Черная сага - Страница 95

Потом был пир, и Лайм рассказывал о том, каким образом он собирается завтра управиться со своим волшебным пузырьком. Все — даже я — стали давать ему советы. Хоть все — ну, разве только кроме Сьюгред — понимали, что все это…

А! Что и говорить! Больше молчали. Потом она ушла в шатер. Потом ушел и Айгаслав. А мы еще долго сидели и пили, и даже возглашали здравицы. Смешно! Какие здравицы?! А после так и полегли возле костра. Только никто, конечно же, не спал — просто лежали, ждали криворотых. Да что там ждать всю ночь мы слышали скрип их несмазанных телег! А утром и увидели. Их было…

Да! Намного больше, чем хотелось бы. И шли они сплошной стеной, били в свои чурычьи бубны. Их было тьма! А сколько нас?!

Но и у нас поднялся шум: выли рога, дружинники сходились, строились. Я подошел к шатру. Сперва оттуда вышел Айгаслав, а уже после Сьюгред. Когда она увидела меня, то отшатнулась. Но Айгаслав схватил ее и подтолкнул ко мне. Сьюгред заплакала. Но Айгаслав сказал:

— Не плачь! Он поведет тебя, я дал ему свой меч. Ты понимаешь? Меч! А я… А я уже сказал: приду! А здесь тебе нельзя. Ведь вдруг стрела!

— Муж мой!

— Не плачь!

Но она плакала! Тогда он обхватил ее и начал целовать. Я отвернулся. Потом почувствовал, что кто-то тронул меня за руку. Это была она.

— Веди, — сказала.

Я повел. Шел — не смотрел по сторонам. Мне было очень стыдно. Ведь я прекрасно знал: никто из них не уцелеет, их всех убьют, а я останусь жив! Нечиппа Бэрд, архистратиг, двенадцать раз… Х-ха! Вот судьба! Так мы и шли — я впереди, она за мной. Шли — все молчали, расступались. Лагерь прошли. По полю шли. Лишь на опушке я остановился, оглянулся. Наши стояли на холме, а криворотые в низине. Они уже натягивали луки, когда от наших вышел Лайм…

И я, схвативши Сьюгред за руку, крикнул:

— Бежим!

Мы побежали. Великий Хрт, что может быть позорнее, чем убегать ввиду сражения, которое еще только лишь начинается, когда твои соратники стоят и, обнажив мечи, ждут встречи с неприятелем?! Но я бежал. Сьюгред бежала рядом. И мы бежали напролом, пути не выбирали. Бежали долго. Падали, вставали — и вновь вперед, вперед, вперед!..

И, наконец, она остановилась. Стояла, тяжело дышала. Потом прислушалась. Прислушался и я… и различил чуть слышный грохот бубнов. Значит, уже сошлись. Значит, еще никто не дрогнул. И я спросил:

— Что муж тебе велел?

— Бежать, — сказала Сьюгред. — Бежать, покуда хватит сил.

— Куда?

— Куда я посчитаю нужным. А он, сказал, потом легко меня найдет.

Я осмотрелся. Чаща непролазная. И он разве легко…

— Ну так бежим! — воскликнул я.

Мы снова побежали. Но очень скоро перешли на шаг — Сьюгред сильно устала. И я не подгонял ее. Шел рядом, наблюдал за тем, как она выбирала дорогу… Но ничего не мог понять! То она влево повернет, то вправо, то вдруг двинется в самую чащу, а то, наоборот, ее обходит — то есть ее поведение было достаточно странным, но я молчал и покорно следовал за нею.

И так мы шли примерно до полудня, когда она вдруг резко остановилась, села на землю и сказала:

— Я больше не могу.

Но я опять спросил:

— А что твой муж тебе велел?!

— Чтобы я шла весь день без остановки.

— Тогда чего же ты сидишь?

А она гневно посмотрела на меня и сказала:

— А потому, что мужа уже нет!

— Как это нет?! — воскликнул я. — Да что ты такое говоришь? Ты что, сомневаешься в могуществе Триединого Винна? То колдовство, которое принес с собою Лайм…

— Молчи! — зло вскрикнула она. — Ты разве…

И заплакала. И долго она плакала, а я стоял над ней и не решался утешать ее — она ведь не моя жена. Да и потом, она права — сражение скорей всего уже закончилось, все полегли. А было это так: Лайм разрубил волшебный пузырек — и мы пошли на них, и сильно потеснили, но подоспели уллинцы, ударили нам в спину… Ну, и так далее. И я стоял, молчал. А Сьюгред плакала. А после замолчала. И поднялась. Пошла. И я пошел за ней. Я знал: она в этом лесу впервые, но в то же время мне казалось, что она здесь прекрасно ориентируется и потому идет не наугад, а по какой-то мне невидимой тропе. Несколько раз я порывался спросить у нее, так это или нет, но все же сдерживал себя. Ведь мне же было ясно сказано, чтобы я ей не мешал, вот я и не мешал, покорно шел за ней, молчал.

