Черные звезды - Страница 30

— Вот, смотри… Я решил проверить электрическую часть. Это, если помнишь, вытягивающие электромагниты… — Он черной перчаткой коснулся катушки на железном сердечнике, покрытой лоснящейся масляной бумагой. — Видишь? Типичное короткое замыкание на корпус.

Действительно, в одном месте через масляную бумагу к железу сердечника выходила черная, обуглившаяся линия: будто червяк прогрыз в изоляции дорожку от меди к железу. Это было место пробоя.

— Вытягивающие электромагниты отказали. Понимаешь?

— Ну и что? — спросил Николай. — При таком взрыве, конечно, должны быть всякие пробои, короткие замыкания и тому подобное, хотя бы от высокой температуры. Здесь все полетело, не только эти магниты… (“Нашел какую-то мелочь!” — подумал Самойлов, раздраженный своей неудачей.) Ты, я вижу, везде находишь электрические пробои… Ладно, сфотографируй, потом разберемся.

Но Яков все-таки доказал свое.

Вечером на полу одной из комнат института была расстелена огромная сиреневая фотокопия общего вида мезонатора. Самойлов и Якин ползали по ней на коленях.

— Так… Вот здесь главная камера, тут облучение… — задумчиво повторял Николай, водя карандашом. — Там — окно во вспомогательную камеру…

Рядом были разложены еще не просохшие увеличенные фотоснимки того, что сейчас осталось от камер. Снимки были покрыты сыпью белых точек — следами радиации.

— Взрыв произошел здесь, во вспомогательной камере, — рассуждал Николай. — Заметь: не в главной, а во вспомогательной, у самого ввода в главную. Странно… Анализы образцов еще не принесли?

— Нет. Нужно позвонить. — Голос Якова прозвучал слабо и хрипло.

Николай внимательно поглядел на него:

— У тебя глаза красные. Устал? — Нет… — Яков упрямо крутнул перевязанной головой.

— Угу. Так, значит, здесь… Кстати, где деталировка? Нужно выяснить, откуда появилось это странное отверстие. — Самойлов порылся в чертежах и развернул лист, на котором сверху было вычерчено: “Плита основания вспомогательной камеры мезонатора, материал — вакуумированный бетон, масштаб 1 : 2”. Сравнил с фотографией. Снимки неважные, от обилия радиации они похожи на рентгеновский снимок. Особенно светлой выглядела воронка с черным прямоугольным отверстием в центре. На чертеже этого отверстия в плите не было. Яков ушел узнавать, сделали ли анализ образцов. Самойлов подошел к окну, раскрыл форточку, подставил голову струе холодного воздуха… Беспорядочно бежали мысли: “Голуб облучал нейтрид минус-мезонами. Что-то новое получилось у них, какое-то неожиданное вещество. Мезоний? Сам Иван Гаврилович весьма неопределенно представлял себе его. Может быть, именно это вещество выделило громадную ядерную энергию?..

Но как? Распалось ли оно в момент образования под лучом мезонов? Или они нечаянно получили больше критического количества нового делящегося элемента? Или обычный нейтрид самопроизвольно разрушился? Но под воздействием чего?”

Возбужденный оклик вернувшегося Якина рассеял мысли.

— Слышишь? Анализ наших образцов еще обрабатывается, принесут завтра, — скороговоркой выпалил он. — Я звонил главному энергетику на подстанцию. Да… Спрашиваю: “Когда произошел взрыв, мезонатор работал?” — “Нет, говорит, минут за пять до этого выключили высокое напряжение в лаборатории”. Понимаешь? Я еще переспросил: “Точно ли?” Он даже обиделся: “Конечно, точно, говорит. Нужно быть идиотом, чтобы не заметить это; ведь мезонатор Голуба тянул полторы тысячи киловатт!”

— Ну и что же?

— А то, что короткое замыкание в электромагнитах главной камеры, которое я тебе показывал, не могло произойти в момент вспышки по той простой причине, что в этот именно момент на электромагнитах не было напряжения. Замыкание произошло раньше!

— А ведь верно! Странное обстоятельство! — Самойлов шальными глазами устало посмотрел на Якина. — Завтра нужно еще сходить в лабораторию. Меня волнует эта дырка…

— Непонятно! — озадаченно пробормотал Николай утром следующего дня, вытаскивая прут из отверстия в воронке.

