Черный дом - Страница 35
– Джуди? Джуд?
По-прежнему нет ответа. Он спешит по холлу на кухню, где обычно находил ее, если возвращался домой днем.
Кухня залита солнечным светом и пуста. Кухонный и разделочные столики чистые, все блестит, две кофейные чашки лежат на сушке, подмигивая солнцу чисто вымытыми боками. Солнце блестит и на осколках стекла в углу. Фред видит лепесток на одном из осколков и догадывается, что разбилась ваза с подоконника.
– Джуди? – вновь зовет он. Чувствует, как кровь пульсирует на шее и в висках.
Она не отвечает ему, но он слышит, как сверху доносится пение.
– Спи, моя крошка…
Фред узнает песню, но не испытывает облегчения, наоборот, у него все холодеет внутри. Эту песню она пела маленькому Таю. Колыбельная Тая. Она уже много лет ее не пела.
Он возвращается в холл и видит то, что поначалу упустил: репродукция картины Эндрю Уайетта[48] «Мир Кристины» снята с крючка и приставлена к батарее. Обои под картиной содраны до гипсокартона, листами которого обшиты стены. Фред бледный как мел, он знает, почему Джуди это сделала. Это не интуиция и не дедукция. Скорее телепатия, свойственная супругам, много лет живущим вместе.
Наверху Джуди все поет колыбельную.
Фред взлетает по лестнице, выкрикивая ее имя.
В верхнем коридоре разгром. Здесь они устроили галерею своего прошлого: Фред и Джуди около «Мэдисон шуз», блюз-клуба, куда они иногда заходили, если в «Шоколадном контрабасе» не было ничего интересного; Фред и Джуди, танцующие на свадьбе в окружении радостных родственников; Джуди в палате для рожениц, измученная, но улыбающаяся, держащая на руках крошечного, запеленатого Тая; семейная ферма Маршаллов, при взгляде на которую Джуди всегда фыркала; многое другое.
Большинство забранных в рамочки фотографий аккуратно сняты с гвоздей и поставлены у стены. Некоторые, например фотография фермы, брошены на пол. Осколки стекла разлетелись по всему коридору. Она содрала обои там, где их прикрывали фотографии. А фотографией Джуди и Тая в палате родильного отделения исковыряла даже гипсокартон. На некоторых царапинах запеклись капельки крови.
– Джуди! Джуди!
Дверь комнаты Тайлера открыта. Фред бежит к ней, осколки стекла хрустят под ботинками.
Джуди поет.
– Джуди! Дж…
Он застывает в дверном проеме, лишившись дара речи.
Комната Тая перевернута вверх дном, словно здесь, как в детективном фильме, искали что-то очень важное. Ящики выдвинуты из комода, лежат где попало, их содержимое разбросано. Повсюду летняя одежда: джинсы, футболки, трусы, белые носки. Дверь стенного шкафа распахнута, и большая часть одежды скинута с вешалок; та же телепатия подсказывает, что она срывала рубашки и брюки, чтобы посмотреть, нет ли под ними Тая. Пиджак единственного костюма Тая наброшен на ручку шкафа. Постеры содраны со стен. Марк Макгуайр разорван пополам. Обои она нигде не тронула, кроме одного места. Но уж там постаралась. За прямоугольником, который занимал постер с замком («ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ОЛД СОД»), обои полностью содраны. И на гипсокартоне опять следы крови.
Джуди Маршалл сидит на кровати сына, на голом матрасе. Простыня, одеяло, подушка сброшены в угол. Кровать отодвинута от стены. Голова упала на грудь. Лица не видно, его закрывают волосы, но она в шортах, и он замечает пятна и потеки крови на загорелых бедрах. Руки под коленями, и Фред этому рад. Пока есть такая возможность, не хочется смотреть, как она поранила себя. Сердце Фреда выскакивает из груди, кровь переполнена адреналином, во рту горечь.
Она вновь начинает петь колыбельную, и к нему возвращается дар речи.
– Нет, Джуди, нет. – Он идет к ней, как по минному полю, стараясь не наступать на разбросанные вещи, а ведь еще вчера, когда заходил к сыну, чтобы поцеловать его перед сном, отметил царящий в комнате образцовый порядок. – Перестань, сладенькая, все хорошо.
