Черно-белое кино (СИ) - Страница 61

3

Много приятных моментов связано у меня с тем временем, когда шесть лет назад мы только начали жить вместе. Это было замечательное время, когда всё нам казалось в новинку.

Я помню, как проснулась однажды рано утром в выходной день и пошла в туалет, а когда возвращалась, взгляд мой случайно упал на трельяж и расставленную на нём косметику Дианы. Обычно она убирала её в шкафчики, но вчера мы опаздывали в театр, и Диана так и бросила всё, уходя. Здесь была её тушь, её помада, пудреница и резинка для волос. А ещё была гигиеническая помада с ароматом клубники.

И тут меня как будто что-то накрыло. Я взяла эту помаду в руку и заплакала. Я вспомнила, как когда-то очень давно, Диана предложила мне почти такую же помаду в больнице. И как тогда мне хотелось украсть её на память. А сейчас я могу держать её сколько угодно, могу видеть её каждый день и даже сама могу пользоваться. И я стояла, сгорбившись и сжимая несчастную помаду в руке, и размазывала слёзы-сопли по лицу. Я никак не могла поверить.

Плакала я негромко, но Диана спала очень чутко, и, проснувшись, испугалась.

- Что такое, Ань? Ты плачешь? – спросила она сонным голосом и приподнялась на кровати.

- Нет, - сказала я, продолжая рыдать и всхлипывать, только теперь уже громче. И я даже не могла понять, от счастья или от горя плачу. Мне было и больно и как-то судорожно сладко, как будто я впервые после долгой зимы съела мороженое в тёплый весенний день. И я улыбнулась. – Я не плачу, я просто…

Диана уже хотела встать и подойти ко мне, но я бросила помаду обратно на столик, и с виноватой улыбкой пошла обратно в постель.

- Извини, я разбудила тебя в такую рань.

- Нет, не извиню! Пока ты не расскажешь мне, в чём дело! – и в её голосе была такая милая беспомощная растерянность, такая искренняя забота обо мне.

- Ничего. Ничего не случилось, - и я обняла её, такую по-утреннему тёплую, и повалила на кровать.

- Ну, как это ничего? – прошептала она. – Ты так плакала, словно у тебя случилось какое-то горе непоправимое.

- Скорее, счастье непоправимое, - улыбалась я, уткнувшись в её плечо. – Просто я очень счастлива. Вот и всё.

- Странная ты, - Диана улыбнулась, и больше ничего не стала расспрашивать.

Мне кажется, она поняла.

А потом был капитальный ремонт квартиры, и мы вместе выбирали обои, занавесочки, коврики и всё тому подобное. И только одна мысль, что мы покупаем всё это для нашей квартиры, заставляла нас вдруг смеяться без причины и просто молча улыбаться друг другу.

И были месяцы, которые я про себя окрестила «месяцами спокойствия», когда ничто не нарушало наше безоблачное счастье, и когда мы даже не ругались из-за бытовых мелочей. Но на смену им всегда приходило другое. Другое – это кошмары Дианы. Другое – это пустые упаковки от лекарств, незакрытые пузырьки снотворного, стеклянные стаканы с вечно недопитой водой. Это множество чёрно-белых фотографий, которые умные дяди-критики называли «концептуальными», а я - просто «жуткими». Другое – это непонятные, надуманные обиды, затянувшееся молчание, необоснованная ревность, пугающие слова.

Иногда мне кажется, что Диана стоит на краю пропасти и вот-вот шагнёт туда. Мне кажется, она всегда была такой. Как будто что-то в ней есть чёрное, как дно колодца и такое же холодное и сырое, такое место в душе, куда никогда не проникает солнечный свет. И тут я бессильна.

А может, такое место есть у каждого из нас.

4

Сегодня, когда я вернулась домой, Диана сидела в кресле в зале и тихонько подпевала песне Милен Фармер, звучащей из колонок. Год назад Диана закончила курсы французского, и я сходила с ума от её мягкого произношения, от её тихого голоса, шепчущего непонятные, но такие красивые слова.

