Чёрный беркут - Страница 8

Яков сладко потянулся, разогретый жаром, идущим от костра, прикрыл глаза. Странные звуки донеслись до его слуха. Кто-то играл на свирели.

Борясь с дремотой, Яков решил было, что свирель ему приснилась, но звуки повторились. Он открыл глаза.

Каип Ияс сидел по-восточному у стены гаваха и с упоением выдувал из дудочки — по-местному блюра — незамысловатую мелодию.

— Вот он, музыкант, — стряхивая с себя дремоту, сказал Яков.

Контрабандист словно не слышал его и продолжал дуть в свою дудку.

— Слышь, Каип Ияс, — окликнул его Яков, — хороша твоя песня, только длинная.

— Ты мне веревкой руки испортил, плохо получается, — откликнулся наконец Каип Ияс. — Подожди, пальцы отойдут, лучше сыграю.

— Чудной какой-то, — пробормотал Яков. — Через границу идет, жизни не жалеет, а пальцы бережет...

Никогда прежде ему не доводилось слышать, чтобы контрабандист брал с собой дудку. Музыка Каип Ияса была унылой, как осенний ветер, но звуки блюра Якову не мешали. Спокойно к ним отнеслась и Ольга. Тем не менее Яков смотрел теперь на Каип Ияса подозрительно: кто его знает, не морочит ли голову, не зовет ли своих на помощь? Хотя кто может услышать его в такую грозу!

Яков подбросил в костер дров. Вспыхнувшее пламя ярко осветило гавах и сидевшего у стены Каип Ияса...

Жарко пылал костер. Слышался ровный шум дождя, перемежавшийся раскатами грома. Негромко тянул бесконечную мелодию на своей дудке Каип Ияс, словно жалуясь на горькую судьбу.

Яков и Ольга, устроившись рядышком на камне, молча смотрели в огонь, думая каждый о своем. В гавахе стало тепло и уютно. Казалось, ничто не может нарушить их покоя. Но Якову было тревожно: ночью в горах небезопасно.

— А-а-а!.. — раздался неподалеку отчаянный крик.

— Яков вскочил.

— Кричат, — испуганно сказала Ольга.

Крик повторился. Яков прикинул, где случилось несчастье. Скорее всего там, где они шли по отщелку. Он уже напяливал на себя непросохшую одежду, совал ноги в сапоги. Вспомнил о Каип Иясе, поставил берданку рядом с Ольгой:

— Охраняй, а то убежит.

— Ты что? — испугалась Ольга. — Разве я могу?..

Молча согласившись с женой, досадуя на задержку, Яков снова связал Каип Ияса. Остаток веревки — добрых двадцать метров — прихватил с собой.

Выскочив из пещеры, он на мгновение остановился, ослепленный темнотой. На него обрушились потоки воды. Мокрая одежда прилипла к телу, между лопатками побежали холодные струйки.

Полыхнула молния. Яков увидел площадку перед гавахом, карниз, исчезающий за склоном горы, где проходила в отщелке дорога.

Площадка показалась совсем маленькой, карниз — узким. За обрывом — затянутая сеткой дождя пустота.

— А-а-а-а! — снова раздался приглушенный шумом дождя крик.

Яков бросился на голос, обогнул скалу, при свете молнии увидел повозку военного образца с натянутым на дуги брезентом. На брезенте в белом круге красный крест.

Рослый пограничник в буденовке и в плаще с капюшоном, уцепившись одной рукой за ствол дикого клена, другой держал под уздцы лошадь, скользившую копытами по камням. Мутный поток захлестывал повозку. Якову показалось, что она медленно сползает к краю карниза и вот-вот полетит в пропасть.

— Дер-жи-и-и-сь! — крикнул он, на бегу сматывая веревку вдвое. Мгновенно накинул петлю на ступицу колеса, притянул к стволу клена, нырнул под морду лошади, замотал другой конец веревки вокруг оси с другой стороны возка, крепко затянул узел.

— Я тут и одын утримаю![16] — крикнул приободрившийся пограничник. — Рятуй[17] Свэтлану!

— Что делать? — не понял Яков.

— Свэтлану спасай!

— Где она?

— За брычкой.

Снова вспыхнула молния. Яков увидел невысокую женщину в плаще с капюшоном, изо всех сил упиравшуюся сзади в повозку.

