Черная книжка - Страница 7

— Послушайте, леди, — начала Кэти.

— Меня зовут не Леди. Меня зовут Рамона. А тебя я буду называть полицейской шлюхой.

Сош слегка укусил себя за костяшку согнутого пальца: Кэти была не из тех женщин, над которыми можно было безнаказанно измываться.

— Хотя нет, я не стану тебя так называть, — передумала Рамона. — Ты, наверное, не смогла бы соблазнить даже полицейского.

Билли поморщился. Сош крепко закрыл глаза.

— Я вас поняла, — не дрогнула Кэти. — Но если подойти к данному вопросу с другой стороны…

Сделав несколько шагов, она обогнула стул с женщиной и вдруг дала ей такую оплеуху, что та свалилась со стула.

— Это я подошла с другой стороны, — пояснила Кэти.

Билли встал между Кэти и упрямой дамочкой, лежащей на полу.

— Иди подыши свежим воздухом, — попросил он девушку.

— Я подам на тебя, сучка, в суд! — крикнула Рамона. — Я тебя засужу, паскудная ты задница!

Билли протянул женщине руку. Та долго смотрела на него и лишь затем, ухватившись за него, поднялась и села обратно на стул.

— Рамона, — сказал Билли, — либо мы перевернем тут все, чтобы найти эту штуку, либо вы скажете, где она, и тогда нам не придется ничего ломать и портить. Я, конечно, понимаю, что у вас есть хозяин. Как вы думаете, он будет доволен, если вы вынудите нас крушить стены и отдирать от пола ковровое покрытие?

Хороший полицейский, плохой полицейский… Всего лишь клише, но оно соответствует тому, что реально происходит в деятельности полиции.

Рамона, все еще испытывая боль от полученного удара (на ее щеке осталось большое красное пятно), покачала головой с утомленным видом.

— Вы не найдете никакой маленькой черной книжки, — упрямилась она.

— Тогда мы устроим обыск у вас дома. У нас не будет другого выбора.

— Мне нужен адвокат, — произнесла Рамона.

Et voilà![10] Разговор можно считать законченным.

— Скажи полицейским в форме, чтобы никуда не уходили и продолжали искать до тех пор, пока не найдут что нам нужно, — приказал Билли Сошу. — А еще надо получить у судьи разрешение на обыск у нее дома. Мы найдем нужную нам маленькую черную книжку — рано или поздно.

Облава удалась на славу — а значит, это дело нужно было отметить. Билли и Кейт пошли в «Дыру в стене» — «полицейский» бар возле станции метро «Рокуэлл» на Коричневой линии.[11] Одна семейная пара — оба бывшие полицейские — купили заведение десять лет назад, привели его в порядок, рассказали всем встречным и поперечным, что полицейские будут получать в баре скидку на алкоголь — и дела у них пошли в гору буквально с первого дня. Три или четыре года назад они оборудовали в углу сцену, установили на ней микрофон и однажды объявили, что, дескать, сегодня вечером каждый может сказать в микрофон все, что пожелает. Вечер прошел столь успешно, что они стали проводить подобные акции регулярно. Теперь заведение притягивало к себе не только полицейских и увивающихся за ними поклонниц: некоторые люди приходили сюда, чтобы послушать что-нибудь смешное. Многие местные жители — в том числе и Билли — полагали, что бар ни в чем не уступает комедийным клубам на Уэллс-стрит.

Кейт и Билли зашли вовнутрь, и их встретили с большим почетом. Вокруг сразу началась толкотня — прямо как при драке за мяч во время игры в регби. Все старались пожать руку Билли, похлопать его по спине, обхватить руками и приподнять над полом, потрепать по шевелюре, угостить бокалом бурбона[12] или текилы. Он, конечно, от угощения не отказывался, ибо не хотел проявлять невежливость. К тому моменту, как они с Кейт наконец-таки нашли себе столик, Билли уже изрядно подвыпил, волосы растрепались, как у мальчугана-сорванца, и ему казалось, что он потянул пару мышц.

— Думаю, до них дошли слухи о проведенных арестах, — сказал он Кейт, волосы у которой сейчас пребывали примерно в таком же состоянии, как и у него.

