Человек огня (Любовь в джунглях) - Страница 28

Ко времени прибытия в отель головная боль превратилась в сильную мигрень, и номер, с его кондиционером и затененными окнами, представлял благословенное убежище. Тина поискала аспирин, проглотила две таблетки, запив стаканом воды, сбросила пропылившуюся обувь и с облегченным вздохом легла на кровать. Закрыла глаза, призывая сон, но сон не шел к ней. Она пыталась очистить сознание от тревожных мыслей, но, даже не осознавая этого, все время возвращалась к самому счастливому дню, проведенному с Районом в сердце девственного леса, когда он так увлеченно рассказывал о своих планах. Тина старалась не вспоминать о том, как он осторожно расспрашивал о ее прошлом и как она сознательно лгала ему, чтобы не вызывать подозрений. Какой была бы его реакция, если бы она тогда призналась ему? Неужели уже тогда он знал, что она не подлинная Крис Доннелли, и пытался обезоружить ее и заставить признаться? Наверно, он просто солгал Инес. Он ведь не мог узнать — сказал, что знает о ее обмане, просто чтобы отразить обвинение Инес и не выглядеть дураком. Ни один мужчина не согласится так выглядеть, особенно в глазах женщины, на которой собирается жениться.

Тина вздохнула, вздох ее прозвучал скорее стоном.

Ругая себя, что мечтает о человеке, который, может, уже и не помнит о ее существовании, она с трудом поднялась с постели и решила, чтобы побороть депрессию, сделать что-нибудь позитивное, например, принять ванну. Роскошная ванна с теплой водой, с душистым мылом и шампунем, с большими мягкими полотенцами, — вот что ей нужно; может, после ванны она сможет уснуть.

Но вместо того чтобы вызвать сонливость ванна освежила и возбудила ее. Тина бродила по спальне полуобнаженная и наконец направилась к гардеробу, где висело ее единственное вечернее платье. Тётя настояла, чтобы Тина взяла его с собой. Очень красивое, короткое, цвета светлой кожи платье для коктейлей, с богатой парчовой отделкой, с тесным корсетом, расшитым золотой нитью. Хотя материал казался очень плотным, на самом деле платье было легким — идеальная одежда для приема в тропиках. Тина какое-то время думала о том, какое впечатление произведет на Рамона, впервые показавшись в таком наряде. Только сбросив одноцветные тусклые брюки и куртку, она поняла, как ей это все за время путешествия надоело. А когда взяла в руки золотистые туфельки, так шедшие к платью, и сравнила их с тяжелыми башмаками, лежавшими на полу, контраст был таким разительным, что Тина рассмеялась.

И сама же вздрогнула от этого звука. Как давно не вскипал в ней смех. Ее дух был угнетен мрачностью Рамона и надменностью Инес, она постоянно чувствовала себя неуклюжей и глупой. Но ей только что минуло двадцать лет, — и молодость брала свое. Головная боль прошла, а с ней и сонливость. К тому же все сильней становилось желание провести последний вечер в обществе Рамона — ведь это не так уж много, думала она, — воспоминания о нем будут преследовать ее всю жизнь. Сердце ее забилось чаше, она ощутила прилив оптимизма, словно кипучие пузырьки шампанского. И быстро приняла решение. Да, пусть сегодня у нее последнее воспоминание о человеке, которого она любит. Она пойдет на прием — какими бы ни были последствия этого поступка!

Задолго до восьми — времени, на которое назначен ужин, — она была готова, но слишком нервничала, чтобы спуститься вниз и присоединиться к остальным членам экспедиции, которые пили предобеденные коктейли. Много раз, расхаживая по комнате, она уже меняла было свое решение, и когда в дверь постучали и спросили: «Тина, вы готовы?», она испытала сильное желание сослаться на головную боль и попросить спрашивающего уйти. Но когда голос послышался снова, на этот раз настойчивей: «Тина, поторопитесь, все вас ждут!», она поняла, что придется идти.

Торопливо схватила вечернюю сумочку и побежала открывать деверь. На пороге стоял Феликс Крилли, держа в руке целлофановый пакет, перевязанный лентой. Он протянул ей его. Но тут рот у него раскрылся, челюсть отвисла, и слова, которые он готов был произнести, сменились удивленным возгласом. Тина была смущена его реакцией. Она понимала, что у нее сейчас эффектная внешность, но, естественно, не сознавала, какое впечатление производит на человека, привыкшего видеть ее в простой одежде исследователя. Его взгляд медленно скользил от сверкающей короны волос, уложенных в сложную французскую прическу и украшенных бриллиантовым украшением, к стройной фигуре, бедрам, обтянутым нейлоном, и ногам в золотых туфельках.