— Держи-и-и, Дзюба-а-а! — резанул уши Якова ее звонкий голос. Он узнал крик, который слышал в пещере. Повозка натягивала веревку и все еще оседала назад, сталкивала с карниза женщину. Она делала отчаянные усилия удержаться, но мутный поток захлестывал ее.

Женщина в любой момент могла свалиться вниз, и Яков не успел бы схватить ее за руку.

Не раздумывая, он прыгнул к краю карниза и, обдирая колени и ладони, заскользил по крутому склону. По ногам хлестнули ветки куста. Яков мертвой хваткой вцепился в него, почувствовал, как в ладони глубоко вонзились колючки. Тут же едва успел схватить оторвавшуюся от повозки женщину.

Куст затрещал под двойной тяжестью. Яков нащупал ногой какой-то выступ.

— Э-ге-гей! — раздался прямо над головой испуганный возглас Дзюбы. При очередной вспышке молнии над краем карниза четко вырисовался силуэт пограничника.

— Здесь мы, — отозвался Яков. — Разверни возок поперек склона, отвяжи веревку, спускай сюда.

Через минуту конец веревки, взметнувшись петлей над головами Якова и Светланы, упал рядом. Первой Дзюба вытянул наверх женщину, затем Кайманова.

Якова удивило, что спутница пограничника будто и не испугалась.

— Спасибо, что выручили, — сказала она, пытаясь в темноте рассмотреть поцарапанные ладони. — Покажите свои руки. Наверное, тоже ободрали о камни?

— Пустяки... У вас другое дело.

— Жаль, темно, ничего не видно.

— Пустяки, — повторил Яков. — Пройдет. — При новой вспышке молнии он перехватил устремленный на него пытливый взгляд темных глаз. Женщина смотрела на него так, будто хотела спросить: «Что вы за человек? Действительно бесстрашный и скромный, или это рисовка?» А он подумал: «Видно, не из пугливых».

Дзюба, держа лошадь под уздцы, будто ничего не случилось, спокойно проговорил:

— Я ж казав вам: идить со мной рядом, Свэтлана Николаевна. Уж теперь-то я вас ни на шаг от себя не отпущу...

— Давай я со Светланой Николаевной впереди пойду. К гаваху тропу лучше знаю, — предложил Яков. — А ты сзади за возком смотри, чтобы юзом не съехал.

— И то дило... Умну ричь и дурень поймэ.

Покачивая широкими плечами, задевая за камни промокшим плащом, по которому продолжал барабанить дождь, Дзюба обошел возок, весело крикнул:

— Пишлы!

Взяв под уздцы коня, Яков повел его по дороге к пещере. Светлана шла рядом — между ним и склоном.

— Мы ведь тоже к этому гаваху ехали, — сказала она. — Совсем немного осталось. А все из-за Дзюбы. Какой сам, такой и конь. Оба на ходу спят, как говорят наши пограничники, «хмыря давят».

«Пещеру гавахом называет, по-курдски, — подумал Яков. — Значит, не первый день здесь живет».

— Шо там такэ? — услышав свою фамилию, откликнулся шагавший позади Дзюба.

— Видали? — сказала Светлана. — Я спрашиваю, как там у тебя? — крикнула она. — Скоро придем!

— Та вже скоро.

Впереди показалось яркое пятно: вход в пещеру, освещенный костром. На светлом фоне — темная фигура встревоженной Ольги, вышедшей прямо под дождь.

Светлана быстро направилась к ней, откинула капюшон плаща.

— Здравствуйте! Меня зовут Светлана Карачун. Просто замечательно, что у вас тут и костер, и ужин, и постели. Дзюба, — обратилась она к своему повозочному, — принесите, пожалуйста, мой вещмешок и санитарную сумку. А это кто? Шаромыжник? Что ж вы его спутали? Боитесь убежит? Вы приезжие? Да? — Тут же решительно объявила: — Мужчинам в гавах пока не входить!

Ольга обрадованно поздоровалась, проводила гостью в пещеру. Между ними начался оживленный женский разговор.

Прислушавшись, Яков догадался, что спасенная им от верной смерти женщина не только переодевается, но и перевязывает ободранные при падении колени. Судя по возку с красным крестом, нетрудно было понять, что она фельдшер или врач. Кайманова неприятно задело, что незнакомка сочла его новичком, приезжим, да еще таким, какой из страха скрутил руки несчастному шаромыге.

С помощью Дзюбы он выпряг коня, привязал его рядом со своей лошадью, задал овса. Теперь Яков и Дзюба стояли и мокли у входа, дожидаясь, пока им разрешат войти.