Черный - Страница 4

— А ты наведайся к нему. То-то Женька обрадуется! Небось, до сих пор сохнет по тебе. Потому и развелся с женой.

— Ну да, как же! Мало ли кто развелся…

Алька с ней согласилась — многие из их класса уже успели обзавестись вторыми мужьями и женами.

— Здорово, что ты позвонила, Ванда! — с новой силой затарахтела она. — А то пропала совсем! Мы хоть изредка, но собираемся…

Под звуки ее пронзительного голоса Ванда задумалась о превратностях судьбы. Еще вчера ее счастье казалось нерушимым, а сегодня в душу закрались страх и ревность, и она вспомнила о Ратникове. Тот всегда готов был подставить ей плечо, прийти на помощь в любых обстоятельствах. Разве не чудесное совпадение, что он сделался детективом именно тогда, когда это может ей пригодиться? Не зря она позвонила Альке.

— …записывай адрес и телефон! — раздалось в трубке, и Ванда включилась в разговор. — Женька всех приглашал на новоселье.

— Он квартиру купил?

— Да нет же, в офис, — захихикала бывшая одноклассница. — У него как раз ремонт закончился. Устрой ему сюрприз!

— Он… спрашивал обо мне?

— Не решился. Он боится тебя! Ты ведь и раньше его отшивала, а теперь…

— Теперь я замужем.

— Вот именно, — почему-то скептически хмыкнула Алька. — Ты у нас слишком гордая! На встречу выпускников ни разу не явилась. И вообще, как в воду канула. Мы вынуждены перебиваться слухами…

— Не люблю я эти бестолковые тусовки. Люди, которых ничего не связывает, кроме прошлых глупостей, собираются и начинают либо хвастаться своими успехами, либо плакаться, либо перемывать кости отсутствующим.

Алька захихикала.

— Я же говорю, гордая ты! А гордиться — грешно. Ладно, ручка есть? Пиши… — она продиктовала адрес детективного агентства. — Вдруг пригодится?

На следующий день с утра зарядил проливной дождь.

Шаранов уехал на работу, а Ванда неожиданно расплакалась. Между ней и мужем будто кошка пробежала. Он то замыкается в себе, то неестественно много говорит. Даже его голос изменился: стал напряженным и фальшивым.

Ванда упала духом. Она не знала, как ей быть. Единственным человеком, которому она могла довериться, была ее мать. Съездить к родителям? Но что она скажет? «Миша меня разлюбил? Он мне изменяет?» Откуда у нее подобные мысли?

Она пожалела, что не научилась водить машину: можно было бы проследить за мужем. Ванда смотрела на косые хвосты дождя, лужи на тротуарах, беспросветное серое небо и задыхалась от слез. Если вдуматься, у нее нет никакого повода обвинять Шаранова в измене. Она будет выглядеть смешно в глазах собственной матери, пожалуй, та ее не поймет.

Чтобы хоть немного отвлечься, Ванда взялась за приготовление обеда. Утка с черносливом и яблоками получилась жестковатая, спинка подгорела. Пирожки не подошли. У нее все валилось из рук. Какая из нее домохозяйка? Наверное, ей не стоило отказываться от карьеры… Шаранов каждый день видит в офисе молодых хорошеньких женщин, накрашенных, причесанных и модно одетых. Они соблазняют его… Он же не каменный.

«А мне что делать? — сокрушалась Ванда. — Укладывать волосы, наносить макияж и наряжаться в дорогое платье, чтобы стоять у плиты?»

Пометавшись по квартире, она наткнулась на коробку с мелочами — дешевой бижутерией, статуэтками, рамками для фотографий и прочими безделушками.

— По фэн-шую, накопление хлама не способствует свободному движению энергии, — пробормотала Ванда. — Давно пора все перебрать и выбросить.

Ей попалась забытая вещичка — позолоченный павлин с красным камушком вместо глаза. Не брошь, потому что без застежки; не кулон, потому что без петельки; не пряжка, не заколка для волос… Валяется без толку. Никуда его не приспособишь.