На столе перед ними появилось два пол-литровых бокала с элем,[13] при этом им сказали, чтобы «даже и не пытались сегодня вечером за что-то платить». Билли взял бокал и с удовольствием сделал большой глоток. Да, вечер был знаменательным. Журналисты взбудоражились. Что, архиепископ? И мэр Чикаго? Уж слишком крупные фигуры для того, чтобы кто-то мог не обратить на произошедшее внимания. Находящиеся сейчас в баре полицейские то и дело передавали друг другу смартфоны, давая прочесть статьи в интернет-изданиях и сообщения в «Фейсбуке» и «Твиттере». Мэр никогда не проявлял доброжелательности по отношению к общественным организациям полицейских и их пенсиям, а потому никто здесь не проливал слез по поводу того, что мэр вляпался в серьезные неприятности. А вот архиепископ — совсем другое дело. Некоторые люди расстроились, особенно рьяные католики, которых в полиции имелось немало. Другие же пользовались случаем и цинично насмехались над церковью, порой выходя за пределы политкорректности. Некоторые из полицейских заметили, что на этот раз священник был пойман, по крайней мере, с женщиной, а не с мальчиком, прислуживающим у алтаря.

Кейт, похоже, была в восторге. Она любила совершать какие-нибудь решительные действия — причем даже в большей степени, чем Билли. Если усадить эту женщину за какие-нибудь бумажные дела, через час ей захочется застрелиться. Она обожала работу детектива, особенно облавы, стычки, напряженные ситуации. Она стала полицейским из благих побуждений — чтобы бороться за хорошее и против плохого, — но работа в полиции давала ей кое-что еще: она была для нее своего рода контактным видом спорта.

Билли посмотрел на Кейт. Она стояла возле столика, который они заняли, и не сводила глаз с экрана телевизора, который размещался в углу помещения, — один за другим шли репортажи о произведенных арестах. Кейт была одета в тонкий свитер с большим разрезом и облегающие голубые джинсы. Очертания ее тела бросались в глаза. Когда-то она слыла звездой волейбола в Университете Южного Иллинойса, и хотя с тех пор прошло больше десяти лет, она сохранила атлетическую фигуру. Этому, наверное, способствовало посещение ею занятий по тхэквондо и боксу, а также увлечение бегом на очень длинные — полумарафонские — дистанции. Иногда Билли даже начинал чувствовать себя уставшим от одних лишь мыслей о том, какими видами спорта занималась Кейт.

Но вот сегодня вечером он никак не чувствовал себя уставшим. Его, как и Кейт, взбудоражили произведенные аресты. Он всегда говорил себе, что задержания по своей сути не отличаются друг от друга — «делай свою работу, невзирая на лица», — но тем не менее он не мог отказать себе в маленьком проявлении тщеславия после событий сегодняшнего вечера.

К нему снова и снова подходили какие-то люди, которые поздравляли и отпускали шуточки по поводу мэра и архиепископа — колкости, которые становились все более грубыми по мере того, как собравшиеся в баре посетители пьянели. Снова посмотрев на Кейт, Билли вдруг увидел лейтенанта Визневски — Виза, который обхватил Кейт рукой за плечи и что-то шептал ей на ухо. Кейт вроде бы улыбалась, но Билли знал ее лучше, чем кто-либо другой. По напряженности ее тела и натянутой улыбке он понял, что она скорее согласится на клизму, чем клюнет на флирт со стороны Виза.

Ох уж этот Виз! Сначала попытался уговорить Билли не встревать в сомнительное дело (поскольку, будучи политиканом, опасался нарушить сложившееся положение вещей), а затем сделал поворот на сто восемьдесят градусов и в разговоре с заместителем суперинтенданта полиции приписал все заслуги себе одному. И вот сейчас он вел себя так, как будто участвовал в операции по задержанию.

— Ага, вот и ты. Человек дня.

Эти слова произнес Майк Голдбергер — Гоулди, явившийся в бар собственной персоной. Гоулди был довольно сдержанным человеком, который, в отличие от Билли и его приятелей, не очень-то увлекался попойками и кутежами, а потому видеть его здесь, в «Дыре в стене», было весьма непривычно.