Чёрный беркут - Страница 12

Всадники отпустили подпруги лошадям. Те потянулись к воде, стали пить, как пили до них сотни и тысячи лошадей и верблюдов, коров и овец.

— Меньше стало воды, — сказал Галиев. — Засорились кяризы, чистить надо.

— Наверное, илом занесло, — отозвался Яков.

Он с удивлением рассматривал плиты вокруг колоды. Какой огромной силой надо было обладать, чтобы ворочать, укладывать и обтесывать их! Метровый плитняк к колоде они возили с отцом на быках со Змеиной горы. Яшке тогда казалось обычным, что отец один ворочает каменные глыбы. Но сейчас-то он понимал, что каждую такую глыбу обыкновенным людям даже втроем не поднять. Две пули, два ничтожных кусочка свинца оборвали жизнь такого могучего человека!..

Лошади напились. Всадники снова подтянули подпруги, сели в седла, шагом направились к заставе.

Вот и Змеиная гора, на которой Яков и Барат в тот памятный день поймали гюрзу. Яков невольно посмотрел на свою левую руку, пошевелил обрубком пальца. Думал ли молодой доктор, спасая ему жизнь, что сам в тот же день расстанется с жизнью? Думал ли отец, беспокоясь о пропавшем где-то сыне, что в последний раз ищет его?

Миновали еще один подъем, на повороте которого стражем стояло круглое, как шапка, сложенное из камней, с бойницами на все четыре стороны, оборонительное укрепление. Вдоль дороги потянулась каменная стена казармы, с узкими и высокими окнами. За казармой — овраг. Казаки погранпоста часто пили водку, а мальчишки собирали в овраге бутылки. Во дворе таможни стоял железный ящик с негашеной известью. Набьешь в бутылку извести, нальешь воды, пробкой заткнешь, получается бомба. Крепко попадало Яшке от отца за эти бомбы.

Теперь здесь, где раньше был казачий пост, — застава пограничников. Начальник заставы приказал на могиле отца и Вениамина поставить обелиск. «Уважение к живым начинается с уважения к памяти мертвых» — так сказал Карачун. Почему-то Яков подумал, что начальником должен быть мудрый пожилой человек.

Перед казармой — широкая площадка. Дорога, окруженная горами, вьется дальше на подъем. Там граница.

Стоявший у ворот заставы часовой пропустил их во двор. С крыльца казармы сбежал среднего роста худощавый и ловкий в движениях молодой командир — начальник заставы, с портупеей через плечо, маузером на боку. Вслед за ним — сильный и гибкий, с хищным обликом курд. Что-то знакомое было в его лице, но Яков не мог вспомнить, где его видел. Курд держал в руках винтовку, указывал рукой в сторону сараев, стоявших в глубине двора, что-то горячо доказывал начальнику заставы. Яков проследил за его взглядом. Недалеко от конюшни стоял привязанный к столбу ишак. На его спине алела не то рана, не то потертость от вьюков. Над ишаком кружилась сорока и все норовила сесть на спину: свежая кровь не давала ей покоя. Но едва сорока садилась на ишака, тот начинал лягаться, высоко вскидывая зад.

Споривший с начальником курд прицелился. Командир сделал предостерегающий жест, но поздно: грянул выстрел. Сороку словно кто-то подбросил вверх. Взмахнув крыльями, она перевернулась в воздухе и, зацепившись за круп ишака, упала на землю. Ишак отпрянул в сторону. Яков спешился, подошел к нему, поднял убитую птицу. Пуля попала в грудь, вырвав с другой стороны мясо и перья. Чувство жалости к птице и в то же время чувство зависти к стрелку охватило Якова. Впервые он видел такой меткий выстрел.

— Эй, Кайманов! — окликнул его командир. — Здравствуй, дорогой! Знаю, Яковом зовут. Мне о тебе комиссар Лозовой говорил. Я пригласил тебя чарку выпить, по душам поговорить, а у нас опять чепе: ишак на заставу с контрабандой, да еще раненный, пришел, а людей, что с ним были, нету. Надо искать. Так что давай с первого знакомства включайся в службу. Зовут меня Федор Афанасьевич Карачун, а это — Аликпер Чары оглы, старший бригады содействия с заставы Пертусу, лучший стрелок во всей округе.

Аликпер! Товарищ по набегам на караваны! Как ты изменился и возмужал! Несколько секунд Яков и Аликпер ревниво изучали друг друга.

