Черная легенда - Страница 27

А папа Григорий послал венгерскому королю только благословение и предложил подождать с помощью ему до заключения победоносного мира папы с Фридрихом II, которого он иронически называл «именующий себя императором». Когда же выяснилось, что монголы на Германию не посягают (ведь половцев там не было), в июне 1241 г. войска Фридриха II двинулись на Рим.

В том же, 1241 г. все задачи, поставленные перед войском Батыя, отправившимся в западный поход, были выполнены. А дальше произошло непредвиденное: 11 ноября 1241 г. умер великий хан Угэдэй. Согласно монгольскому обычаю, все предприятия, кроме неотложных, должны были быть приостановлены до выбора нового хана. Батый со всей армией повернул назад, тем более что претендентом на престол становился его злейший враг, сын Угэдэя – Гуюк, за которого пока правила мать Туракина – ханша Дорэгэнэ-хатун.

Батый, как человек осторожный и умный, поставил свою ставку в низовьях Волги, у берега ее протока – Ахтубы. Ставка имела стратегические выгоды: она обеспечивала безопасность при внезапном нападении с запада – из Венгрии и Польши, и с севера – из великого княжества Владимирского. Княжество, вопреки предвзятому мнению специалистов, не изучавших международный аспект монгольской политики, сохранило свои города, деревни и войско, в котором было около 50 тысяч обученных воинов. Ведь именно с этими воинами Александр Ярославич Невский разбил немецких рыцарей на Чудском озере и отогнал литовцев от Москвы и Бежецка.

У самого Батыя, после того как он отпустил войска, мобилизованные специально для похода, оставалось всего 4 тысячи всадников. Из них пришлось половину выделить братьям: старшему, Орде-Ичену, для Белой Орды на Иртыше, и младшему, Шейбану, для Синей Орды, кочевавшей на территории от нынешней Тюмени до Аральского моря.

Фактически у Батыя осталось две дивизии: конная – из племени мангут (так, кстати, калмыки до сих пор называют волжских татар), и артиллерийская – из чжурчжэней, которых русские авторы XII–XIII вв. называли их официальным именем – хины (от названия империи Кинь). Ни для католической, ни для православной Европы этот улус монголов на восточном берегу Волги никакой опасности не представлял. Тем более что между Русью и Ордой на Волге лежала не населенная в то время степь, по которой бродили «бродники», жившие ловлей зверей и птицы. Так что здесь надолго могла установиться отчетливая, фиксированная граница.

Когда монголы ушли, европейцы приободрились, и в 1243 г. папа созвал в Лионе собор, решивший начать новый крестовый поход, на этот раз против монголов. Поскольку за войну с монголами высказались гвельфы, то гибеллины стали думать о том, как заключить с монголами союз. Главами гибеллинов были Гогенштауфены, а союзниками их – Капетинги, то есть, в данном случае, король Франции Людовик IX Святой, стремившийся освободить от мусульман Гроб Господень, как это проделал его союзник Фридрих П. Но французам не повезло. В 1250 г. мамлюки разбили их войско и взяли в плен короля. По этому поводу жители города Марселя звонили в колокола и пели: «Те Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»), ибо французов провансальцы ненавидели куда больше, чем турок.

За это время и в Монгольском улусе произошла крупная перемена. Хан Гуюк, пытавшийся опереться на православных греков, грузин и русских, был в 1248 г. отравлен, и в 1251 г. на кошме воины подняли его врага и друга Батыя – Мункэ, мать которого была кераитская царевна Суюркук-тени-бики, очень набожная несторианка. Ориентация сместилась: теперь главными врагами Монгольского улуса стали мусульмане, а друзьями – армяне и сирийцы, стонавшие под игом арабов и сульджуков. Очень они были озлоблены против мусульман – будь то арабы, персы, туркмены, хорезмийцы, гурцы – и не очень обожали греков и грузин.

