Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности - Страница 10

Женщина: А почему НЛП никогда не занималось этими промежутками?

Джон: Не знаю, как насчет НЛП, но мы с вами занимались. Помните о четырех каналах восприятия? Вы о них знаете?

Джуди: Помните эту четверку? Кто сказал: «Да»?

Джон: Да? О, прекрасно.

Джуди: Да, кажется, я это помню, да.

Джон: Отлично.

Джуди: Отлично.

Джон: (пишет на доске) Вот они, тут как тут.

Четыре канала восприятия

Ад }

Джуди: Оп-ля!

Джон: «О» – значит «обоняние».

Женщина: Когда я это проходила, его не было.

Джуди: (с притворным отвращением): О, человек.

Женщина: Но нос у меня был.

Джуди: Нос у вас был.

Джон: Так что вы все равно это знали. Вот пример мудрой реакции на НЛП.

В книге Миры воина-масая Тепилита Оле Сайтоти[6] есть описание, как его соплеменник впервые прокатился в автомобиле. Воина стало тошнить, и ему пришлось выйти из машины и прогуляться. Почему? Рассмотрите контекст – с самого раннего детства он учился охотиться, его каналы восприятия постоянно очищались. Он учился замечать примятую траву, отсутствие звуков в чаще, запах недавнего убийства. И эти навыки, как часть его паттернов восприятия и инвентаризации мира, были отточены и автоматизированы. И вдруг этот чрезвычайно тренированный, исключительно сенсорно чуткий организм мчится сквозь окружающую среду на скорости, по крайней мере, вдвое больше той, с которой он когда-либо передвигался раньше. И результат легко предсказать: организм переполнен информацией, хлынувшей через сенсорные каналы – он не знает, как использовать фильтры на такой скорости.

Джуди: В европейской традиции жонглирование считалось магией. До тех пор, пока примерно сто лет назад не были развиты паттерны визуального восприятия, достаточно тонкие и быстрые, , чтобы люди могли увидеть, в буквальном смысле, что делает жонглер.

Джон; Как быстро летит мир – в эти пять дней вы сами будете учиться тому, что каких-то сто лет назад было настоящей магией.

Женщина: Мы будем учиться жонглировать?

Джон: А как же.

Джон: Если забрать БаМбути, пигмеев из тропических лесов Итури в Центральной Африке, из их джунглей, их начнет тошнить. Что же происходит, когда БаМбути покидают свои джунгли? Тропический лес – вертикальный мир. БаМбути родились и прожили всю жизнь в этом лоне (матку и лес они называют одним и тем же словом), оно укрывает их, обеспечивает им защиту и так характерно отмечено вертикальностью. И когда они покидают свой вертикальный мир, им становится тошно, и вскоре некоторые из них начнут тосковать и очень заболеют, если не вернутся в свой лес.

Джон: Их чувство безопасности неразрывно связано с возбуждением определенных рецепторов визуального восприятия вертикальных линий. Поэтому для них чрезвычайно важно жить там, где они знают, как воспринимать окружающий мир. Колин Турнбулл приводит прекрасное описание, как его друг Кенге пытался понять незнакомый пейзаж саванны.[7]

Кенге не мог поверить, что это те же самые горы, которые мы видели из леса; оттуда они казались ему просто большими холмами. Я попытался объяснить, что такое снег. Он думал, что это какие-то белые скалы. Генри сказал ему, что это вода, которая приобрела цвет на такой высоте, но Кенге хотел знать, почему она не течет по склону горы, как положено воде. Когда Генри сказал, что на такой высоте вода вдобавок становится твердой, Кенге смерил его долгим и пристальным взглядом и сказал... «Бонго йако!»

(Говорит с акцентом штата Оклахома)

«Ты лгун!»

Джон: Он что, был родом из Оклахомы?

