Человек, который не мог творить чудеса - Страница 26

Я тотчас же подумал, что Вэл бы предугадал этот ответ и предотвратил бы ненужное наше вмешательство. В ушах у меня, как морзянка, повторялись слова Сузи: «Мы же хотели как лучше, Монти». Хотели, да не сумели. Сказка Уэллса не повторилась. Я не мог творить чудеса. Ничего не доказал, ничего не успел и никому не принес никакой пользы. Вредная самодеятельность, сказал бы Вэл. Но у меня уже не хватало времени, чтобы его дождаться.

Я подумал об этом за минуту до того, как снова вспыхнул экран телевизора и последним чудом появилась на нем короткая надпись:

«Мы уходим».

Что-то мелькнуло за окном зеленой зарницей и погасло. Мы с Сузи не сказали друг другу ни слова. Зачем?

В комнату постучали. Вошла Розалия Соммерфилд с телеграфным бланком в руках.

— Вам телеграмма из Москвы, мистер Клайд.

— Прочтите, Сузи, у меня опять рябит в глазах. — Я протянул ей телеграмму, которая, как я понимал, ничего уже не могла изменить.

— «Есть возможность устроить встречу высшем уровне, — прочла Сузи, — Академия наук принципе поддерживает эксперимент тчк Вылетай Москву немедленно тчк Визой порядок Вэл».

— Поздно! — прохрипел я, хватаясь за ручки кресла. Комната закружилась вокруг меня. Закружилась и растеклась черной тушью.

Очнулся я не скоро и тотчас же зажмурился от яркого света. Все кругом было белым-бело, как зимой в альпийской Швейцарии: белоснежная постель, выбеленные стены и потолок, белая пластмассовая крышка стола и белые шторы на широком, во всю стену, окне. Я прислушался: говорили рядом.

— Все еще спит?

— Не так громко, доктор.

— Он не услышит. Слишком слаб. Сон каменный.

— Считаете, что безнадежен?

— Лейкозы вообще трудно излечимы, а этот лейкоз особенный. Словно белые тигры в крови.

Голоса смолкли — видимо, обход больных продолжался.

А я сразу все понял.

Наши гости побывали у меня в крови, сменяя друг друга в миллионах трансформаций в секунду. Побывали случайно, никогда ранее не проникая в организмы встречавшихся им форм жизни. У них не было опыта. Мой пример единственный, и они не могли знать, что оставят след, несовместимый с человеческой жизнью. Я ничего не объясняю врачам, подшучиваю над своей болезнью, держусь бодрячком с навещающими меня друзьями — Вэл, получив телеграмму Сузи, тотчас же вылетел в Лондон — и ничего не говорю им о завещании, с которого начал этот рассказ…

И, пожалуй, я все-таки счастлив.