Черная мадонна - Страница 15

Однажды в приступе отчаяния Феликс придумал следующее: в квартире необходимо сделать ремонт и поменять интерьер. К тому времени Аделина была беременна. Необходимость обустройства детской комнаты стала удобным предлогом для переделки и других комнат.

Когда строительные рабочие ободрали со стен обои и сняли электропроводку, обнаружились спрятанные «жучки», совсем крошечные и такого невинного вида, что их было невозможно распознать. Росси нанял специалиста, умеющего находить и обезвреживать подслушивающие устройства. Он пришел в дом под видом электрика. «Жучки» были извлечены из всех ванных комнат, оставили их только в туалете холла. Их удалили также из всех спален, за исключением спальни Франчески, которая героически на это согласилась, чтобы не вызвать подозрений у Брауна. Скорее всего, тот решил, что ремонтники повредили или удалили шпионскую аппаратуру случайно, когда меняли начинку квартиры.

Феликс посадил свою драгоценную дочь на кровать от Лоры Эшли, предмет ее гордости. Когда Эриэл по ночам лежала в постели под ярко-зелеными простынями с рисунком в звездочку – она не только его сама придумала, но и нарисовала для дизайнера цветными карандашами, – когда его дочь принимала душ за занавеской, украшенной теми же звездочками, к ней не мог вторгнуться ничей любопытный взгляд. Когда Феликс занимался любовью с Аделиной, ничьи глаза не следили за ними. Кухня, гостиная, столовая, библиотека, холл все еще оставались под наблюдением, но не имей Феликс возможности уединиться в самые интимные мгновения, он бы просто сошел с ума.

Они с Аделиной не раз обсуждали тему переезда, но затем отказались от этой затеи. Браун все равно нашел бы способ выследить их и установить за ними наблюдение. Вот тогда он точно спрятал бы «жучки» так, чтобы их никто никогда не обнаружил.

За дверью раздался голос сестры Феликса, Франчески. Брат и сестра были очень похожи: одинаковый нос и каштановые волосы, такие же, как у родственников по матери из итальянского Турина. Правда, у Феликса была смуглая отцовская кожа. Ради брата, а также ради Аделины и Эриэл, Франческа за это время отказала многим мужчинам, делавшим ей предложения руки и сердца. Она знала, что каким бы мирным и уютным ни казался окружающий мир, жизни брата, да и ее собственной, угрожает опасность. Впрочем, она давно привыкла к тому, что за ними постоянно наблюдают.

Феликс не раз становился свидетелем тому, как сестра встает в длинную очередь паломников, пришедших в Центральный парк, чтобы побывать возле арки, под сводами которой родился Джесс. Время от времени так поступал и сам Феликс. Он опускался на колени перед статуей мадонны с младенцем и просил у Всевышнего прощения за то, что пытался клонировать Иисуса. Он знал, что отчасти причиной тому его собственное «эго», отчасти – импульсивная реакция на пугающее открытие, что они с Франческой, воспитанные в лоне католической церкви, имели родителей-евреев. Опасаясь репрессий со стороны нацистов, отец скрыл этот факт даже от собственных детей. Феликс узнал семейный секрет незадолго до того, как занялся изучением Туринской плащаницы.

В тот день, когда Росси развернул плащаницу, ему в голову пришла безумная мысль: воссоздать Иисуса и тем самым раз и навсегда положить конец несправедливым гонениям на еврейский народ. Теперь у Мэгги есть ребенок, от которого он, Феликс, никогда не откажется, хотя давно установил истину: Джесс не является генетической копией Христа.

– Эриэл, дорогая, я слышала, что у тебя появилось новое платье? – спросила Франческа. – Ты такая счастливая! Боюсь, что тебе вряд ли понадобится то, что сейчас у меня за спиной.

Эриэл подбежала к двери и попыталась заглянуть Франческе за спину.

– У тебя подарок для меня, тетя Фран? Не отпирайся!

Франческа уворачивалась от племянницы до тех пор, пока та не сдалась. После чего преподнесла ей коробку с красными и белыми сердечками и надписью «Москино».

– Я подумала, что к парижскому платью тебе понадобятся туфельки, – пояснила она.