— Ну, как, подходит? — нервно спросила она.

Он с трудом перевел дыхание.

— Подходит? — повторил, словно не понимая. Затем горячо воскликнул: — Тина, любовь моя, вы богиня, заслуживающая поклонения, и готов биться об заклад, что сегодня вечером не будет ни одного мужчины, который устоит перед вашим обаянием! Не могу дождаться, когда мы спустимся и все окажутся у ваших ног! — Он озорно улыбнулся, потом вспомнил о своем подарке. — Мы решили, что вам это понравится, — с улыбкой сказал он, — но эти бедные орхидеи покажутся такими безвкусными, когда вы их приколете. Может, лучше оставить их в комнате.

— О нет! — С этим невольным возгласом несогласия Тина протянула руку к пакету. — И не подумаю! Спасибо за предусмотрительность, Феликс. — Она была тронута таким свидетельством внимания со стороны мужчин и одновременно почувствовала себя наконец защищенной. Радостная развязала ленту и достала орхидеи из углубления во влажном папоротнике. Феликс терпеливо ждал, пока Тина не убедилась, что цветы приколоты правильно, затем протянул руку и поклонился.

— Могу ли я иметь удовольствие проводить вас вниз, моя дорогая?

Она глубоко вздохнула и с улыбкой согласилась.

Феликс наслаждался бурей аплодисментов, встретившей их появление. Все мужчины, без единого исключения, лениво развалившиеся в креслах за коктейлями и болтовней, застыли, увидев в дверях Тину под руку с Феликсом. Словарь их оказался не очень разнообразным и состоял преимущественно из восклицаний: «Вот это да!», «Ничего себе!» и «Будь я проклят!», но самым приятным для нее было восторженное выражение, появившееся на их лицах. Принимая с удовольствием это восторженное внимание, Тина одновременно осматривала зал в поисках Рамона. Убедившись, что ни его, ни Инес нет, она расслабилась и принялась наслаждаться неприкрытой лестью. Хотя весь этот флирт был легкомысленным и забавным, он придавал ей уверенности — настолько, что когда несколько минут спустя в комнату вошли Рамон и Инес, Тина встретила их с гораздо меньшим трепетом, чем опасалась.

Инес сверкала. На ней было длинное узкое платье из ламе[7] с глубоким декольте, а плечи, если не считать двух узких бретелек, оставались обнаженными. Ожерелье не уступало бриллиантам в черных волосах, а когда Инее протянула руку за бокалом, такие же бриллианты сверкнули у нее на пальцах. Но вот взгляд ее упал на Тину, — и глаза женщины сверкнули ярче всех ее бриллиантов. Она с плохо скрываемым удивлением обвела девушку взглядом с ног до головы, поджала губы и со злостью отвернулась.

Уверенность Тины дрогнула. Она инстинктивно взглянула на Рамона и едва не выбежала из зала, когда он, бросив на нее холодный взгляд, без единого слова повернулся и стал слушать, что говорит Инес. Тина мужественно проглотила комок в горле и постаралась не показать, как ей больно, но мужчины, которые были совсем не такими тупыми, как делали вид, с молчаливым сочувствием окружили ее и соревновались друг с другом за право заслужить ее улыбку. Их комплименты и шутки, произносимые с заразительной веселостью, помогли Тине отогнать надвигавшееся уныние и выдержать церемонию, предшествовавшую ужину, а затем и сам ужин. Ей не давали времени думать о печальном, и к концу ужина от ее разбитых чувств оставались только отголоски боли в сердце. Но Тина знала, что стоит ей остаться одной, как эта боль снова будет терзать ее.

Ужин уже кончился, когда появился отсутствовавший Бренстон. Расчистили площадку для танцев и оркестр кончил играть первый номер, когда восклицание Феликса заставило Тину проследить за направлением его взгляда. В дверях, слегка раскачиваясь, стоял Тео и презрительно разглядывал собравшихся. Покрасневшее лицо и остекленевшие глаза свидетельствовали, что он удовлетворил свою страсть к алкоголю, и Тина испугалась, когда взгляд Тео остановился на ней и медленно пополз по ее телу. Ей показалось, что к ней прикасаются грязные пальцы. И когда Тео, покачиваясь, начал пробираться к ней, она побледнела и с немой мольбой посмотрела на окружавших мужчин. Оркестр снова заиграл, и все, оценив ситуацию, вскочили на ноги, приглашая ее на танец. Первым оказался Андерс Бреклинг, и прежде чем Тео добрался до нее, она уже была среди танцующих.