Чёрный беркут - Страница 107

Долго они говорили о войне, ворвавшейся в жизнь каждого и в судьбы всей страны. Потом Яков неторопливо и обстоятельно рассказал другу о событиях, происшедших на Даугане за то время, пока Степан был в пограничном училище, о матери и Флегонте, о том, как брали банду Шарапхана, о своем ранении и болезни, о предупреждении Амангельды, узнавшем, что по окрестным аулам где то бродит прихвостень Флегонта — Аббас-Кули.

Только хотел распорядиться, чтобы принесли ужин, как зазвонил телефон. В трубке послышался срывающийся от волнения голос:

— Товарищ старший лейтенант, докладывает Красноперов. На заставе прорыв. След обнаружен в районе сухой арчи, ведет к линии границы. Застава поднята по тревоге.

«Аббас-Кули, легок на помине», — мгновенно мелькнуло в мозгу Якова. Красноперову приказал:

— Проработайте след, усильте наряды по линии границы. Ждите нас с начальником заставы лейтенантом Дзюбой.

Так и не успев поужинать, спешно выехали на Дауган. Даже при свете фонаря нетрудно было убедиться, что через границу прошел Аббас-Кули. Словно в насмешку над пограничниками, он надел знакомый им по отпечаткам меченый чарык с косым шрамом на пятке.

Невесело начиналась служба в новых должностях у Кайманова, Дзюбы и Красноперова. Надо было писать донесение о прорыве. А что писать? Прорыв есть прорыв — донесением делу не поможешь.

С линии границы Яков и Дзюба возвращались в самом мрачном настроении.

— Слышь, Яшко, — проговорил Степан, — Красноперов ночью плакал. Кулаки кусал и плакал. Я ему: «Вытирай скорей очи, шоб никто не бачив». А он: «Вытереть можно, а как теперь в глаза людям смотреть?» Не успел он, как ты советовал ему, разыскать в поселке Барата и Балакеши.

— Значит, понял свою ошибку?

— А то...

— Что «а то»? Понял или не понял?

— Понял, как не понять. Сам говорил: «Связался бы вовремя с бригадой содействия, большую поддержку получил». Сказал правильно. Зря не сделал. Барат, Савалан, Балакеши, Нафтали Набиев ту заразу, Аббаса-Кули, сколько лет как облупленного знают...

Солнце стояло уже высоко, когда Кайманов, вызвав машину, вернулся в комендатуру. Подъезжая к длинному одноэтажному зданию, увидел в тени карагача своих старых друзей. Они никогда не надевали военную форму, но с детства отдавали все силы охране родных рубежей. С удивлением остановил взгляд на Барате: тот держал в руках винтовку. Знал Яков, что Барат любому оружию предпочитал свой верный бичак, но глаза не обманывали: в руках у Барата винтовка.

— Салям, дорогие друзья! — обратился Кайманов к собравшимся. — Спасибо, что ничего не надо вам объяснять, на самое трудное дело уговаривать вас не надо. Я смотрю, сегодня даже те, кто охотничье ружье никогда в руки не брал, тоже с винтовкой. Сагбол тебе, Барат! Ты всегда правильно понимаешь, что нужно делать.

— А, Ёшка, — отозвался Барат. — Какой теперь мужчина без винтовки? Раз Барат взял винтовку, — значит, так надо. Кругом война...

Дур — стой.

Кто идет?

Кочахчи — контрабандист, дословно — нелегальщик.

Сабза, бидана — сорта сушеного винограда.

Вилюшки — извилины горной дороги.

Отщелок — отрог ущелья.

Терьяк — опий.

Гавах — пещера.

Сель — каменисто-грязевой оползень в горах.

Арча — древовидный можжевельник.

Чарыки — самодельная обувь.

Как дела?

Яваш-яваш — потихоньку.

Яш-улы — дословно «большие годы», уважительное обращение.

Чурек — хлебная лепешка.

Утримаю — удержу.

Рятуй — спасай.

Белемок — не понимаю.

Баджи — женщина.

Как живешь, брат?

Очень хорошо!

Штуцер — нарезное охотничье ружье.

Келле — голова.

Палас — ковер.

Керковый — кленовый.

Сармак — деньги.

Сагбол — спасибо, дословно «здоровым будь».

Хуршуны — переметные сумы.

Зембель — корзина.

Черводары — кочевники.

Шурпа — суп, похлебка.

Опе — отец.

Начальник ты, в конце концов, или шпана?

Ширя — высший сорт опия.