Человек, который знал все - Страница 6
— Что вы трогаете тут своими руками?! — вскипела фотомодель. — Все равно не купите! Больно дорого для вас.
— Разве это дорого?.. — с надменной печалью молвил граф, игнорируя шестизначный ценник. Но руки в бинтах убрал, заметно стушевался и как-то боком вышел из магазина.
В почтовом ящике белели уведомления о просроченной квартплате и неминуемом отключении телефона по вине должника. С телефона Безукладников и решил начать: надо было заново привыкать жить. Но сперва он отлежался на своем диване в сладкой нерушимой прострации — на правом боку в позе зародыша, потом откинувшись на спину, точно усталый пловец, потом опять на правом.
Он проснулся в четвертом часу, покурил на голодный желудок и припал к телефону.
— Раиса Алексеевна, я тут немного приболел, — доложил он секретарше и бессменной подруге начальника.
— Опять простыли? Сейчас все гриппуют… Александр Платоныч, но вам бы лучше подъехать на работу, когда сможете. Вы еще не в курсе? У нас опять сокращение штата. Саш! Только ты не психуй очень! Только не нервничай. В общем, так… Пока никто не слышит. Он тебя увольняет.
Воевать даже не пытайся. Он твою ставку уже прибрал. Правда, гад? Ты еще не знаешь, сколько я от этого кобеля терплю…
— Ах, какое дикое несчастье! — удовлетворенно вздохнул Безукладников и положил трубку.
Сейчас он понял, что нестерпимо нуждается в Ирине.
Чтобы вернуть себя в чувство, ему хватило бы и голоса жены. Только бы она была дома. Ну то есть не дома, а там — на территории Сергея Юрьевича. Она оставляла ему тамошний телефон и просила: «В крайнем случае обязательно звони!» Вроде как служба спасения или дежурная врачиха. «Спасибо. В крайнем случае — все равно не позвоню», — ответил он тогда.
Что она сейчас делает? Пришедшая на ум картинка была изумительно яркой. Он представил Ирину лежащей в ванне, в горячем сугробе мыльной пены, чуть бледную без макияжа, с полузакрытыми глазами — она любила так лежать, иногда подолгу. В воображении Безукладникова жена не изменилась, хотя немного похудела и чересчур коротко остригла негустые русые волосы.
Набирая номер, он волновался так, что путался в цифрах и трижды начинал заново.
— Да. — Она ответила мгновенно, будто ждала звонка.
— Привет. Не помешал?
— Нет… Но я в ванне.
— Я так и думал, что ты в ванне… Какие новости?
— Никаких. Месяц назад ушла с работы. Сижу дома, жарю котлеты. Что у тебя?
Он молчал.
— Что-то случилось??
— Я хочу тебя.
— Повтори! Плохо слышно…
— Я тебя хочу.
Теперь молчала она.
Он впитывал ее молчание, накрепко зажмурясь, будто ждал удара по лицу. Но при этом он видел совершенно отчетливо, как она выгибает поясницу и позволяет гладким подводным животным всплыть из-под пены, подаваясь навстречу узкой полудетской ладони. Там, в ванной, горел яркий свет, усиленный зеркалами, и мокрая белизна блестела под ним, и ужасающе алые, длинные капли ногтей плавно стекали по бедрам, по мыльному лону в жаркий сугроб.
Наконец у нее нашелся достойный ответ:
— Я не могу спать с двумя мужчинами. Между прочим, тебе я тоже никогда не изменяла!
Ей было неприятно это говорить. В разнеженном голосе даже позвякивали слезы.
— Ну вот и ладно. И черт с ними, с двумя! — Безукладников уже проклинал свою несдержанность. — Как ты сейчас выглядишь?
— Как я могу выглядеть? Я вся голая.
— Ты сменила прическу?
— Я подстриглась — почти как мальчик. Говорят, очень идет. Откуда ты знаешь — ты меня где-то видел? Тебе понравилось??
C этого момента он лишь рассеянно поддакивал, уйдя в себя.
Разговор остался лежать и черстветь, как надкушенный бутерброд.
— Но ты ведь еще позвонишь? — загрустила Ирина. — Часов до восьми я всегда одна.
Он заверил почти машинально, что скоро позвонит, и вновь поплыл к дивану.
Спустя несколько минут полного оцепенения лежащий открыл глаза — и тут же вскочил, как ошпаренный. Новый паралич настиг его в положении стоя. Со стороны могло показаться, что Безукладников тронулся умом.