Он заранее сделал отметки на этом пруте, чтобы измерить глубину дыры. Произошло непонятное: за ночь отверстие углубилось! Вчера он опускал в него тридцатисантиметровый щуп счетчика и хорошо помнит, что коснулся дна, прежде чем, испуганный вспышкой индикатора, сломал его. А сейчас прут вошел в отверстие больше чем на полметра…

Они уже привыкли к скафандрам, к непрерывному треску ионизации в наушниках; свыклись с мыслью об огромной радиации вокруг них. Только увесистые кислородные приборы неловко горбились на спине да перископические очки неудобно стесняли обзор. Николай отыскал Якова — тот осматривал ускорители протонов — и подозвал его.

Узнав, в чем дело, Якин удивился:

— Мистика какая-то! Здесь никто не был без нас?., Впрочем, идиотский вопрос! Кому это нужно? — Он наклонился над воронкой.

— Осторожно!..

Но Якин уже сам отшатнулся — сработал индикатор. Самойлов увидел, как по бетону скользнул красный луч — трубочка через перископ бросила свет наружу. “Зайчик”! Это навело его на новую мысль.

— Черт бы побрал эти индикаторы! — ругался Яков. — Только пугают…

“Рискнуть? Ведь индикаторы показывают интенсивность облучения, опасную только при долгих выдержках. А если быстро?..”

— Постой-ка! — Николай отстранил Якина. — Я сейчас попробую заглянуть в эту дырку.

Он стал наклоняться над воронкой, стараясь сквозь перископы заглянуть внутрь черного прямоугольника. “Вот сейчас будет вспышка…” От напряжения Николай сжал зубы. Вспыхнул красный свет индикатора — гамма-лучи проникли в шлем. Но он ждал этого и не отпрянул. Призмы перископа метнули красный отблеск на стены воронки. Николай, почти физически ощущая, как губительные кванты мурашками проникают в кожу лица, навел “зайчик” на отверстие. Красный лучик скользнул по гладким стенкам канала и упал на дно: там было что-то черное. “Хватит!” Он выпрямился.

— Ну, ты прямо как врач-ларинголог! — с восхищением сказал Яков.

— Какой врач? — Николаю страшно захотелось покурить. Забыв, что на нем скафандр, он провел рукой по боку, ища карман с папиросами.

— Да эти, которые “ухо, горло, нос”… Они таким же способом заглядывают в горло пациента, — объяснил Якин. — У них зеркальце на лбу… Ну, что там?

— Нейтрид! И как мы сразу не догадались? Ведь они облучали пластинку нейтрида. Он, наверное, накалился до десятков тысяч градусов и проплавил бетон, как воск, понимаешь? Ушел в бетон…

— Значит, он еще не остыл?

— Конечно! Поэтому-то отверстие и углубляется… Нужно его вытащить.

Выйдя из лаборатории, они сверились с чертежами. Раскаленный кусочек нейтрида проплавил уже больше двух третей бетонной плиты — значит, удобнее добыть его снизу. Они вернулись в лабораторию с отбойными молотками, за которыми волочились резиновые шланги, и, стоя на коленях под мостиком, по очереди стали дырявить плиту.

Через час с последним ударом отбойного молотка пятикилограммовая прямоугольная пластиночка нейтрида вывалилась из бетона. Прилипшие к ней крошки бетона раскалились докрасна и превращались в мелкие капли.

Когда пластинку положили под микроскоп, заметили в центре мелкую щербинку — размерами всего в десятки микрон. Если бы под микроскопом лежал не нейтрид, то щербинку можно было бы приписать случайному уколу булавкой.

Александр Александрович Тураев, походив в ночь аварии налегке под пронзительным ноябрьским ветром, простудился и сейчас лежал в постели с опасной температурой — много ли нужно старику в восемьдесят лет! Посоветоваться было не с кем. Самойлов и Якин сами попытались систематизировать все те отрывочные и несвязные, как фразы больного в бреду, сведения, что накопились у них после нескольких посещений семнадцатой лаборатории.

Якин составил перечень:

“1. Голуб и Сердюк со своими помощниками облучали образцы нейтрида отрицательными мезонами больших энергий с тем, чтобы выяснить возможность возбуждения нейтронов в нейтриде. Такова официальная тема.

2. Сведения от главного энергетика: взрыв произошел не во время опыта, а после него, когда мезонатор был уже выключен из высоковольтной сети института.