И так прошел весь день, и уже начало смеркаться. Мы шли все медленней и медленней… и наконец совсем остановились. Она сказала:

— Здесь.

— Что «здесь»? — не понял я.

— Я буду ждать его здесь, — властно сказала Сьюгред и, осмотревшись, села на поваленное дерево.

Я тоже осмотрелся… И оторопел! Да ведь это то самое место, которое я видел в том своем странном сне! Значит, сейчас я разведу костер, мы сядем, я начну рассказывать…

— Чего стоишь? — сказала Сьюгред. — Мне холодно. Я есть хочу.

— Да! — сказал я. — Да, я сейчас…

И вот уже был разведен огонь, и я нарезал солонины, сходил к ручью, принес воды, ибо от вина она отказалась. А я так выпил его с удовольствием. Потом выпил еще. Возможно, это было лишнее, но я очень боялся, что Сьюгред вот-вот начнет говорить о сражении, о гибели мужа, о смерти Хрт…

Но она заговорила совсем о другом. Вначале она спросила, сколько мне лет, и я ответил. Потом она спросила, как меня называли в моей прежней жизни, и я снова ответил. Потом я отвечал: я не женат, но у меня есть женщина по имени Теодора, она — супруга автократора и у нее действительно есть дочь, дочь зовут Зоя…

— А дочь красивая? — спросила Сьюгред.

— Не очень, — сказал я. — А что?

— Так, ничего, — ответила Сьюгред, не в силах удержать улыбки.

Я тоже улыбнулся. Я все понял! Ходили слухи, будто Айгаслав грозился породниться с автократором, то есть взять в жены его дочь. А Сьюгред… Да! Вот, я подумал, женщины!..

А Сьюгред уже начала расспрашивать меня о Наиполе: о том, что там носят и что там едят, как развлекаются, и что такое ипподром, театр. Сьюгред слушала меня очень внимательно, хотя я понимал: ей все равно, о чем я говорю, ей просто хочется чем-то отвлечься. Было уже совсем темно. Горел костер, вокруг был лес. Тьма, тишина! Сьюгред спросила:

— А скажи…

Но тут я резко толкнул ее в плечо, она упала — стрела со свистом пролетела мимо, воткнулась в дерево…

И я упал! И нож метнул! Визг! Х-ха, значит, попал! И я вскочил!

— Кто там? — спросила Сьюгред, продолжая лежать на земле.

— Сейчас посмотрим, — сказал я.

И, взявши головню, пошел к кустам, раздвинул ветки, посветил…

И увидел человека, ничком лежавшего на земле. А рядом с ним валялся лук. Я взял этого человека за шиворот и перевернул на его спину. Это был криворотый: и рот кривой, и волосы щедро умащены коровьим маслом, и лук… Да что тут и гадать — конечно, криворотый! А нож вошел ему под грудь. Значит, недолго ему жить! Я стал его расталкивать, бить по щекам — он очнулся. Я спросил у него:

— Ты здесь один?

Он утвердительно кивнул.

— А остальные где?

Он не ответил.

— Так где они?!

Он только губы облизал, но снова не ответил. Тогда я приказал, чтобы Сьюгред подала мне вина — и я дал ему отпить. После вина он сразу оживился и сказал:

— Тебе, ярл, не уйти. Не от меня, так от других умрешь.

А я сказал:

— Я этого и жду. Пасть в битве — это честь. А вот тебя… я удавлю. А после утоплю. И что тогда с тобой будет?!

Он побелел как смерть и прошептал:

— Ты не посмеешь, ярл. Я, что ли, трус, чтобы меня душить? Я, что ли, вор, чтобы меня…

Но я не стал с ним спорить, а просто передал Сьюгред горящую головню, а после взялся обеими руками за его горло…

И он запричитал:

— Ярл! Ярл! Лучше ножом! Лучше мечом!

Но я уже начал давить. Тогда он закричал:

— Чего ты хочешь, ярл?

— Я? — спросил я. — А ничего! — потом, оборотившись к Сьюгред, приказал: — Пойди и сядь к костру. Уши заткни. И не вставай, пока я не приду!

— А ты?

— Я буду убивать его. Ну! Я сказал!