Человек, изменивший мир (сборник) - Страница 19

Самое страшное, что они потеряли и друг друга. Невозможно было даже представить весь ужас одиночества в этом белом безмолвии.

И тогда появился Ян. Он разыскал Женьку, потом Макивчука. Одному ему известными способами нашел дорогу и уверенно привел друзей прямо к люку. Оказалось, что они на самом деле ушли довольно далеко от корабля.

– Как ты в тот раз нашел дорогу? – спросил Макивчук. Он поправил повязку, чтобы лучше следить за шагающим космонавтом.

– Дорогу? – удивился Ян. – Разве я не говорил? Просто не обращал внимания на туман. Шел словно бы с закрытыми глазами. А часто и в самом деле закрывал. Ну, а микрорельеф под ногами… Я всегда помню, на что наступают мои ноги. Так и нашел дорогу. По следу.

Макивчук кивнул, но Женька чувствовал, что капитана это объяснение не удовлетворило.

– Хорошо, – сказал Макивчук. – Кстати, два дня назад ты порвал скафандр, когда сорвался со скалы на Черном плато. Но адская жара тебя не затронула…

Ян удивленно посмотрел ему в глаза.

– Ты словно бы не доволен, – сказал он. – Я упал разрывом вниз. Таким образом зажал дыру. А потом зарастил ткань.

– В полевых условиях? – Макивчук с сомнением покачал головой.

– В полевых условиях, – подтвердил Ян, – я единственный из всего выпуска, кто умеет это делать. Что ж делать, если у других руки не оттуда растут? Да и в мозгах лишь одна извилина, да и та прямая.

– Ладно, – сказал Макивчук, – а огненная жизнь Аида?

Тролль с возрастающим удивлением посмотрел на капитана.

– Я ведь подробно все объяснял и раньше, – ответил он наконец.

Макивчук положил громадные ладони на стол. Плечи капитана напряглись, словно он готовился прыгнуть, опрокидывая стол.

– Все это очень убедительно, – сказал он, – но слишком много счастливых случайностей.

Он вдруг подался вперед и требовательно спросил:

– Скажи, Ян, ты человек?

Его глаза впились в дрогнувшее лицо Тролля. Женька растерянно замер. Ян не человек? Не человек? Но кто же тогда?

– Ответь нам, – сказал Макивчук и, чуть помедлив, добавил: – Конечно, если можешь.

Лицо Яна чуть ли не впервые за все время полета выразило крайнюю степень растерянности. Он хлопал глазами, такими синими и безмятежными, смотрел на капитана, словно на привидение.

– Да вы что? – сказал он наконец. – Взбесились? Кто же я тогда?

– Не знаю, – сказал Макивчук четко, – но знать хотел бы.

До Женьки наконец дошло.

– Не человек… – сказал он с тихим ужасом. – Не че… Тогда он – агент чужой цивилизации! Способный принимать человеческий облик. Чтобы все у нас высмотреть, собрать информацию!

Тролль уже справился с растерянностью и засмеялся. Но в его смехе едва заметной ноткой проскользнула тревога

– Значит, я шпион? – спросил он. – Лазутчик? Этот… Локкарт, Лоуренс, Мата Хари?

– Мата Хари была женщиной, – поправил Макивчук привычно, но тут же спохватился: – Хотя кто знает… это земные мерки. Есть ли у вас вообще разделение…

– Спасибо, – сказал Тролль.

Он уже полностью овладел собой и с любопытством смотрел на товарищей. А они с каждой минутой теряли уверенность.

– Я же не говорю, – сказал Макивчук почти просительно, – что ты агент именно враждебной по отношению к нам цивилизации. Ты нас выручал не единожды из довольно критических положений. Все это говорит в твою пользу. Правда, враги тоже могут помочь… Из тактических соображений. Все может быть. Возможно, вы совершенно равнодушны к нам и изучаете из простого любопытства. Мы вряд ли что-нибудь узнаем, если ты не захочешь помочь нам. Ну, не выкручивать же тебе руки!

– В этом случае я сверхчеловек? – спросил Тролль с интересом. – Ничего себе. Бетмен? Человек-факел? Человек-щит?

– Но согласись, – сказал Макивчук, – другой бы погиб и в более простой ситуации.

Тролль внимательно смотрел на товарищей, и лицо его становилось все печальнее и печальнее. Невозможно было представить, чтобы у железного Яна было такое скорбное лицо. Именно скорбное. Даже от всей крупной атлетической фигуры вдруг повеяло неясным трагизмом.

