Черные люди - Страница 4

— Хорошим землям — хорошие руки! Правильно! — хрипел мистер Кау. — В чем дело? Только в силе!

Капитан Стронг обвел этих купцов взглядом старого моряка, жизнь которого уже на исходе, который много видел, которому ничего не нужно, кроме корабельной качки, хорошего ветра, стакана вина да ночью подушки под головой.

Этих сытых, жадных, благополучных людей, корабль которых он водил по бесконечным морям, капитан Стронг в душе глубоко презирал. Особенно мистера Кау. Жирная хитрая овца и жадная, как волк! Им нужна только нажива, отсюда и все воинственные разговоры.

— Вы хотите завоевать московитов, хозяева? — повторял капитан. — Это вам никогда не удастся!

— Но почему, капитан? — загремели голоса.

— Вы сами же говорите — московиты не люди. Медведи! Вы хотите воевать с медведями? В их лесах вы не пройдете и мили не заплутавшись! Да знаете ли вы, что такое русские снега, куда проваливаются с головой и конь и всадник? Вы хотите захватить их деревянную Москву, сесть там, править оттуда? Из той Москвы, которая каждый год сгорает в пожарах и строится вновь? Да они сожгут вас там! Или вы хотите, чтобы медведи признали над собой власть английского короля? Ха-ха!

— Но Москва — столица! — заметил осторожно мистер Эшли. — Взять Москву — значит овладеть всем государством.

— А где государство московитов? Где оно, я вас спрашиваю? Московия не государство! Московия — земля! Государство там, где есть границы. У Московии нет границ! Государство там, где люди живут в каменных городах!

Где они спят в мягких постелях! А московиты живут в избах без окон и труб, которые они из бревен складывают где угодно… А спят они на земляном полу, на овчинах…

Голос Стронга был крепок и тревожен, как встречный ветер, когда он задует внезапно в лоб кораблю, остановит его бег, заполощет сразу обвисшие паруса.

— А разве они не покупают наших товаров? Разве они не нуждаются в них? — кричали купцы.

— Кто ваши покупатели в Московии? Царь, да его бояре, да богатые люди! Народ московский не носит парчи, он не знает золотых колец!

— А железо? А олово? А оружие?

— Московиты — сильный народ. У них крепкие руки и ноги! У них умные, хитрые головы. Пока вы будете пробиваться к Москве, они уйдут в леса… в Сибирь. Они уже далеко на востоке. Дальше испанцев! В своих лесах, горах они нароют железа, накуют топоров и копий и, выждав время, когда вы снимете латы и шлемы, чтобы отдохнуть, налетят на вас как комары! Так кончилось в Московии дело с крестоносцами! Со шведами! С татарами! С поляками! Со всякими завоевателями… Московиты свободны!

— Глупость. Темный народ не может быть героем!

— Московиты не уступят вам своей вольной жизни! Они не уступят вам своей свободы. Они никогда не будут рабами!

— Свободу при тиранах царях? Хороша свобода! — визжал Кау.

— Их царь тиран, потому что они сами слишком свободны… Московиты терпят его власть над собой, но каждую минуту они готовы к восстанию. Королева наша Елизавета давно предлагала царю Ивану Страшному убежище в Англии на случай восстания народа против него. И если русские покорны царю, то только до той поры, пока верят, что он хоть грозен, но и справедлив, как бог!

— А где вы видели справедливость московитского царя? — кричали купцы. — Ха-ха!

— У московитов даже нет парламента! — пробормотал, конфузясь, мистер Уайт, и опять на него никто не обратил внимания.

— Капитан, вы говорите нелепость! Как же московиты могут восставать против царей? Это же для них значит — против бога! — кричал Кау.

— Да, — сверкнул взглядом капитан Стронг, — они могут восстать и против самого господа бога. Я много плавал, я много видел. Я знаю московитов. Знаю, что для них значит свобода… Я вам расскажу такой случай…

Капитан замолчал; зачакало огниво, захрипела трубка, шумели волны, слышно было, как от возбуждения шумно дышали очень сытые и нетрезвые люди.

