чтобы не дать упасть.

Планета вытряхнул из склянки таблетку, разжевал. Сморщился:

— Нет ничего лучше, чем снадобье на основе гнилой печени зверя Пэх из соанских лагун…

— Шутить изволите, шеф?

— Прокол он и есть прокол. Нелепый и досадный. Десятки лет угробить на чужую кровавую кашу, не подозревая, что вот тут, рядом тикает бомба для всей Ойкумены. Совсем из головы вылетел у меня найденный артефакт, а когда здесь высадилась экспедиция, то было уже поздно, что либо предпринимать… Хотя, почему поздно? Все нити сплелись вот здесь, — Планета показал сжатый кулак. — Здесь. Контролируемый кризис, внезапная операция имперских легионов, десант Дансельреха, кровожадные ублюдки из устья Блошланга… Мало ли способов принести на алтарь науки еще несколько десятков жертв? Никто бы и слова не сказал… Никто бы и не подумал… Но нет. Нашлись более неотложные дела, чем какие-то раскопки на вверенной территории!

Планета ударил кулаком по лежащему перед ним продолговатому ящику, извлеченному из сумки, и бешено посмотрел на Свордена Ферца.

Сдает старик, — пришла в голову тоскливая мысль. Сдает на глазах совершенно невероятными темпами. Словно гранитная плита, дотоле массивная, надежная, пролежавшая вечность, которая вдруг начинает трескаться, крошиться от накопившейся в ней усталости противостояния ветрам, жаре, стуже, тысячам и миллионам человеческих ног, поднимающихся к храму. А ведь было время…

Точно прочитав мысли Свордена Ферца, Планета так же внезапно успокоился. Ощерил зубы в злой усмешке. Мол, не дождетесь, черти, мне еще рановато в ад — не все грехи человеческие на душу взяты, не вся скверна собрана, не все проклятые тени переправлены через Стикс.

— Это — эмбриональный архиватор.

— Архиватор? — не понял Сворден Ферц.

— Хорошее словечко, да? Неведомые чудовища сорок тысяч лет назад пришли сюда и основали генную библиотеку, чтобы терпеливо дожидалась — когда же внутрь заглянут считающие себя разумными существа, дабы скопировать их код, разобрать по составляющим, каталогизировать, а затем еще раз сложить и выдать собственную эмбриональную импровизацию аж в тринадцати экземплярах! Тринадцать орущих, пачкающих пеленки, но совершенно здоровых как бы человеческих младенцев. Если не считать того, что появились они из недр фабрики по производству проблем вселенского масштаба.

Планета тяжело опустился на приступок и, не снимая ладони с раскаленного ящика, точно опасаясь, что тот исчезнет, одной рукой покопался за пазухой, вытащил измятую пачку сигарет, вытряхнул, вытянул одну губами за фильтр, посмотрел на Свордена Ферца. Тот достал спички.

— Может, все обойдется? — попытался он если не утешить, то как-то отвлечь Планету от мрачных мыслей, избороздивших лоб глубокими морщинами. — Мало ли какие совпадения случаются? Закон больших чисел — если уж выбрались на просторы вселенной, то готовься к исполнению самых невероятных ожиданий.

— Утешаешь? — Планета глубоко затянулся и выдул дым в пол. — Утешай, утешай. Случайность… Как было бы здорово! Случайно открыли мир, случайно запустили машину, оставленную сверхцивилизацией десятки тысяч лет назад, случайно решили все же принять ублюдков в семью, случайно подружка одного из ублюдков оказалась хранительницей зажигателей. Мириады случайностей — это уже железная детерминированность, не находишь? Как там наш уважаемый Кудесник толковал? Видит горы и леса и не видит ни хрена? Прозорливец.

— Что такое зажигатели? — спросил Сворден Ферц. Нестерпимо захотелось курить.

— Бери, — Планета протянул пачку. — Не здешнее дерьмо, а земной табак… Пришлось восстановить небольшое производство для пристрастившихся специалистов по спрямлению чужих исторических путей.

— Спасибо, — вкус разительно отличался от дансельреховской отравы. Все равно что мед по сравнению с навозом.

— Зажигатели, черт их подери, — Планета забарабанил пальцами по ящику. — Знаешь сказку о Кощее Бессмертном? Ну, чья смерть — в сундуке, в утке, в зайце, в яйце, на кончике иглы? Вот это про них. Про ублюдков. Иногда мне кажется, что весь здешний невозможный мир создан лишь с единственной целью — защитить артефакт и его порождения. Я не говорю даже о физике, я имею в виду цивилизацию, не вылезающую из вяло текущей глобальной войны все исторически обозримое время. Воюют долго, жестоко, без какого-либо смысла и цели, даже номинальных, и ухитряются при этом не стереть себя окончательно, как-то управлять разрухой, прогрессировать, особенно в вооружениях. Разве такой мир может существовать? Его придумали, понимаешь? Его кто-то когда-то придумал — до нас и без нас. Вот поэтому у нас ничего здесь тоже не получается! Ни примирения, ни замирения, ни позитивной реморализации.