Черепаха Тарази - Страница 50
- За много лет я впервые вижу эту дрянь, - сказал Армон. - В детстве, помню, мальчик на базаре сидел и давил их между ногтями - и с таким удовольствием... И вот опять... Неужели прав аскет Асадулла?
- Не знаю, есть ли связь... но войной, чувствуется, пропитан воздух... И самое страшное - люди как будто не ощущают этого - беспечны, плутуют, торгуют... На волне взлета безнравственности - даже самые трезвые головы, самые чуткие души теряют стойкость... Я до сих пор не могу простить себе, что проделал свои опыты без разрешения Бессаза... Кто вернет ему тридцать лет жизни, которые я отнял у него?
- Нет, ради общего блага...
- Но где оно - это общее благо? - прервал его сердито Тарази. - Чего мы добились? Оправдание можно найти всему, даже убийству невинного... Понял я только одно, что перед войной, когда мельчает порода, кровь людская разбавляется водичкой и всплывает пена... вместе с этой пеной поднимаются на поверхность так называемые пытливые умы, якобы для того чтобы улучшить измельчавшую породу... А оправдание можно найти всему, - повторил Тарази и остановился, услышав, как покашливает и ворочается в постели Бессаз.
Тарази постоял за дверью его комнаты и, обеспокоенный, постучал. Бессаз долго не отвечал - затаил от страха дыхание.
- Это я, - сказал Тарази, и только тогда Бессаз вскочил, пощупал в темноте - дверь, оказывается, не была заперта.
Свет коридора осветил бледное лицо Бессаза.
- Не спится? - положил ему руку на плечо Тарази.
- Сегодня что-то... - вздохнул Бессаз, успокаиваясь от его прикосновения.
Тарази сел рядом, и Бессаз, всегда чувствовавший себя неловко и неуютно рядом с ним, был сейчас доволен его приходом. И вообще в последние дни изменилось к нему отношение Тарази - был он не столь резким и грубым, как раньше, и Бессаз не мог понять, отчего это, хотя и радовался в душе.
- Вам страшно? - спросил Тарази.
- Да, - не сразу признался Бессаз. - Фаррух преследует меня. Как будто слышал его шаги в коридоре...
- Там никого нет, поймите, никого, - мягко и вкрадчиво объяснил ему Тарази. - Заставьте себя. Вам нельзя не спать...
- Я пытался, - сказал Бессаз и, видя, что Тарази встал, с мольбой протянул к нему руки.
- Идемте в коридор и за ворота. И вы убедитесь, что Фарруха нигде нет, - предложил Тарази.
- Он спрятался на крыше. Я знаю его повадки, - пробормотал Бессаз, и было видно, что мысль о преследователе так засела в его сознании, что даже если они выйдут в коридор и убедятся, что Фарруха нигде нет, - Бес-, саз все равно не успокоится.
Тарази вышел в коридор и, почувствовав себя страшно усталым, прислонился к стене.
"Это дурно, - подумал он. - Значит, все пошло обратно. Страх и беспокойство... Несколько таких кошмарных ночей - и все, кончено..."
Тарази уже был бессилен помочь Бессазу. И от этой мысли чувствовал сейчас такую опустошенность...
Вернуться и посидеть у его кровати, чтобы Бессаз уснул? Отправить в деревню к отцу Абитая? Там он успокоится, хотя и это не спасет Бессаза, ничто ему уже не поможет...
Тарази, держась за перила лестницы и останавливаясь, чтобы отдышаться, с трудом спустился вниз, в сторожку Абитая, и постучал.
- Кто? - испуганно откликнулся Абитай, и что-то упало на пол, видно сабля, которую держал он под подушкой.
- Абитай, - позвап Тарази, не открывая двери. - Накормите лошадь и , приготовьте повозку. А на рассвете тайком от Фарруха уезжайте с Бессазом в деревню...
- Слушаю и повинуюсь! - закричал довольный Абитай и еще что-то говорил, описывая деревенские прелести, но Тарази уже вернулся к лестнице...
А на рассвете возле дома уже стояла повозка, и Абитай, держа лошадь под уздцы, в нетерпении поглядывал на ворота, но Бессаз все не выходил. Уже и Хатун уложила в повозку все свои узлы и сидела, улыбаясь своим мечтам.
А Тарази и Бессаз все ходили взад-вперед по длинному коридору, и Тарази после обычных, ничего не значащих слов сказал:
- Что бы ни случилось, Бессаз, я уверен, вы будете вести себя достойно...
- Да, - просто ответил Бессаз, словно хотел поскорее закончить этот тягостный разговор. - Это судьба... Я восприму все как должное...