О чудо, она замолкает. Поднимает голову, и у него перехватывает дыхание, когда он видит стоящий в ее глазах ужас. Больше, чем ужас. В них – пустота, словно все, что находилось за ними, соскользнуло в сторону, оставив вместо себя черную дыру.
– Тай ушел, – говорит она. – Я посмотрела за всеми фотографиями и постерами… Я была уверена, что он за этим постером, если он мог где-то быть, то только там…
Она указывает на стену, на которой висел ирландский замок, и он видит, что четыре ногтя левой руки частично или полностью вырваны. У него конвульсивно сжимается желудок. Пальцы выглядят так, словно она окунала их в красные чернила. «Если бы это были чернила, – думает Фред. – Если бы чернила».
– …но, разумеется, это всего лишь картинка. Они все – картинки. Теперь я это вижу. – Пауза. – Аббала! Маншан! Аббала-горг, Аббала-дун! – Высовывается язык, невероятной длины язык, и доходит до носа. Фред это видит, но не может поверить своим глазам. Он словно пришел в кино на фильм ужасов, где-то на середине сеанса обнаружил, что фильм обернулся реальностью, и теперь не знает, что ему делать. А что он, собственно, должен делать? Что положено делать, открыв для себя, что женщина, которую ты любишь, сошла с ума, во всяком случае на какое-то время потеряла связь с реальностью… что положено делать? Что?
Но он ее любит, влюбился чуть ли не с первой их встречи, окончательно и бесповоротно, и никогда не жалел об этом, так что сейчас им движет любовь. Он садится рядом с ней на кровать, обнимает, прижимает к себе. Чувствует, как она дрожит. Вибрирует, словно натянутая струна.
– Я тебя люблю, – говорит он, удивляясь собственному голосу. Несмотря на замешательство и страх, которые переполняют его, голос спокойный. – Я тебя люблю, и все будет хорошо.
Она смотрит на него, и что-то возвращается в ее глаза. Фред не может сказать, что это разум (как бы ему этого ни хотелось), но что-то заполняет бездонную пустоту. Она знает, где она и кто с ней. На мгновение он читает в ее глазах благодарность. Потом ее лицо перекашивает от горя, она начинает плакать. Рыдать. В рыданиях – невыносимое чувство потери.
– Тай ушел, – говорит Джуди. – Горг зачаровал его, и аббала взял к себе. Аббала-дун! – Слезы текут по щекам. Когда она поднимает руки, чтобы вытереть их, пальцы оставляют на щеках кровавые потеки.
И пусть он уверен, что Тайлер в полном порядке (сегодня никаких предчувствий у Фреда не было, если не считать его прогноза по продаже почвофрез компании «Хилер»), от этих потеков по его телу пробегает дрожь. И причина – не состояние Джуди, а ее слова: «Тай ушел». Тай с друзьями. Вчера вечером сказал Фреду, что он, Ронни, Ти-Джи и этот несимпатичный ему Эбби Уэкслер договорились провести день вместе. А если будет неинтересно, он обещал вернуться сразу домой. Все вроде бы предусмотрено, однако… а как насчет материнской интуиции?
«Ну, – думает он, – если она есть, то на «Фокс нетуорк»[49].
Он поднимает Джуди на руки и вновь приходит в ужас: какая легкая. «С тех пор как я поднимал ее последний раз, она похудела на двадцать фунтов, – думает он. – Как минимум на десять. Как я мог этого не заметить?» Но он знает как. Во-первых, увлеченность работой. Во-вторых, упорное нежелание признать, что с Джуди не все в порядке. «Ладно, – думает он, вынося Джуди из комнаты Тая (она уже подняла руки и обняла его за шею), – хоть со вторым у меня уже полная ясность». В это он верит, хотя по-прежнему думает, что сын его в полной безопасности.
Джуди, поднявшись наверх, не заглянула в их спальню, так что она – оазис порядка и здравомыслия. Должно быть, чувствует это и Джуди. Устало вздыхает, руки падают с шеи мужа. Язык показывается изо рта, но лишь для того, чтобы облизать верхнюю губу. Фред наклоняется и укладывает ее на кровать. Она поднимает руки, смотрит на них:
– Я… порезалась… поцарапалась…
– Да, – отвечает он. – Сейчас что-нибудь сделаем.
– Как?..
Он садится рядом. Ее голова утопает в мягких подушках, веки закрываются. Он думает, что по-прежнему видит в глазах Джуди ужасающую пустоту. И надеется, что ошибается.