Чёрное серебро (СИ) - Страница 18

— Разве? Где?

Костя моргнул. Вино по–прежнему туманило его мозг, но даже так нависающий над ним брат выглядел странно. Он был сам на себя не похож, с горящим взглядом и обжигающими прикосновениями горячих пальцев. От него словно шёл жар, и это было непривычно и немного дико. Богдан смотрел на него так, как, наверное, должен был смотреть на эту свою Диану. Как он сам никогда не смотрел на Антошку. От этих мыслей по спине Кости побежали мурашки.

— Богдан, — пробормотал он. — Что ты…

Договорить ему не удалось. Рука брата скользнула в его влажные волосы и обхватила затылок. Богдан наклонился ещё ближе и притянул Костю к себе, удерживая его за голову. Его тёплое дыхание коснулось лица брата. А потом он поцеловал Костю. Сильно и жарко, захватывая чужие губы в плен, раздвигая их и сразу же проникая внутрь своим языком.

Костя позволил. Скорее от охватившего его шока. Это было словно удар по голове, словно разряд тока по всему телу. Он дёрнулся, пытаясь увернуться и шарахнуться в сторону, но его легко удержали. Богдан целовал его жадно и не отпускал. Его старший брат. Этого просто не могло быть. Но это происходило.

«Я сплю? Отключился и заснул?» Испуганная мысль промелькнула у него в голове, в слабой попытке объяснить происходящее, но Костя знал, что это не сон. Не настолько реальный. Он чувствовал, как его затягивает чужая страсть. Запретная ласка туманила голову. Никогда ранее он даже не думал о чём–то подобном, но сейчас, в эту самую секунду, собственное тело уже начало дрожать, охваченное сладким жаром. Его ладони непроизвольно сжались, скользнули по груди Богдана и обняли его за шею.

Старший брат вздрогнул. Происходило то, о чём он так долго мечтал. Костя был в его руках, сам отвечал на поцелуй и сам обнимал его. Богдан хотел насладиться каждой секундой. Он не собирался спешить и поэтому ненадолго отстранился, разрывая поцелуй, чтобы взглянуть на ошеломлённое лицо брата, с радостью отмечая расширенные блестящие глаза, полыхающие щёки и припухшие губы. Он знал, что пути назад уже не будет.

Руки Кости медленно разжались, соскальзывая с плеч Богдана. Он вздрогнул, очнулся и с ужасом уставился на брата, которого сам обнимал секунду назад.

— Богдан, за–а–ачем… нельзя…

Он замолчал, окончательно подавившись воздухом, из–за того, что Богдан поймал его за руку и, склонив голову, провёл языком по тонкому запястью, прочерчивая влажную дорожку на нежной коже.

— Ну что ты, маленький, всё можно, — непривычно низким, хриплым голосом сказал Богдан. Он начал медленно поглаживать шею Кости свободной рукой, нависая сверху и практически вжимая его в диван своим телом. Отодвинуться было нельзя. Да и некуда.

«Это всё вино». Костя всё ещё пытался объяснить происходящее. Завораживающе чувственный голос брата, властную тяжесть его рук, настойчивые прикосновения губ… Они пьяны, оба. И это самое настоящее безумие. Постыдное дикое безумие, которое не должно было даже возникнуть, но которое происходило прямо сейчас. Костю охватила дрожь. Он попытался оттолкнуть Богдана.

— Пусти, Богдан! Что ты творишь?

— То, что хочу уже давно, — выдохнул брат. Он не сдвинулся ни на сантиметр. Взяв в ладони лицо Кости, Богдан придвинулся ещё ближе, пытаясь развести коленом ноги младшего.

— Костя… мой. Только мой.

Ещё один поцелуй взорвал что–то глубоко под кожей. Это было уже слишком много. Губы Богдана, руки Богдана, которые были везде. Поглаживали спину, грудь и соски, ласкали живот и бёдра. Богдан не убирал колено, не позволяя Косте свести ноги вместе и это было приятно. Это было так хорошо, что Костя дрожал от стыда и страха. Он чувствовал, что начинает возбуждаться, и хорошо понимал, что Богдан это увидит.

Богдан не только увидел. Он опустил руку вниз, укладывая ладонь между ног брата, слегка сжал ощутимую выпуклость в его трусах и засмеялся. Негромко и очень довольно.

— Тебе ведь нравится, да, маленький? Хочешь ещё?

Он прошептал эти слова Косте на ухо, прихватывая горячими губами аккуратную розовую мочку.

— Я… Нет.

Костя зажмурился. Он чувствовал, что находится в ловушке, из которой нет выхода. У него не было сил вырваться и оттолкнуть руку брата.