- Ведь поймите, - вдруг сделался словоохотливым Тарази, - я бы мог вас обманывать, хитрить, - словом, обнадеживать. Но зачем? Я вам сказал бы: езжайте, отдохните, и, когда с вами что-нибудь случится, я снова постараюсь помочь. Но зачем? - повторял Тарази, словно боялся, что Бессаз не поймет до конца, и вдруг обнял Бессаза на прощанье и задрожал весь от горя и бессилия...
Бессаз уловил его состояние и, второпях целуя Тарази в бороду, подумал: "Такой человек страдает из-за меня..." - а вслух сказал, обращаясь к Тарази:
- Это судьба, - и, через силу улыбнувшись, быстро спустился вниз.
И Тарази услышал, как лениво затопала лошадь по каменистой тропинке, увозя от него навсегда Бессаза - дитя человеческое, которого Тарази воскресил во второй раз, но который, увы, еще до появления на свете, оказался обреченным...
Долго прислушивался Тарази к скрипу повозки, а потом в доме наступила полная тишина. Странная, даже чем-то пугающая, она была столь необычна, что Тарази опустился на ступеньки лестницы и сидел так и смотрел на желтоватые стены, на которых застыли капли воды, на потолок, из щелей которого, пошевеливаясь, выглядывали, как усики, стебли мха.
Такой тишины уже давно не было в доме. Тарази закрыл глаза. Чувствовал он, что истратил все, что теплилось в нем, и теперь к нему, освобожденному, снова подкрадывалась хандра.
Усилием воли Тарази заставил себя подняться, посмотрел в конец коридора, где была комната Армона. Серая пелена застилала глаза, и, хотя Тарази шел посередине коридора, каждый выступ в стене, ручка двери задевали его, толкали в бок. Будто кто-то в потемках подводил его ко всему острому, твердому - и все это сделалось для него враждебным.
Тарази улыбался улыбкой пьяного человека. Его тешила эта игра, этот двойник, который легко и ненавязчиво направлял каждый его шаг к стене, чтобы ударить, поцарапать, толкнуть.
- Армон, - позвал Тарази тихо.
Армон сидел с видом глубоко оскорбленного человека, но, едва Тарази, ударившись боком о проем двери, перешагнул порог, ученик встал и, не зная, как вести себя, опустил голову.
Они повздорили сегодня утром, кажется впервые с тех пор, как знали друг друга. Поэтому Армон не вышел провожать Бессаза и сидел в комнате, переживая. Он не хотел, чтобы Хатун ехала с Бессазом, - боялся, что впадет она в отчаяние, увидев, что Бессаз снова стал черепахой... не вынесет удара, сойдет с ума.
Но Тарази стоял на своем, объясняя, что, коль скоро молодые решили пожениться, пусть Хатун сама все увидит - час за часом - и так ей легче будет перенести утрату.
- Вы бессердечны! - закричал Армон и, рассердившись, ушел к себе. Но сейчас первое, что бросилось ему в глаза, - отрешенный взгляд, странная улыбка Тарази, и Армон шагнул, чтобы взять его холодные руки.
- Вы озябли? - виновато спросил он.
Тарази лишь мельком глянул на Армона - хотелось ему поскорее уйти и остаться одному. В минуты черной хандры даже близкие становились ему в тягость, но Тарази не хотел обижать Армона раздраженным словом или небрежным жестом.
- Я пришел сказать... - с трудом разжал отяжелевшие губы Тарази, и было такое ощущение, что говорит не он, а его двойник со стороны. Займитесь чем-нибудь... Ступайте к отцу в суд, побудьте... Нет, нет, не подумайте... - злясь на себя, махнул рукой Тарази - он боялся, что Армон не сможет понять, как тяжко ему сейчас, приходится через силу объяснять, хотя объяснять он ничего никому не обязан.
- Вы хотите побыть один? - дрогнул голос Армона. Только теперь он понял, что к учителю вернулась его всегдашняя хандра - после дней подъема, споров, нервотрепки и разочарования. Ясно, ведь Тарази пережил потрясение...
Тарази молча вышел и, направляясь к себе, подумал, что вот так всегда, он не может что-то вразумительно объяснить, его неправильно понимают, считают бог весть каким жестоким, бессердечным, нелюдимым, и не только такие, как Армон, которые в общем-то плохо знают его, - но и сестра, которая нянчила его и должна была чувствовать каждое движение его души, и жена, прожившая с ним два десятка лет... "Джалут", - усмехнулся он, вспомнив обвинение аскета.