Часы показывали без десяти четыре. Очень тихо, едва ли не крадучись, он опять подошел к телефону. Соратница шефа была на месте.
— Раиса Алексеевна, это снова я. Можно глубоко интимный вопрос?
Она хмыкнула. Ей нравились такие подходы.
— Вот эту, извините, юбку…
— Какую юбку?
— Темно-зеленую, в которой вы сейчас… — Он подождал, не будет ли возражений. Их не было. — Вы сами шили?
— Безукладников, ты мне грубо льстишь. Это коллекционная вещь от Маши Ведерниковой. Ползарплаты вынула.
— Давно купили?
— В пятницу. А, кстати, когда ты успел разглядеть? Тебя же не было…
Он сидел, уронив трубку на колени, и насвистывал мотивчик из Моцарта.
Следующие полчаса были отданы безудержному экспериментированию. На этот раз обошлось без телефона. Безукладников подходил к шкафу, распухшему от разномастных книг, выбирал наугад взглядом молчаливый томик и спрашивал вслух, чуть форсируя голос, как если бы в квартире присутствовал кто-то еще:
— Здесь, помнится, где-то было про обезьяну в Индокитае… Какая же это страница?
Впрочем, он мог не напрягать голосовых связок и вообще молчать.
Ответ приходил немедленно. Безукладников снимал книгу с полки и без лишних листаний убеждался в абсолютной точности подсказки, полученной неизвестно от кого. Пришедшая на ум сто сорок девятая страница безошибочно оказывалась именно сто сорок девятой, с неопровержимым третьим абзацем снизу:
«— Видите ли, — отвечал Фальтер, — в Индокитае, при розыгрыше лотереи, номера вытягивает обезьяна. Этой обезьяной оказался я. Другой образ: в стране честных людей у берега был пришвартован ялик, никому не принадлежавший; но никто не знал, что он никому не принадлежит; мнимая же его принадлежность кому-то делала его невидимым для всех. Я случайно в него сел».
Довольный экспериментатор усложнял задачу — выбирал сто лет не читанную книгу (когда-то громкое восхищение этим романом было частью обязательной школьной программы) и наугад «заказывал» номер страницы, интересуясь ее содержимым. В тот же миг его бедный разум засевали какие-то пыльные аграрные показатели:
«По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была составить в этом году 472 гектара, из них 110 — целины. Под зябь осенью было вспахано — еще единоличным порядком — 643 гектара, озимого жита посеяно 210 гектаров. Общую посевную площадь предполагалось разбить по хлебным и масличным культурам следующим порядком: пшеницы — 667 гектаров, жита — 210, ячменя — 108, овса — 50, проса — 65, кукурузы — 167, подсолнуха — 45, конопли — 13. Итого — 1325 гектаров плюс 91 гектар отведенной под бахчи песчаной земли…»
Затем он утыкался в желтоватую страницу — и не верил своим глазам.
В конце концов, отойдя от шкафа, Безукладников изволил полюбопытствовать, сколько денег в его распоряжении. Нельзя сказать, что это был чисто спортивный интерес: последний раз он ел в больнице утреннюю кашу. Точный размер наличных финансов — 13 рублей 81 копейка — Александр Платонович выяснил, не открывая кошелька. Однако, тихо надеясь на ошибку, открыл и пересчитал. Тринадцать восемьдесят одна. Этой суммы не хватило бы даже на скромный ужин в соседней пельменной.
Он вовремя вспомнил, что в холодильнике оставалось несколько сиротливых яиц и удручающе пожилой маргарин.
(Эпизод с яйцами Безукладников рассказывал мне с особым комическим энтузиазмом, давясь нервными смешками. Вообще смех у него был странный, похожий на маскируемые приступы астмы. Смеясь, он как будто страшился одновременно двух вещей — сболтнуть лишнего и задохнуться.)
Прежде чем проникнуть в холодильник, голодный естествоиспытатель мысленно осведомился, сколько яиц ему сейчас предстоит съесть. Выходило огорчительно мало — всего два. Насвистывая и перевирая того же Моцарта, он приоткрыл дверцу и осекся. Яиц в холодильнике было три.
— Ага! — вскричал Безукладников с таким злорадством, словно засек прокол в манипуляциях факира. Не прошло и полминуты, как он выронил и вдребезги раскокал об пол одно яйцо. В результате ему все-таки пришлось довольствоваться двуглазой яичницей, как назло еще и подгоревшей.