Женька ощутил, как смутная печаль стискивает сердце.

– Что с тобой, Ян?

– Хорошо, – сказал Тролль, – я вам кое-что расскажу. Только придется вас разочаровать, особенно Женьку. Нет никакого агента таинственной цивилизации. Нет, как бы вам этого ни хотелось. Все гораздо проще… и сложнее…

Он стоял подле стены так, что лицо его оставалось в тени. Могучие руки были скрещены на широкой груди.

– Все не так, – сказал он с горечью. – Все не так… Но если вы бывали в моих краях, то слышали старинную легенду: пока девушка верна своему избраннику – с ним ничего не случится. Несчастья будут обходить его стороной. Так вот, у самого Балтийского моря живет Эльза… Ясно? И не говорите мне о псиполе, телекинезе, внечувственной связи через нульпространство. Я не хочу слышать об этой псевдонаучной белиберде. Я знаю, что меня хранит, ясно?

Женька сидел, раскрыв рот. Он с готовностью поверил бы в агента звездной цивилизации, в машину времени и во что угодно, но чтобы Ян каким-то образом был связан с женщиной…

– Гм, – сказал Макивчук. У него было очень растерянное лицо. – Да, вот такие-то дела…

Видно было, что он ищет и не находит нужных слов, начал ерзать, словно пытался нащупать несуществующий гвоздь, зацепить его за шляпку и вытащить. Лицо его болезненно перекосилось, словно уже тащил.

– Но вдруг она выйдет замуж! – воскликнул Женька. – Любовь – это же такая тонкая ниточка!

Ему вдруг страстно захотелось помочь другу, пусть он даже агент внезвездной цивилизации, пусть даже внегалактической. Тролль с тем же каменным лицом, но потемневшим, обронил глухим голосом:

– Она вышла замуж.

Женька замер. Потом, не получив от растерянного Макивчука поддержки (тоже мне всезнающий капитан, отец родной), спросил с надеждой:

– Тогда эта любовь… ни при чем?..

– Именно при том, – ответил Тролль. Лицо у него оставалось, как из гранита, а голос безжизненным, словно в самом деле у агента иной цивилизации, учившего язык в харьковских школах.

– Не понимаю, – сказал Женька растерянно, – если же она вышла замуж…

– Ничего, – сказал Тролль ободряюще, – ты еще вырастешь, возможно.

Женька сидел с выпученными глазами, а Ян смотрел сквозь него. Что сказать салажонку? Придет время, сам поймет. Что такое любовь и что такое верность. И какая она бывает. А пока это все для него пустые слова. Вот Макивчук может понять… И что это за нить, если на ней держится так много, и почему человечество все еще доверяет этой нити. И во что превратится мир, если вдруг убрать эту нить.

– Прости, – сказал Макивчук, – тебе, должно быть, больно вспоминать, а мы тут ковыряемся в ране. Я ничего этого не знал, хотя как командир должен быть в курсе дела. Ведь речь идет о состоянии духа моих людей. Если тебе не трудно… Кто она?

– Как тебе сказать… Нормальная умная женщина. Красивая. Если бы я не мучил ее мелочной ревностью, то мы бы поженились. Мне, привыкшему к одиночеству космоса, всегда казалось, что она слишком вольно ведет себя в обществе своих молодых друзей. Потом она вышла замуж. Говорят, у нее хороший муж. Я однажды видел его. Довольно умное лицо, чисто выбрит, опрятно одет, воспитан. Занимается лазерами.

– А если она, – спросил Женька, – и любить перестанет?

Тролль пожал плечами. Сквозь полумрак, словно молния, сверкнули ровные белые зубы.

– Спой лучше свою песню! – сказал он.

Женька напряженно наморщил лоб. При чем тут песня? Тут не до песен, когда твое существование висит на ниточке. И вдруг понял, о чем говорит Тролль. «Лучше в море быть утопимому…» Да-а. Если это в самом деле так, то понятно, почему иные предпочитают быть растерзанными зверьем. Будь это в Колизее или на дальней планете. Ромео с изменившей ему Джульеттой, Тахир без Зухры, Меджнун, разлученный навек со своей Лейлой… Тристан, чья Изольда вдруг перенесла бы любовь и верность на короля Марка, своего мужа… Нет уж, он ни за что никогда не влюбится! Разве что в эти черные глубины космоса с далекими звездами.