Человек, который ненавидел Маринину - Страница 7
"Он женат! — обреченно подумала Оля. — Впрочем, это не имеет значения, — тут же мелькнула другая, утешительная мысль. — Если он изменил раз, изменит и второй. Но если он герой Марининой, то кто же он? Издатель? Милиционер? Мафиози? Наемный убийца? Нет, это просто какой-то бред!”
Оля подвинула к себе лист бумаги, приготовившись писать.
— Хорошо, начнем составлять заявление, — слегка дрогнувшим голосом произнесла она. — Ваши фамилия, имя, отчество.
— Каменская Анастасия Павловна, — совершенно серьезным тоном сказал мужчина ее мечты.
Олины пальцы разжались. Авторучка упала на пол, украсив паркет лазурным разводом чернил.
— Уй! — с ужасом произнес Гоша Крестовоздвиженский. Люди в милицейской форме двоились и троились у него в глазах. — М-менты!
— Что будем с ним делать? — спросил один из милиционеров. — Он же лыка не вяжет!
— В-вяжу! — неожиданно возразил Гоша. — В-всех п-повяжу!
— Такие, как он, позорят наш милицейский мундир, — укоризненно заметил самый молодой милиционер.
— Р-ребята! — неожиданно вспомнил Гоша. — Я же св-вой! Я же в-ваш к-кореш! М-мы с Ась-ской К-каменской в-вчерась “Ч-черную к-кошку” бр-рали!
— Он имеет в виду издательство? — задумчиво спросил усатый сержант.
— Скорее банду, — покачал головой молодой милиционер. — Только Каменскую он спутал с Жегловым, а себя с Шараповым. Так что будем с ним делать? Доложим начальству?
— Нехорошо своих закладывать, — покачал головой сержант, который сам не прочь был в свободное от работы время отведать даров Бахуса. — Пусть поспит на диванчике, придет в себя, а там разберемся. Мало ли, почему он выпил. Может, у человека горе какое, а ты сразу — начальству доложить, начальству доложить!
— С-стучать н-на св-воих н-нехорошо! — поддержал сержанта Гоша.
— Лешик! Чистяков! Ты дома? — с порога крикнул Игорь Филимонов, он же Анастасия Каменская, он же красавец-брюнет, поразивший воображение несчастной Оленьки Кузиной.
— Дома, дома, — откликнулась из своей комнаты Марина Буданова. — Я же просила тебя не называть меня Чистяковым! Не забывай, что мы работаем под прикрытием, с другими именами, и все должны думать, что мы с тобой брат и сестра!
— Но ведь в квартире только мы с тобой! — жалобно произнес Игорь. — Ты не представляешь, какое это нервное напряжение — постоянно лгать, прикидываясь кем-то другим. Дай мне возможность хоть здесь побыть самой собой!
— Ладно, — вздохнула Марина. Она вышла из комнаты и чмокнула брата в щеку, привычно вживаясь в роль Алексея Чистякова, мужа Каменской. — Но только дома. Не забывай, что для всех остальных ты — Игорь Филимонов, мой брат. Хочешь есть? Я заказал из ресторана перепелок и свинину по-купечески, обжаренную в лесных орехах.
— Леш! Ты что! Это же страшно дорого! После этого нам придется решать проблему латания дыр в семейном бюджете!
— Не думай об этом. Имею я право побаловать свою любимую женушку?
— Ох, Чистяков! — благодарно вздохнул Игорь. — Что бы я без тебя делала? Сейчас, я только переоденусь. Ты же знаешь, что я не переношу эти дорогие модные тряпки, которые мать привозит мне из Швеции.
— Знаю, Асенька, — кивнула Марина. — При желании ты можешь выглядеть как кинозвезда, но только тебе этого не хочется, потому что это тебе неинтересно. Жду тебя на кухне.
Оля Кузина, уткнувшись лицом в подушку, плакала горько и безнадежно.
Людмила Алексеевна, Олина мама, услышав из-за стены сдавленные рыдания, вошла в комнату и мягко потрепала дочку по голове.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она. — Тебя кто-то обидел? Что-то случилось на работе?
Оля помотала головой и, громко шмыгнув носом, зарыдала еще отчаяннее.
— Значит, это мужчина, — пришла к заключению Людмила Алексеевна. — Ведь это мужчина, да?
Оля всхлипнула и кивнула.
— Я влюбилась, — сообщила она, вытирая глаза уголком покрывала. — Это какой-то кошмар!
— Вы давно познакомились?
