Черная моль (сборник) - Страница 153
Плышевский поджал тонкие губы и ядовито ответил:
— Вы слишком самоуверены, молодой человек. Надеюсь, кто-нибудь мне задаст более умные вопросы.
Но при всем своем самообладании он не удержался и украдкой взглянул на часы. Если Козин все рассказал, то что же теперь творится на Сходне?
За окном начинало рассветать. Сквозь серую мглу проступили очертания соседних зданий, пустынная, занесенная снегом улица и желтоватые бусинки фонарей. Было уже около семи часов утра.
Из кухни наконец показался Зверев. С невозмутимым видом он зашел в кабинет, держа в руках таинственную записку, и сказал:
— Давайте-ка, товарищи, проверим. Даже интересно. Будем искать камушки, — он взглянул на записку. — Итак, первая строчка, первый адрес — угол матраца дивана, четыре камушка, вес каждого указан здесь, вероятно, в каратах.
Галя как ошпаренная вскочила с дивана.
Через несколько минут в уголке деревянной рамы матраца было обнаружено выдолбленное гнездо и в нем четыре блестящих камушка — бриллианты.
— Пойдем дальше, — все так же спокойно сказал Зверев, но в самой глубине его глаз засветилась радость. — Вторая строчка — замок стола, два камушка… Дальше — диван, правая сторона, четыре камушка. — Он посмотрел на Плышевского. — Может быть, чтобы не ломать вещь, вы укажете точно?
— Мне какое дело? Ломайте, — с усмешкой ответил тот. — Государство, надеюсь, не обеднеет?
Когда были извлечены еще четыре бриллианта, Зверев указал следующий «адрес»:
— «Кук» — это какая-то кукла. Давайте ее сюда.
Все стали оглядываться по сторонам. Никакой куклы в кабинете не было.
— Подождите! — взволнованно сказала вдруг Галя. — Это, наверно, кукла-грелка для чайника. Другой у нас… у него нет. Она в кухне.
Плышевский бросил на дочь злобный взгляд, но промолчал.
На столе перед следователем росла сверкающая огоньками горка драгоценных камней.
— Теперь подоконник. Там семь штук, — продолжал Зверев, водя пальцем по бумажке. — Он, наверно, выдвижной.
…Обыск закончился только в десятом часу утра. Усталые, возбужденные сотрудники начали упаковывать в чемоданы изъятые ценности. Зверев предложил Плышевскому подписать протокол обыска.
— Не желаю! — резко ответил тот.
— Как угодно, — невозмутимо произнес Зверев и сухо добавил: — Одевайтесь, гражданин Плышевский.
Машины второй оперативной группы, возглавляемой Ярцевым, остановились у дома, где жил Свекловишников.
Разбуженные дети, полуодетые и испуганные, жались к матери. А та, худенькая, прямая, сидела спокойно, угрюмо поджав губы и сцепив на коленях маленькие натруженные руки. Ее светлые, с сильной проседью волосы были наспех собраны в пучок, глаза колючие, враждебно, с давней, уже привычной болью следили за мужем.
Свекловишников, одетый в старенькую пижаму, с помятым, искаженным от страха лицом, метался по комнате и придушенным шепотом молил Ярцева:
— Увезите меня скорее! Я все расскажу. Ну, будьте же человеком увезите! Не могу я смотреть на них… в глаза им. Это же пытка, поймите! — и голос его срывался на крик. — Пытка!… Пытка!
— Мы должны произвести обыск, гражданин Свекловишников, — холодно ответил Геннадий. — Изъять ценности…
— Какие ценности? Откуда? — торопливо перебил его Свекловишников. — Ничего больше нет, ничего… Вот только это, — он кивнул на стол, где лежала потрепанная сберегательная книжка. — Я сам отдал. Вы же видите!
Потом он бросился к детям, пытался обнять их, но те, всхлипывая, отбивались и прятались за мать.
— Оставь детей, Тихон, — сурово сказала та. — Не мучай.
Вперед выступил худенький Виталий, смело и гневно посмотрел на отца.
Свекловишников съежился, втянул в плечи шишковатую лысую голову, не смея поднять глаза на сына. Малиновыми стали дряблые, отвислые щеки, на висках крутыми жгутами набухли вены. Закрыв лицо руками, он глухо застонал:
— Что я наделал? Что только наделал?… Убить меня мало!…
В пятом часу утра Свекловишников трясущейся рукой подписал протокол и, шатаясь, направился к двери. На пороге он обернулся, долгим и скорбным взглядом окинул комнату и, встретившись глазами с женой, глухо пробормотал:
— Прости, Вера, если можешь!… За все прости!…
В ту же ночь были арестованы Полина Осиповна Середа и Синицын. Под тяжестью собранных улик дрогнул даже Плышевский. Только одна надежда еще теплилась в нем — Оскарчик.
Но Фигурнову в те дни было не до него. В президиум Московской коллегии адвокатов неожиданно поступили кое-какие сведения о вымогательстве им денег у клиентов. Совпадение было слишком очевидным, чтобы быть случайным. Фигурнову теперь предстояло спасать собственную шкуру.
В один из совсем весенних мартовских вечеров Сенька Долинин, сгорая от нетерпения, расхаживал вокруг скамейки около ворот, поджидая Клима. Он выкурил уже пять или шесть папирос и начинал не на шутку злиться. Ведь, кажется, условились точно. У Сеньки же билеты в кармане! Конечно, Клим теперь начальством стал, всякие там совещания, собрания, доклады, просто Академия наук, а не бригадмил! А может, за Лидой пошел? Вот так у них теперь и повелось: то он за ней ходит, то она за ним. Уж женились бы, что ли! Все легче было бы. И билетов теперь приходится брать три, иначе Климку не уговоришь. Им, конечно, хорошо, у них любовь.
1958