Эриэл запищала от восторга. Тогда к ней подошла Аделина и взяла девочку на руки, чтобы поцеловать ее в щеку. Та ответила ей нежным поцелуем. Светлые волосы матери резко контрастировали с темными волосами дочери. Феликс невольно залюбовался ими, однако вспомнил, что дядя Симон все еще ждет его ответа, и отправился в кухню, где в квартире стоял телефонный аппарат.

У них давно вошло в привычку вести подобные разговоры попеременно – то в «чистых» комнатах, то в тех, в которых оставались «жучки». Феликс ожидал этих еженедельных звонков: их с дядей связывали не просто обычные родственные узы. Именно дядя Симон спас Мэгги и Джесса, предоставив в их распоряжение виллу на берегу озера Маджоре. Когда-то, до того, как они были вынуждены бежать из Европы от преследований нацистов, вилла принадлежала родителям Феликса и Франчески.

Сейчас ее хозяином был дядя Симон. Благодаря ему Мэгги получила добрых помощников: домоправительницу Антонеллу, равви Диену, обучающего Джесса, и банкира, который незаметно, не привлекая к себе внимания, переводил деньги из Нью-Йорка в Арону. Разумеется, были и другие люди, помогавшие Мэгги по просьбе Симона. Когда Феликс впервые привез Мэгги с Джессом на берега Маджоре, его дядя поклялся, что если в годы Второй мировой войны итальянцы-католики смогли прятать от немцев соотечественников-евреев, то он, еврей, просто обязан спрятать женщину, считавшую своего ребенка потомком Иисуса Христа. Многим евреям в Италии в годы войны удалось выжить, сказал он. В этой стране знают, как спасать людей.

Феликс взял телефонную трубку.

– Привет, дядя Симон. Извини, что заставил тебя ждать.

– Привет, Феликс. Я звоню от имени моей жены, которая уже заскучала по тебе.

Феликс Росси напрягся. Слова «я звоню от имени моей жены» были кодовой фразой. Имелось в виду, что Симон звонит от имени Мэгги. Феликс заставил себя рассмеяться.

– Симон, непременно передай Сильвии, что теперь у меня есть собственная женушка и ребенок. Я не могу постоянно летать в Италию, чтобы она меня кормила!

– Ха! Она говорит, что дом достаточно велик, чтобы вместить все ваше семейство. Имей она возможность видеть вас в нашем доме, особенно свою внучатую племянницу, то, возможно, на какое-то время осталась бы довольна.

Слова «на какое-то время» и «осталась бы довольна» означали, что он должен как можно скорее позвонить Мэгги.

– Конечно, дядя, – ответил Феликс и подозвал к телефону дочь.

Та уже успела надеть новые туфельки. Вбежав в кухню, девочка схватила трубку, сказала «привет» своим итальянским zio и zia и сообщила дедушке Симону о предстоящей поездке в Вермонт. Затем на параллельном аппарате трубку взяли Аделина и Франческа, и тоже поговорили с итальянским родственником.

– Пока, Симон, – попрощался Феликс, когда женщины закончили разговор. – Звони в любое время.

С этими словами он положил трубку. Симон передаст Мэгги, чтобы та ждала его звонка. Теперь ему нужно придумать, как уйти из дома, чтобы не вызвать никаких подозрений у его незримых соглядатаев. Вспомнив о потерянных перчатках для верховой езды, Феликс позвонил вниз, чтобы заказать лимузин, которым пользовались все жители дома, кроме Теомунда Брауна.

Через несколько секунд он уже был в фойе, где Рэйв, швейцар, проводил его до машины. Водитель уже заранее распахнул дверь. Росси отчетливо, чтобы его услышал Рэйв, назвал нужный ему адрес:

– На 24-ю Восточную улицу, «Миллер Харнесс Кампани», пожалуйста.

Судя по нахальным щенячьим глазкам швейцара, адрес тот запомнил. У Рэйва была сестра, сиделка, с точно такими же странными, неприятными глазами. Феликс пару раз видел ее в доме.

Они отъехали от тротуара и покатили на юг по фешенебельной Парк-авеню в направлении вокзала Гранд-сентрал, вскоре обогнув по дороге корпус библиотеки имени Пирпонта Моргана, хранившей одну из лучших в мире коллекций редких манускриптов. Теперь Феликс лишился возможности заниматься их изучением. Среди всех прочих унижений именно это ранило его больнее всего, как будто клонирование поставило на нем клеймо неудачника, не способного к серьезным научным исследованиям.