Человек из тоннеля - Страница 30
...Каждый вечер он приходил на старый пирс у Южного мола, где некогда швартовались прогулочные теплоходы, а нынче чалились сейнеры рыболовецкой артели, чтобы запастись горючим из емкостей, врытых неподалеку в береговые дюны, садился на поржавевший кнехт спиной к молу и смотрел на море, но не на идущие от горизонта бесконечной чредой неторопливые волны, а в сторону едва различимой отсюда Песчаной косы. Смотрел долго, неотрывно и, казалось бы, бездумно. И все же какие-то мысли, чувства владели им, ибо время от времени он опускал голову и прикрывал рукой глаза, словно пытаясь удержать перед внутренним взором, нечто всплывшее из глубин забвения. Но это "нечто" тут же ускользало испуганной тенью в сгущающиеся сумерки.
Его не смущала непогода, столь частая осенью в этих местах: резкий напористый ветер, секущий лицо дождь, штормовые волны, что с грохотом разбивались о стенку мола и, подчас перехлестывая через нее, доставали злыми стекловидными щупальцами до старого причала... Куртка с капюшоном плохо защищала его от рушившихся потоков, и он уже не раз уходил отсюда промокший с головы до ног. Но уходил лишь тогда, когда наползавшая с пологих черных склонов ночная мгла достигала линии прибоя - не раньше и не позже.
Он ни с кем не заговаривал, а на вопросы любопытствующих отвечал односложно либо вовсе не отвечал - проходил мимо.
Впрочем, ему не докучали расспросами: с тех пор, как морской вокзал перенесли на курортную набережную, напротив памятника морякам-десантникам, здесь, в районе Южного мола, было немноголюдно: в хорошую погоду мальчишки с ближних улиц ловили удочками рыбу, женщины стирали замасленные робы, половики; парни, укрывшись за вытащенными на берег лодками, перекидывались в картишки, прикладываясь к бутылке; хромоногий старик чинил ветхий баркас. К тому же жители Приморска, узнав его печальную историю, уже успели посудачить о ней и так и эдак, дополнить ее немудреными фантазиями, от которых уже не хотели отказываться. Да и уточнять подробности, детали этой истории у человека с поврежденной головой, который, имея (шутка ли сказать!) звание кандидата наук, слесарит на автобазе, вне работы ни с кем не общается, сторонится даже товарищей детских лет, как-то неловко и видимо бесполезно.
Но однажды его остановил хромой старик - владелец баркаса, попросил закурить, хотя знал, что мужчина в болоньевой куртке не курит. Это был лишь предлог и, когда мужчина, смущенно улыбнувшись, развел руками дескать, некурящий, старик удовлетворенно кивнул, словно другого ответа не ожидал, и тут же тронул его за рукав, заглянул в глаза:
- Ты и вправду не узнаешь меня, Миша?
Мужчина расстерялся, стал вглядываться в изборожденное глубокими морщинами лицо, но вскоре покачал головой.
- У меня с памятью, знаете ли...
- Слыхал про твою беду, - перебил его старик. - Я с твоим дядей Петром Шевчуком с фронта еще приятельствовал. Опосля и с теткой твоей Дарьей знакомство водил. Дома у вас бывал. Алексей Карпенко я. Ты меня дядей Лешей звал. Не вспомнил? Ну, на нет и суда нет. Да и какой тебе интерес меня, старика, помнить? А вот внучку мою - Лизочку Карпенко, поднатужься, будь добр, припомни. Обижается она, что не признаешь ее на улице. Ей, бедолаге, тоже не повезло: позапрошлым летом мужа схоронила. Вы в одном классе учились, друг без дружки шагу не делали. Неужто забыл?
Мужчина прикрыл рукой глаза и так стоял с полминуты, но затем тряхнул головой.
- Нет, не помню... Извините.
Старик сочувственно посмотрел на него.
- Приходи к нам. Поглядишь на нее, на фотокарточки ваши детские, школьные, и, Бог даст, вспомнишь. Нельзя это забывать - начало свое.
Мужчина задумчиво улыбнулся:
- Да, наверно, вы правы...