И сейчас я просто остановилась на пороге и залюбовалась ей, заслушалась. Её губы едва заметно шевелились, глаза были прикрыты, и длинные ресницы изредка вздрагивали. Слабый свет из окна падал на её лицо и шею, высвечивая гладкую кожу, а локоны волос, спускающиеся на лоб, образовали тень у глаз. Одну руку она положила под голову, а другая расслабленно и свободно лежала на ручке кресла. Тонкие пальцы застыли в неподвижности, и мне вдруг очень захотелось коснуться её руки. Я подумала, какая же она красивая. Не рука, а вся Диана. Именно сейчас, в этот самый момент.

За девять лет в её внешности и манерах не произошло сколько-нибудь значительных перемен. Просто она стала использовать меньше косметики, и уже не подводила так ярко глаза, и весь её макияж состоял из одних намёков, а часто и отсутствовал вовсе, отчего она казалась совсем юной девочкой. Её голос стал немного тише, а интонации – спокойнее и мягче. И сама она стала как будто мягче.

В любом случае, мне, как человеку, который видит её каждый божий день, трудно подмечать все эти изменения. Их замечают люди, которые не видят Диану неделями и месяцами, как Максим, например. Он говорит, что со студенческих времен Диана сильно изменилась, как будто, наконец, успокоилась, найдя то, что всегда искала.

Иногда я тоже думаю, что да, сильно изменилась. А иногда мне кажется, что нет, и что она осталась всё такой же легкомысленной.

Но мне нравится та Диана, которую я вижу сейчас перед собой.

У её ног разбросаны фотографии – результат небольшого отпуска, связанного со сменой места работы. Все снимки цветные. И они тоже очень нравятся мне. Её стиль угадывается и здесь, и в то же время, работы стали как будто светлее, ярче и многограннее. Мне хочется, чтобы она продолжала.

Песня закончилась. Диана открыла глаза и вздрогнула, заметив меня.

- Эй! Нехорошо так пугать! – пробормотала она в смущении.

- Извини, - я улыбнулась. – Не хотелось тебе мешать.

- И давно ты там стоишь?

- Минуты две. А ты хорошо поёшь.

- Да ладно тебе, - Диана махнула на меня рукой и наклонилась собрать фотографии.

Я тоже присела на пол, чтобы помочь ей.

- Спасибо, - Диана взяла стопку из моих рук и убрала в конверт.

А потом встала, чтобы отнести конверт в комнату, но я поймала её за рукав.

- Подожди. Я хочу поговорить.

- Сейчас?

- Да. Сядь рядом, пожалуйста.

Она села на пол и положила конверт, а я подумала вдруг, что многие наши важнейшие разговоры происходили на полу. И то, что началось когда-то давно с мягкого пола в комнате Дианы и «Римских каникул» на фоне, привело нас сюда, в эту комнату, в этот день.

Диана смотрела на меня с прежним спокойствием, терпеливым ожиданием и как-то отстранённо. Я могла бы подумать, что она всё ещё обижается за тот случай, когда я ушла на работу, несмотря на её уговоры и страхи, но она не обижалась. Что-то здесь было другое. Холодное, безразличное и тёмное, как отражение серого неба на поверхности воды в дождливый день.

- С тобой что-то не так, - сказала я и произнесла это как утверждение, а не как вопрос. Устраивать допросы я никогда не любила и лезть к ней в душу тоже не хотела. Но я знала, что мы обе стоим у глухой высокой стены, за которой ничего нет. И перебраться через неё нельзя, да и незачем. Нужно просто искать другой путь.

Диана не стала оспаривать это утверждение и просто молча смотрела на меня.

- Я прокручивала в голове все события последних дней, - вздохнула я, собираясь с силами. – И не нашла никаких существенных причин, по которым ты могла бы дуться на меня. Но, если дело всё-таки во мне, то лучше мне сейчас об этом узнать, потому что я просто уже не знаю, что и думать.

- Я не дуюсь, - Диана вздохнула, опустила взгляд и стала теребить пальцами ворсинки ковра.

- Тогда что? – не выдержала я. – Я что-то сделала не так?

- Нет.

- Или может, я просто надоела тебе? Хочешь, поживу у родителей недельку-другую?

- Ну что ты… Что ты. Не в тебе дело. Извини, что заставила тебя так думать.

- Но что тогда? – я уже отчаялась и ждала самого страшного.

А Диана всё молчала.

- Милая… - прошептала я. – Я помогу всем, чем смогу, ты только скажи, что тебя тревожит. Я не могу видеть, как ты мучаешься…