Смелый, открытый взгляд карих, с прищуром глаз, прямой нос, красивое загорелое лицо. Во всем облике Аликпера — хищная повадка, как у барса, крадущегося по следу джейрана. Он изучал взглядом Якова, похлопывая крепкой загорелой рукой по цевью винтовки, словно выбирая, куда еще вогнать пулю.

— Салям, Аликпер Чары оглы! — протянул руку Яков.

— Эссалям алейкум, Ёшка, — с готовностью ударил ладонь в ладонь Аликпер, с силой сжал Якову пальцы. — Какой ты большой, красивый стал...

— Ты тоже парень что надо, — сказал Яков и в свою очередь сжал ему руку.

— Ну хватит вам один на другого силу тратить, поберегите для бандитов, — остановил их Карачун.

Яков отпустил Аликпера и дружески толкнул его в плечо. Сам получил такой же увесистый тумак. Оба весело захохотали.

— Ладно, ладно, ребята, — снова попытался настроить их на серьезный лад Карачун. — Давайте соображать, что делать. Людей у меня нет. В бурю всех разослал по участку. Придется самим на розыски идти.

Яков оглянулся. Светланы нигде не видно: то ли по хозяйству хлопочет, то ли отдыхает. Не вышла она даже тогда, когда во дворе грохнул выстрел. На заставе только часовой у ворот, да к ишаку идет знакомый уже пограничник Дзюба с санитарной сумкой. Видно, на самом деле людей у начальника заставы мало.

— А у вас тут весело, — сказал Яков. — Вчера шаромыга, сегодня ишак с контрабандой, завтра тоже чего-нибудь жди?

— Редкий день без «гостей». Косяком прут, — признался Карачун. — Понимаешь, Яша, — обращаясь дружески на «ты», продолжал он, — отпустил я на охоту двух пограничников — Чумака и Шевченко с дорожным мастером Бочаровым, чтобы для заставы мяса привезли. Дал им ишака воду и продукты подвезти. Смотрю, ишак один на заставу идет. Знает, думаю, треклятая скотина, что у него тут и овес, и стойло. Потом смотрю, ишак в бою побывал — на спине рана, вместо продуктов — вьюки с мануфактурой, коньяком... Мало нас еще на заставе. Доложил мне Галиев, что ты вернулся, да еще по-курдски, как на родном языке, говоришь, сразу за тобой послал. Без народа нам, Яша, ничего не сделать. Граница-то вон какая! Горы! А нас — горстка, на главные направления по одному наряду и то не хватает. А контрабандисты соберутся бандой в пять, десять, пятнадцать человек, залпами бьют! Без бригад содействия мы как без рук. А некоторые начальники еще раздумывают, надо ли вооружать «базовцев».

Дежурный, по знаку Карачуна, вынес из казармы винтовку и подсумок, передал Якову, подвел начальнику заставы коня.

Скрывая волнение, Кайманов надел подсумок на ремень, винтовку повесил стволом вниз через плечо.

Карачун уже взялся за луку седла, когда дверь домика, стоявшего поодаль, открылась и на крыльцо вышла раскрасневшаяся, в нарядном платье Светлана.

— Федя, приглашай гостей к столу. Яков Григорьевич, жалко, что вы Олю не привезли, придется вам за двоих отвечать. Аликпер-джан, прошу в дом!

Карачун беспомощно посмотрел на Аликпера, потом на Якова, развел руками. Лицо его сморщилось от жалости к себе и Светлане.

Едва она увидела это, все поняла, искренне огорчилась.

— Ты знаешь что?.. — начал осторожно Федор.

— Знаю! Все знаю! — с деланным равнодушием сказала Светлана. — Завернуть вам еду в газету, положить в сумку, вы будете ехать и на ходу жевать, даже не замечая, что едите, потому что вам надо ловить нарушителей.

Светлана говорила полушутливо, но с явным раздражением.

— Правильно! — бодро воскликнул Карачун. — Ты все очень здорово придумала! А мы, когда выясним эту историю с ишаком, где-нибудь в самом красивом месте сядем под арчой и, не торопясь, съедим твои пироги.

— И на том спасибо, — так же полушутливо, но с огорчением сказала Светлана. Она вернулась в дом, вскоре вышла, передала Дзюбе красноармейский вещевой мешок, набитый всякой снедью.

Карачун поцеловал жену, приказал всем следовать за ним, легко вскочил в седло. Небольшой отряд тронулся в путь.

— До свидания, Светлана Николаевна, — сказал Яков.