Этого затертого прикосновениями чьих-то рук, потускневшего от времени павлина подарила ей на свадьбу тетка из Калуги. Ванда чуть со стыда не сгорела, развернув маленькую бандероль. Правда, тетка была двоюродная, на торжества ее не приглашали. Откуда она узнала о предстоящем браке подмосковной племянницы, осталось для Ванды загадкой. Павлина сопровождало короткое письмецо, написанное крупным наклонным почерком. Тетка сообщала, что птица испокон веков считается символом семейного счастья, и павлин этот верой и правдой служил ей. «А теперь послужит и тебе, дорогая Ванда, — заключила свое послание тетка. — Береги его и храни. В нужный момент он тебе пригодится!»

Ванда положила павлина на ладонь и расхохоталась. Смеялась и смеялась, не в силах остановиться. То слезы, то нервный хохот. Похоже, у нее истерика…

Ратникова было не узнать. Он выглядел на все тридцать — раздался в плечах, окреп, лицо обрело выражение спокойствия и уверенности, в волосах серебрились ниточки седины. Это в двадцать четыре года! Видать, потрепала его жизнь, потискала в медвежьих объятиях.

— Ванда? Не ожидал… — без прежнего трепета в голосе произнес он. — Почему не позвонила? Я бы приготовился к встрече. Шампанское, цветы, конфеты. А так у меня только коньяк с лимоном.

— Давай коньяк, — кивнула она. — Тем более что повод есть.

Он не спросил, какой повод. Промолчал. Достал из шкафчика бутылку, бокалы.

— У тебя и секретарша есть? — оглянулась по сторонам Ванда. На стуле висел женский шарфик пестрой расцветки.

— Помощница…

— Где она?

— Сейчас дома, приболела.

Они выпили. Ванда до дна, а Ратников только глоток. У него был довольно приличный офис: много света, пальмы в больших горшках, кожаная мебель, телевизор, два компьютера. Пара авиамоделей на полках — дань юношескому увлечению.

— Дела идут неплохо, — поймал ее взгляд бывший поклонник. — На хлеб с маслом хватает. Ты, я слышал, замужем. Счастлива?

— Плесни еще…

После второй порции спиртного Ванда слегка захмелела и осмелела. Ей почему-то стало обидно, что Женька не проявляет никакой влюбленности. Быстро же испаряется «вечное чувство»!

— Как тебя теперь называть? Евгений, господин Ратников? Она невольно прыснула. Он остался невозмутимо вежливым.

— Решай сама. А ты все такая же… красивая. Нет, ты стала еще лучше.

Он произнес это как обычный комплимент. Если что-то и шевельнулось в его сердце, то он ловко прикидывался безразличным. Ванда хотела еще выпить, но стеснялась попросить. А Ратников не догадывался или делал вид, что не догадывается.

Они поменялись ролями. Раньше он терялся, мучительно краснел, не мог найти слов. Сейчас Ванда ощущала скованность и неловкость в его присутствии, словно была в чем-то виновата перед ним.

— Я пришла за помощью, — выдавила она. — Ты готов выслушать меня… по старой дружбе?

Он уставился на нее взглядом сыщика, а не влюбленного. Зря она старалась — тщательно подкрашивалась, долго выбирала платье и наконец остановилась на кремовом шерстяном со скромным декольте, которое должно было напомнить школьные годы. Выходит, короткая у мужчин память.

— Для тебя все что угодно… — улыбнулся Ратников. — Просите, и дано вам будет!

— Не знаю, с чего начать…

— Тебе кто-то угрожает? Шантажирует?

— Бог миловал, нет. Это касается… моего мужа.

— Собираешь компромат для развода?

— Нет, что ты! — испугалась Ванда. — До этого пока не дошло. Я просто хочу удостовериться…

Она достала из сумочки платочек и прижала к губам, забыв о помаде. Взяла передышку. Может, ей вообще встать и уйти? В сознании всплыл павлин. Его глаз вспыхивал красным, словно предупреждая об опасности.

«Без помощи мне не обойтись, — подумала Ванда. — Ратников, по крайней мере, будет держать язык за зубами. Он смолоду умел хранить тайны. Да и профессия обязывает».

В школе Женька зачастую подделывал автограф родителей в ее дневнике и сочинял записки от их имени про несуществующую болезнь дочери, которая тем временем прогуливала уроки, бродя по парку или сидя в кино на дневном сеансе. И никто об этом доныне не узнал. В любом случае, больше обратиться не к кому.