Черная гора - Страница 20

– В некотором смысле, – возразил Вульф, – это заявление не соответствует действительности. Мы не хотим предъявить документы, и на то имеется причина. У нас их нет.

– Ага! – обрадовался Жубе.

– Самые обычные документы, ничего особенного. Вы же не можете жить без документов, – рассудительно заметил один из мужчин.

– У нас их нет.

– Не верю. Тогда где они?

– Это дело не для мелких служащих, – заявил Жубе. – Доложите Госпо Стритару. Я отведу их к нему.

То ли им не понравилось, что Жубе обозвал их мелкими служащими, то ли не по годам наглый юнец им вообще не нравился, а может, свою роль сыграло и то и другое. Только они злобно на него посмотрели, что-то проворчали, и один из них исчез за внутренней дверью, прикрыв ее за собой. Вскоре он вынырнул снова и придержал открытую дверь. У меня не создалось впечатления, что Жубе тоже приглашали, но он все-таки вошел вслед за нами.

Эта комната была больше, но выглядела такой же мрачной и грязной. Создавалось впечатление, что высокое узкое окно не мыли с тех пор, как четыре года назад Подгорица стала Титоградом. Один из двух больших столов пустовал, за другим сидел широкоплечий нестриженый детина с впалыми щеками. Он о чем-то совещался с личностью, устроившейся на стуле у края стола, – помоложе и пострашней, с плоским носом и лбом, скошенным прямо над бровями под острым углом. Бросив быстрый взгляд на меня и Вульфа, детина уставился на Жубе без малейших признаков сердечности.

– Где ты их взял? – спросил он.

– Они появились в доме моего отца неизвестно откуда и попросили, чтобы их отвезли в Подгорицу. Толстяк так и сказал – Подгорица. И добавил, что заплатит две тысячи динаров или шесть американских долларов. Он знал, что у нас есть машина и телефон. Когда ему отказали, он предложил отцу позвонить в Министерство внутренних дел, в девятнадцатую комнату, и спросить, должен ли он сотрудничать с человеком по имени Тоне Стара. Отец решил, что звонить не обязательно, и приказал мне отвезти их в Титоград. По дороге они разговаривали на иностранном языке, которого я не знаю, думаю на английском. Толстяк просил отвезти их к северному концу площади, но я привез их сюда и теперь вижу, что был прав. Они утверждают, что у них нет документов. Интересно будет послушать их объяснения.

Жубе подвинул стул и сел. Детина посмотрел на него:

– Я что, предлагал тебе сесть?

– Нет, не предлагали.

– Ну так вставай. Вставай, я сказал. Вот так-то лучше, мой мальчик. Ты учишься в Загребском университете и даже был три дня в Белграде, но я что-то не слышал, чтобы тебе присвоили звание народного героя. Ты правильно поступил, приведя сюда этих людей, и я поздравляю тебя от имени нашей Народной Республики, но если ты будешь вести себя не так, как положено человеку твоего возраста и положения, тебе перережут глотку. А теперь возвращайся домой и подумай хорошенько над своим поведением. Да не забудь передать от меня привет твоему уважаемому отцу.

– Вы несправедливы, Госпо Стритар. Лучше я останусь и послушаю.

– Убирайся!

С минуту я думал, что мальчик заупрямится. Он, похоже, и сам так думал, но в конце концов сдался, повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, субъект, сидевший у края стола, поднялся, явно собираясь уйти, но Стритар что-то ему сказал, и он подошел к другому стулу и сел. Вульф уселся у конца стола, а я занял стул, который освободил Жубе.

Стритар посмотрел на Вульфа, потом перевел взгляд на меня и снова уставился на моего патрона.

– Что это за разговоры про отсутствие документов? – спросил он.

– Это не разговоры, – сказал Вульф. – Это факт. У нас их нет.

– Где же они? Что за дела? Кто украл их?

– Никто. У нас нет документов. Я думаю, наша история покажется вам необычной.

– Она уже кажется мне необычной. Лучше вам все рассказать.