— Сегодня, — всхлипнула Оля. — Он пришел ко мне на прием в юридическую консультацию.
— Значит, у него просто не было времени оценить тебя по достоинству, — пожала плечами Людмила Алексеевна. — Вот увидишь, все уладится, все будет хорошо!
— Ничего не будет хорошо! — крикнула Оля, поворачивая к матери покрасневшее от слез лицо. — Ты не понимаешь, о чем говоришь!
— Он что, преступник? “Голубой”? Он женат?
— Хуже, — вздохнула Оля.
— Хуже? — удивилась мама. — Интересно, что может быть хуже? Неужели он инфицирован СПИДом?
— Еще хуже. Сядь и держись покрепче за стул. Такого ты еще не слышала. Он — старший оперуполномоченный уголовного розыска Анастасия Павловна Каменская!
— Каменская?
— Она, родимая, — мрачно кивнула головой Оля.
— Та самая Каменская? Ты имеешь в виду невзрачную, холодноватую и совершенно лишенную сексуальности героиню Александры Марининой? — на всякий случай уточнила ошеломленная Людмила Алексеевна.
— Вот именно, — шмыгнула носом Оля.
— Но ведь, насколько я понимаю, Анастасия Каменская — это она, а не он, — осторожно заметила мама.
— Я знаю, — снова заплакала Оля. — Только, похоже, его это ни капли не беспокоит!
— Господи! — охнула Людмила Алексеевна. — Неужто псих? Что же это творится с нынешней молодежью? Ну ладно, пускай он псих, но ты-то нормальная! Как же тебя угораздило влюбиться в такого?
Переодетый в хлопчатобумажный спортивный костюм и стоптанные войлочные шлепанцы, Игорь Филимонов, он же Анастасия Каменская, не подозревая о страданиях Оленьки Кузиной, с удовольствием уплетал свинину по-купечески. Сам он, как и следовало ожидать, готовить не любил в силу своей патологической лени, но всегда был готов отдать должное хорошей кухне.
Промокнув губы салфеткой, Игорь поднял глаза и встретился со взглядом Марины. Лицо Чистяова было не таким, как обычно. За маской внешнего спокойствия угадывалось почти невыносимое внутреннее напряжение — странная смесь страха, ненависти и решимости.
— Что с тобой происходит? — спросил Игорь.
— Ничего. Все в порядке.
— Лешик! Я знаю тебя двадцать лет. Ты думаешь, что сможешь меня обмануть?
— Сварить тебе кофе? — вместо ответа спросила Марина.
— Не увиливай! — шутливо погрозил ей пальчиком Игорь. — Неужели ты ревнуешь?
— Ревную? — рассеянно переспросила Марина. Все время возвращаясь мыслями к последнему разговору с Егором, она решила, что брат намекает на постоянные и нагло выставляемые напоказ измены ей мужа. Больше они ее не волновали. Егор для нее остался в прошлом. Надо только решить, как избавиться от его шантажа.
— Нет, — ответила Марина. — Я ни капельки не ревную.
— Не притворяйся. Это же очевидно, что у тебя внутри все кипит и болит от страха потерять свою своевольную, непокорную и непредсказуемую Анастасию. Но ведь я не даю тебе поводов для ревности?
— Конечно, не даешь, Асенька, — ласково сказала Марина. — Я же знаю, что ты любишь своего рыжего гения математики. Дело не в ревности. Просто сегодня я здорово поругался с Егором.
— Между прочим, я тебя предупреждала, чтобы ты не имел никаких дел с этим типом, — ворчливо заметил Игорь. — Ты обратил внимание, как он на меня смотрит этим своим мужским взглядом, от которого опускаются руки и мутится в голове? Больше всего на свете я ненавижу самцов — этих самоуверенных мужчин, убежденных в том, что их сексуальная притягательность помогает им властвовать над женщинами. Такие, как он, считают, что предназначение женщины — испытывать оргазм и производить потомство. Но не беспокойся, на меня его чары не действуют. Я никому не позволяю вить из себя веревки и вытирать об меня ноги.
— Я знаю, Асенька, — наливая в чашку брата черный-пречерный кофе, сказала Марина. — Ты не представляешь, насколько мне приятно, что оргазмы и производство потомства интересуют тебя еще меньше, чем модная одежда. Главное для тебя — служить обществу и честно выполнять свою трудную и грязную, но такую необходимую работу. Именно за это я и люблю тебя. А насчет Егора не беспокойся. Это была совершенно глупая пустячная ссора. Не стоило из-за этого расстраиваться.