Богдан стянул с него белье, быстро соскользнул с дивана на пол и, раздвинув длинные тонкие ноги Кости, устроился между ними. Его жадный взгляд переместился вниз. Никогда в жизни Богдан не восхищался мужским телом, но Костя был исключением. Он был прекрасен, везде. Богдан накрыл ладонью член брата и начал мягко сжимать и поглаживать его по всей длине.

— Не надо, — умоляюще простонал Костя. Он был такой открытый и беспомощный, что у Богдана окончательно сорвало крышу. Запах любимого тела сводил его с ума. Никакие, даже самые дорогие ароматы в мире не могли с ним сравниться. Наклонившись ближе и удерживая Костю ладонями за бёдра, Богдан накрыл губами головку его члена. Костя содрогнулся. Он уже ничего не просил, а только стонал и всхлипывал, теряя голову от накатывающего удовольствия. Богдан сжимал его губами, медленно погружая в рот упругую тёплую плоть. Он не раз позволял многочисленным подружкам ублажать себя подобным образом, но впервые делал такое сам. Своему ненаглядному, бесконечно любимому Косте. Потому что с ним всё было по–другому. Его нельзя было сравнивать с какими–то подружками. Даже сейчас Богдану было мало. Мало стонов, срывающихся с искусанных потемневших губ, мало непрекращающейся дрожи тонкого гибкого тела. Костя должен принадлежать ему весь.

Богдан отстранился и поднял голову, но не стал убирать руки с бёдер брата, а наоборот, развёл их ещё шире, попутно покрывая быстрыми поцелуями угловато–худые и самые красивые в мире коленки. Положив одну руку Косте на живот, Богдан опустил вторую ниже, касаясь его ягодиц и начал поглаживать дырочку между ними, осторожно надавливая кончиками пальцев на её края, чтобы проникнуть внутрь.

— Нет… Пожалуйста…

Костя вскинул голову и поднял расширенные глаза на Богдана. Он попытался дёрнуться, уйти от откровенно бесстыдных прикосновений, но ослабевшие ноги были моментально придавлены тяжёлым телом брата, а покоящаяся на животе рука переместилась на плечо и настойчиво надавила, вынуждая вернуться назад и откинуться на спинку дивана.

— Не сопротивляйся, маленький, — успокаивающе зашептал Богдан. — Пожалуйста, расслабься. Я не сделаю тебе больно, обещаю.

Он не спешил, зная, что Костя уже не вырвется и никуда не сбежит, и собирался доставить ему как можно больше удовольствия и минимум боли. Выдавив на ладонь приличный комок заранее припасённой смазки, Богдан начал осторожно проникать одним пальцем в узкий горячий проход. Медленно просунув палец, он остановился, давая брату привыкнуть. Лицо Кости исказилось. Он всхлипнул и прерывисто задышал, целиком отдаваясь охватившим его ощущениям, чувствуя одновременно стыд, жар и тянущую пульсацию внизу, внутри своего тела — там, где палец Богдана погрузился уже до самого основания. Растянутые, влажные от смазки мышцы слегка сжимались и подрагивали, пытаясь вытолкнуть посторонний предмет, однако боли не было. Проникновение было слишком бережным и нежным.

Костю трясло мелкой дрожью. Его голова беспомощно моталась из стороны в сторону, пока беспомощно не застыла на спинке дивана. Он тяжело дышал, почти ничего не видя из–за выступивших на глазах слёз и лишь слышал успокаивающий голос брата.

— Тихо, малыш. Тебе нечего бояться. Я же не причиню боли, только не тебе. Я слишком сильно тебя люблю, мой маленький.

Богдан стал покрывать поцелуями запрокинутое лицо брата, подхватывая языком скатывающиеся слезинки и не прекращая медленно двигать пальцем внутри его тела. Он аккуратно растягивал упругие стенки, пытаясь как можно скорее нащупать узелок простаты. Несмотря на отсутствие подобного опыта, Богдан не сомневался, что всё делает правильно. Он чувствовал малейший отклик распростёртого под ним тела и знал, что Костя не испытывает дискомфорта или боли.

Спустя пару минут Богдан добавил ещё смазки и ввёл второй палец. Это оказалось сложнее и для него, и для Кости. Младший вздрогнул и протяжно застонал, уже не пытаясь сдерживаться и кусать губы. Вся выдержка Богдана подходила к концу. Его член стоял как каменный, но он всё равно заставлял себя действовать медленно. Смазки было уже более чем достаточно. Пальцы Богдана погружались с тихим хлюпающим звуком и неторопливо поглаживали небольшой чувствительный бугорок. На щеках Кости горел лихорадочный румянец. Он чувствовал, как его тело всё сильнее и сильнее откликается на откровенные ласки, и уже ничего не соображал, полностью растворяясь в собственных ощущениях и обжигающем сиянии серых глаз.