Со свойственной пигмеям философией он просто принял то, чего не мог понять и повернулся к горам спиной, чтобы получше рассмотреть окружающий пейзаж. Он сорвал пучок травы, попробовал ее на вкус и понюхал. Он сказал, что это плохая трава, и что земля тоже плохая. Он втянул воздух и сказал, что это плохой воздух. Впрочем, он с самого начала заявил, что это очень плохая страна. Гид показал на слонов, надеясь хоть как-то вернуть ему уверенность в себе. Но на Кенге они не произвели никакого впечатления. Он только спросил, какая в них польза, если на них нельзя охотиться. Генри указал на антилоп, которые подошли почти вплотную и уставились на нас с явным любопытством. Кенге всплеснул руками и сказал, что их так много, что они могли бы обеспечить пищей целый лагерь в течение месяцев и месяцев. Потом он увидел буйволов, которые лениво щипали траву в нескольких милях внизу, у подножия горы. Он повернулся ко мне и спросил: «А это что за жуки?»

Сначала я не понял, о чем он говорит, но потом сообразил, что в лесу обзор настолько ограничен, что при оценке размера нет особой необходимости автоматически делать поправку на расстояние. Но здесь, на равнине, Кенге, очевидно, впервые видел перед собой незнакомую бескрайнюю саванну, и не было ни одного деревца, которое могло бы послужить ему основанием для сравнения. То же самое произошло позже, когда я указал ему на лодку посередине озера. Это была большая рыбацкая лодка, в ней было полно людей, но Кенге сначала отказался верить этому. Он подумал, что в озере плавает обломок дерева.

Когда я сказал Кенге, что эти жуки – буйволы, он разразился смехом и велел мне прекратить молоть чепуху. Генри, совершенно сбитый с толку, подтвердил мои слова и заметил, что посетители парка должны передвигаться только в сопровождении гида, потому что здесь полным полно опасных животных. Кенге все еще не верил, но прищурился, чтобы лучше разглядеть «жуков». Он спросил, что это за такая мелкая порода буйволов. Я сказал, что они почти вдвое больше лесных буйволов. На это он пожал плечами и резонно заметил, что если бы это было так, мы бы сейчас не стояли так спокойно на таком открытом месте. Я сказал, что они очень далеко от нас, примерно как от Эпулу до деревни Копу, на другом берегу Эбойо. Он стал стряхивать пыль с рук и ног, больше не интересуясь подобными выдумками.

Мы двинулись вниз по дороге, и проехали примерно полмили к тому месту, где паслось стадо. И по мере того, как мы приближались к буйволам, Кенге, должно быть, казалось, что «жуки» становились все больше и больше. Теперь он сидел у окна, буквально приклеившись к нему, и ничто не могло заставить его опустить стекло. Мне даже пришлось поднять и свое окно, чтобы он не волновался. Я так никогда и не узнал, о чем он думал. Решил ли он, что жуки превращались в буйволов, или что это были маленькие буйволы, которые быстро росли по мере нашего приближения. Он только сказал, что это не настоящие буйволы, и не собирался выходить из машины, пока мы не покинули парк.

Джуди: Я хочу привести еще одну историю из книги Люди леса[8]. Жили-были молодые мужчина и женщина. И они только что поженились. И вот, они поссорились по какому-то поводу, я не помню, упоминает ли его Турнбулл. Но в культуре БаМбути есть общепринятый способ жениться, и есть общепринятый способ расторжения брака: женщина начинает разбирать хижину, лист за листом. И когда она добирается до последнего листа и собирает свою кухонную утварь, дело сделано. Назад пути нет. И вот они крепко повздорили, и нужно помнить, что самое важное для БаМбути – сохранение целостности охотничьей группы: в ней не может быть людей, создающих неразрешимые конфликты, ведь это может поставить под удар всю группу. Так что женщина разбирает листья хижины, лист за листом, и она в слезах, и ее муж сидит у огня и думает: «Что же мне делать, как ее остановить?» И он не может ничего придумать, а она продолжает разбирать хижину, лист за листом, и он ломает руки и в волнении ходит туда-сюда, и вдруг он подходит к хижине, начинает помогать ей снимать листья и говорит: «Да, это отличная идея, давай спустимся к ручью и помоем эти листья». И она в недоумении: «Что?». И он говорит: «Отличная идея, эти листья стали такими грязными, и ты здорово придумала – снять их. Давай вместе пойдем и вымоем их». И тут она все понимает: «Ах!» И вот что действительно интересно, Турнбулл пишет, что в течение следующего месяца он видел, как пары, живущие на этой стоянке, время от времени разбирали свои хижины и мыли листья в ручье, хотя он никогда не видел такого поведения в группе прежде и никогда не видел его потом.