— Молодым парнем я плавал в Средиземном море матросом на английском фрегате «Миддльтон», — начал капитан Стронг. — Войны с турками у нас тогда не было, мы гонялись за пиратами. Как-то вошли мы в пролив Дарданеллы, к мысу Трои, а там невдалеке от берега горы, на горах г— виноградники. Нас восемь человек съехало на берег за виноградом. В горы должны были идти двое, остальные остались сторожить у шлюпки. Бросили жребий, и мы — я да матрос Маттео Росси, итальянец, хороший парень, спаси господи его душу — полезли в горы. Турки за нами следили, выскочили из леска, чтобы захватить шлюпку. Их было много, они кричали, как вороны. Товарищи бросились в воду, оттащили было шлюпку от берега, вскочили в нее и… сели на мель. Турки бросились к ним. Пушки фрегата картечью ударили по туркам, те выскочили из воды на берег и бросились ловить нас двоих…

Маттео был храбрый парень, он погиб в схватке, я же свалился от удара камнем по голове. Очнулся — наш фрегат уже был далеко в море. Турки сволокли меня на каторгу[11], где сидели пятьсот гребцов, обрили мне волосы, оставили в одних подштанниках и приковали к одному московиту — напарником на тяжелое весло.

Василий — так звали этого московита — служил раньше в венецианской армии, дрался с турками, попал в плен и уже двенадцать лет плавал прикованным к галере. Двенадцать лет свистел над ним кнут, когда он греб плохо, а когда каторжники гребли все хорошо, то турки били всех, чтобы гребли еще лучше!

Мы спали с Василием под нашей скамьей, и все ночи он шептал мне только одно: «Венецианские корабли недалеко! Бежим!» Василий уже несколько раз бегал, у него были отрезаны за это нос и уши. Изуродованное лицо его было страшно, а он твердил одно: «Воля стоит жизни! Бежим! Мы скованы одной цепью, у нас одна судьба. Если нас поймают, я беру всю вину на себя! Тебя-то на первый раз они побьют только палками по пяткам, я же погибну! Турки поклялись сжечь меня, если я сбегу еще раз. И все-таки, Ричард, бежим! Нет на свете ничего слаще свободы!»

Целыми ночами Василий шептал мне в ухо — рассказывал, как жил он в своих московских лесах, как охотился, как пировал. И я решил бежать. Знаете, каторжное мое весло стало словно вполовину легче, когда мы с Василием обдумывали побег: пусть не было свободы, но у нас появилась надежда!

Галера наша вошла как-то в Золотой Рог, в Константинополь. Вокруг нас на лодках оказалось много московитов— турецких рабов. Василий тогда смеялся, говорил, что русских в Константинополе столько, что они могли бы захватить город, если бы кто-нибудь объединил их, повел против турок. Василий достал у своих земляков напильник, запасся огнивом, даже свечкой.

И день пришел! Нас с Василием и с другими каторжниками турки как-то свезли на берег за водой. Мы с ним тащили тяжелый ушат на палке. Кругом был густой лес, и как же был рад ему Василий! «Ричард, — говорил он, — лес — это воля!»

Бог послал нам удачу — ночью была гроза. Мы бросили ушат, убежали в лес… О, звериный нюх у этих московитов! Василий вдруг остановился. «Стой! Пахнет холодным дымом! — шептал он. — Где-то близко изба!» И под ливнем, в свете молний мы, верно, нашли пустую хижину. Распилили наши цепи к рассвету. Мы были свободны! Василий ходил по лесу, как вы ходите дома по вашей спальне. Выбрались мы на берег. Лил дождь, светало, и мы увидели на берегу нашу галеру, турок на ней не было, они прятались в кустах, а невдалеке от берега — два венецианских корабля. Два корабля! Два корабля!.. Джентльмены, я заплакал от счастья! Да, заплакал! Я обнял, я целовал безносого Василия…

«Эй, — смеялся московит, — ты баба, что ль? Плывем!» Мы доползли до моря, бросились в воду, поплыли. Турки заметили, да стрелять не смогли — порох-то был мокрый. Все-таки одна стрела попала московиту в задницу. Я хотел было ее вырвать. «Не тронь! — крикнул он. — Она с зазубриной! Плывем, друг, мы теперь свободны…» И уже на корабле, смеясь и плача от радости, он сам вырвал у себя стрелу… С кровью, с мясом…

Капитан Стронг налил себе стакан.