Не было единомыслия в самой ханской семье. Мункэ открыто говорил, что для него пять религий равны, как пять пальцев на руке. Хубилай, командовавший одной из армий в Китае, был склонен к христианству, но помалкивал. Хулагу был буддист, но в угоду жене – Докуз-хатун – и военачальнику – Кит-буте – демонстративно поддерживал христиан. Ариг-буга, младший брат и законный наследник, в присутствии Рубрука открыто произнес: «Мы, монголы, знаем, что мессия – Бог». А «черная вера», хотя и была государственным исповеданием, шла на убыль. Шаманов вытесняли даосы и ламы. Не было только исмаилитов, в те годы доминировавших в Иране.

Кроме мусульман и христиан на Ближнем Востоке жили исмаилиты, не имевшие собственной территории, но распространившиеся всюду и узнававшие друг друга по секретным знакам. Исмаилит был с суннитом – суннит, с шиитом – шиит, с христианином – христианин, с евреем – еврей. Но всюду он был верным учеником своего старца, сидевшего в неприступном Аламуте, замке в отрогах Эльбурса, и по его приказу убивал неугодных старцу людей – знатных и простых. Этот кошмар длился больше ста лет и казался вечным.

Основатель персидского исмаилитского ордена Хасан Саббах отнюдь не был религиозным фанатиком. В юности он просто хотел сделать себе карьеру не хуже, чем его два друга. Один из трех друзей стал везиром при сельджукском султане – Низам-уль-Мульк, другой – математиком и поэтом – Омар Хайям, а Хасан застрял на должности мелкого чиновника, устроенного везиром по знакомству. Хасан попробовал интриговать – его уволили. Тогда он стал исмаилитским эмиссаром – в 1090 г. обманом захватил Аламут и стал постепенно расправляться со своими врагами.

Хасан Саббах был гениальным злодеем. Он изобрел особую форму геноцида. Уничтожались только талантливые люди: храбрые эмиры, умные и образованные муллы, набожные отшельники, энергичные крестоносцы и халифы. В числе жертв исмаилитов были Низам-уль-Мульк, Конрад Монферратский, халиф Мустансир и многие другие. Зато трусы, дураки, люди, склонные к предательству, склочники и пьяницы чувствовали себя спокойно. Им было даже выгодно, что для них освобождались вакансии на служебной лестнице или устранялись соперники.

Повелители исмаилитов никого не опасались в своих горных замках, а исполнители шли на жертву, опьяненные гашишем, и давали себя казнить в ожидании блаженства в антимире, где все наоборот.

Мы уделили столько внимания исмаилитам не случайно. Исмаилиты боролись за упрощение системы и добились успеха, сделав свой этнос беззащитным. Они действовали, как раковая опухоль в организме, и погибли вместе с социальным организмом, когда в 1253 г. был задуман и затем осуществлен «желтый крестовый поход».

Всем известно, что монголы в XIII в. одержали много побед, захватили много земель, военной добычи, в том числе людей, которых они продали венецианским работорговцам. Те в свою очередь, пользуясь Босфором и Дарданеллами, принадлежавшими в 50-х годах XIII в. латинянам, отвезли рабов в Египет, чем весьма усилили мамлюкское войско, готовое бить любых христиан. Несториан – за то, что они их победили, католиков – за то, что те их везли в трюмах галер на продажу, армян – за то, что они дружили с монгольскими несторианами и франкскими католиками. Короче говоря, «сила вещей» 40 лет работала на возрождение мощи ислама, и результат получился хоть и неожиданный, но блестящий.

Хан Угэдэй, при котором, хотя и не благодаря ему, были совершены главные внешние завоевания, оставил страну в состоянии вынужденной мобилизации, отсутствие которой грозило гибелью. О Китае сказано выше, но и Персия представляла не меньшую опасность. В несчастном Иране не было и не могло возникнуть энергичное правительство, с которым монголам можно было бы заключить приемлемый мир. А если там появлялись талантливые политические деятели, то их жизнь пресекал отравленный кинжал исмаилита. А это означало, что через Иран свободно могли пройти и войска усилившегося багдадского халифа Мустасима, и наследники Великих сельджуков – туркмены Рума (Малой Азии), и преемники знаменитого Саладина – эмиры Сирии и Месопотамии, и даже египетские мамлюки. Поэтому границу было просто необходимо отодвинуть до Нубии и Сахары. Так, по-нашему предположению, думал монгольский хан и, по документальным данным, лучший французский историк Востока Рене Груссе.