– Я так и собираюсь сделать, господин Стритар. Меня зовут Тоне Стара. Я родился в Галичнике и с шестнадцати лет, следуя обычаю, начал уезжать в разные места на заработки. Семь лет я возвращался в Галичник в июле, но на восьмой год не вернулся, потому что женился в чужой стране. Жена родила мне сына и умерла, но я все равно не возвратился. Я бросил отцовское ремесло, занялся другими делами и преуспел. Мой сын Алекс вырос, начал мне помогать, и мы преуспели еще больше. Я думал, что порвал все связи с родиной, все забыл, но когда шесть лет назад Югославию исключили из Коминформа[18], у меня вновь появился к ней интерес. И у моего сына тоже. И мы всё пристальней следили за развитием событий. В прошлом июле, после того как Югославия порвала отношения с Советским Союзом и маршал Тито сделал свое знаменитое заявление, мое любопытство достигло предела. Я пытался спорить, не столько с другими, сколько с собой. Я старался собрать побольше информации, чтобы понять, кто прав, кто виноват и каковы истинные интересы и благосостояние моего народа. – Он кивнул на меня. – Мой сын, как и я, очень этим заинтересовался. И в конце концов мы решили, что нельзя судить на таком большом расстоянии. Мы не располагали достаточными сведениями и не могли проверить, соответствуют ли они действительности. Я решил приехать, чтобы разобраться во всем на месте. Сначала я думал ехать один, потому что мой сын не знает языка, но он настаивал на том, чтобы сопровождать меня, и я согласился. Естественно, возникли трудности. Мы не могли получить визы для въезда в Албанию или Югославию, поэтому нам пришлось плыть на корабле до Неаполя, а потом лететь в Бари. Оставив багаж, а с ним и документы в Бари, мы договорились через агента, которого мне рекомендовали, чтобы нас переправили на албанский берег. Причалив ночью в окрестностях Дрина, мы прошли пешком через албанскую территорию в Галичник, но уже через несколько часов поняли, что там ничего не узнаешь, и вернулись назад в Албанию.

– В каком месте вы перешли границу? – спросил Стритар.

Вульф покачал головой:

– Я не хочу причинять неприятности людям, которые нам помогли. Я склонялся к мысли, что русское руководство – это лучшая надежда для моего народа. Но теперь, после нескольких дней, проведенных в Албании, я в этом не уверен. Люди не хотели говорить с иностранцами, но я видел достаточно, чтобы у меня возникло убеждение: лучшей доли народ может добиться только под руководством товарища Тито. Правда, до меня дошли слухи, что кое-кто связывает свои надежды не с русскими и не с маршалом Тито, а с неким выступающим против них подпольным движением. В итоге я вконец запутался и стал понимать еще меньше, чем когда уезжал с моей новой родины на поиски правды. Все это время, как вы понимаете, мы с сыном были на нелегальном положении, потому что у нас нет документов. Естественно, я намеревался посетить Югославию и теперь хочу узнать как можно больше о движении, которое, как мне сказали, называет себя Духом Черной горы. Я полагаю, вы слышали о нем?

Стритар ухмыльнулся:

– О да, я о нем слышал.

– Я знаю, что нередко его именуют просто Духом. Никто не хотел назвать мне имена руководителей, но по некоторым намекам я понял, что один из них находится в окрестностях Черной горы, что довольно логично. Поэтому мы двинулись с севера через горы, перешли югославскую границу и, следуя по течению реки, добрались до Риеки, но там поняли, что нет смысла идти в Цетине, пока у нас не будет дополнительной информации. В детстве я был однажды в Подгорице – навещал товарища по имени Грудо Балар. – Вульф резко повернулся и посмотрел на человека с плоским носом и скошенным лбом, сидевшего у стены. – Когда мы вошли, я обратил внимание, что вы на него похожи, и подумал, что, может быть, вы его сын. Скажите, пожалуйста, ваша фамилия не Балар?

– Нет, – ответил плосконосый низким еле слышным голосом. – Меня зовут Петер Зов, если это вас интересует.

– Вовсе нет, раз вы не Балар. – Вульф обернулся к Стритару: – Так вот, мы решили добраться до Подгорицы – я, наверное, научусь называть ее Титоградом, если мы останемся в этой стране, – во-первых, чтобы попробовать отыскать моего старого друга, а во-вторых, посмотреть, как здесь идут дела. Мне сказали, что у Джорджа Билича из Риеки есть машина и телефон, а мы порядком сбили ноги, поэтому обратились к нему и предложили две тысячи динаров за то, чтобы он довез нас до города. Вы спросите, почему, когда Билич отказал нам, я предложил ему позвонить в Министерство внутренних дел в Белграде? Это всего лишь ход, признаюсь не очень тонкий, который я использовал раз или два в Албании, чтобы оценить обстановку. Если бы Билич позвонил, это бы значительно расширило мои познания в данной области.