Человек из Назарета - Страница 71
— Мне тревожно, Иуда. Я болен, я не могу войти…
Однако Иуда, мягко положив руку на широкое плечо рыбака, заставил его пройти в сад. На поляне, залитой лунным светом, они расселись вокруг Иисуса. Он заговорил:
— Близится час, когда вы оставите меня и разбредетесь, каждый сам по себе. Ибо сказано: «Порази пастыря, и рассеются овцы!»[118] Но когда я воскресну, я встречу вас там, где встретил вас впервые, — в Галилее. Ждите, и я приду. Мы будем сидеть все вместе, как сидим теперь, и будем есть и пить.
— Я умру с тобой, учитель, умру с тобой! — восклицал Петр и исступленно бил кулаком по земле.
— Трижды, Петр. До крика петухов, — повторил Иисус, затем обратился к Иуде: — Тебе, сын мой, надо кое-что выполнить.
— Кроме охраны ворот, учитель, делать нечего, хотя ворота и так достаточно надежны.
— Душа моя скорбит, — сказал Иисус так тихо, что, несмотря на душную ночь, все почувствовали озноб. — Скорбит смертельно. Побудьте со мной. Будьте рядом, пока я молюсь.
И он прошел к небольшому, уже давно высохшему фонтану. Опустившись на колени и сложив ладони, Иисус оперся локтями о низкую каменную ограду, окружавшую фонтан. Произнося про себя молитву, он, казалось, испытывал мучительную боль. Но молитва его была не совсем безмолвна, ибо Иоанну, который был к нему ближе других, послышались слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Моя плоть — это плоть человека, и она страшится боли. Моя человеческая немощь велит мне уступить и просить у них прощения за то, что я взял на себя эту обязанность — прощать. Но всегда, всегда не моя воля будет исполняться, а Твоя». Фаддею, который находился лишь чуть дальше от него, чем Иоанн, показалось, что на лбу Иисуса выступил пот и что пот этот был цвета вина.
Но молитва была долгой, луна медленно плыла по небу, а эти люди устали от томительного ожидания и тревожных дум. Теплая ночь, тишину которой нарушали только шорохи ночных существ, нагоняла сон. Не спал только Иуда, который лежал у ворот и настороженно прислушивался. И только он слышал слова Иисуса — скорее слова горечи, нежели раздражения: «Так ли не могли вы один час бодрствовать со мною? Дух бодр, плоть же немощна»[119]. И когда он скорбно повторил: «Плоть немощна», Иуда подумал, что Иисус говорит о себе. Иисус слегка подтолкнул ногой большое, тяжелое тело Петра, и тот быстро и с шумом вскочил. Потрясенный, он стоял, сжав кулаки. Потом, увидев, что все его товарищи спят, он принялся грубо их расталкивать. Иисус произнес:
— Вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников!
Иуда не успел понять смысла этих слов, так как в этот момент он, со смешанным чувством радости и вины, прислушивался к звукам шагов: кто-то шел по тропинке, ведущей от моста через Кедрон к воротам сада. В свете фонаря Иуда увидал Зару. Тот улыбался как-то печально и в то же время покорно: есть задача, и эта задача, да поможет им Бог, должна быть выполнена. Иуда с трудом повернул ключ в ржавом замке, и ворота со скрипом отворились. Проходя в сад, Зара что-то подал Иуде. Кошелек? Кошелек из телячьей кожи?
— Сначала это, — сказал Зара, ведя за собой восьмерых людей, в руках которых были обнаженные мечи.
— Это? — переспросил озадаченный Иуда.
В кошельке, кажется, были деньги.
— Так, значит, это он, он! — закричал Петр.
Он уже готов был броситься на Иуду, но Иисус громко сказал:
— Вы ничего не должны делать. Ни один из вас. Я приказываю.
— Итак, вот оно, безопасное место… — произнес Зара, затем обернулся к Иуде: — Говори, если у тебя есть что сказать.
Иуда подошел к Иисусу и очень печально произнес:
— Пророчества не всегда должны исполняться, учитель. У тебя еще много работы, которую необходимо сделать. Это будет просто поездка, учитель. Помоги тебе Бог. — Он поцеловал Иисуса в щеку. — Это спасение, учитель. Я сделал то, что необходимо было сделать.
В тот момент, когда стража сомкнулась вокруг Иисуса, Иуда успел лишь подумать: «Они свое дело знают. Он будет в безопасности с самого начала путешествия». Но Зара жестким, резким тоном человека, облеченного властью, объявил:
— Иисус из Назарета, ты арестован по обвинению в богохульстве. Обвинение исходит из уст твоего собственного ученика. Он продал тебя.
— Продал? Продал?! — переспросил изумленный Иуда и посмотрел на кошелек, который держал в руке.
Рука его дрогнула, зазвенели монеты.
— И ему за это заплатили, — добавил Зара.
— Заплатили, заплатили… — забормотал Иуда, — заплатили за… это не… учитель, я не… не…
Он закричал и отшвырнул кошелек, будто обжегся. Кошелек упал на каменную ограду фонтана и раскрылся, монеты рассыпались. Склонившись над ними, Иуда застонал.
— Прекраснейший способ предательства! — произнес Зара. — Как я слышал, Иисус из Назарета, ты учил чистоте. В моем бывшем однокашнике ты нашел способного ученика — учиться он готов всегда. Когда-то преуспевал в греческом, теперь преуспел в наивности. Наивность того, кто хотел увидеть спасение мира. — Он резко бросил Иуде: — Давай, приятель, беги отсюда! Беги!
Никто и не помышлял о том, чтобы тронуть превратившегося в дикого зверя Иуду, когда тот с воем обегал по кругу сад. Потом он упал, поднялся, продолжая выть, повернулся к Иисусу и, пробормотав какую-то бессмысленную фразу, бросился к воротам. С грохотом ударился о что-то железное. Опомнившись и взвыв от боли, побежал по тропе, ведущей к мосту, и все слышали его удаляющиеся крики и вой.
— Скорее! — сказал Петр.
Иаков-меньший выхватил меч у одного из стражников, но Петр тут же отнял этот меч у Иакова и нанес обезоруженному стражнику удар по голове. У того отвалилось ухо, из раны хлынула кровь. Когда Петр попытался снова нанести удар, меч выскользнул из его руки, поскольку Иисус приказал:
— Брось оружие! Все, взявшие меч, мечом погибнут. Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?
— Твои собственные слова, — заметил Зара. — Твой ученик сказал нам правду.
— Итак, вы пришли, чтобы арестовать меня, как если бы я замышлял государственную измену. Пусть будет так. Пойдемте.
— Государственная измена будет позднее, — сказал Зара. — Это будет следующий этап. Что же касается тех, кто следовал за тобой и был соучастником твоего преступления или преступлений… — Он посмотрел на учеников, которые, в свою очередь, смотрели то на него, то на Иисуса, осознавая близость острых мечей и ожидая, что же скажет учитель.
— Пусть пророчество исполнится, — сказал Иисус. — Уходите. Оставьте меня.
Все тотчас убежали. Все, кроме Иоанна.
— Уходи, Иоанн. Я приказываю.
— Я думаю, мы заберем и его, — сказал Зара и кивнул человеку, который, по всей видимости, был командиром стражников.
Тот подошел к Иоанну и схватил его за одежду. Одежда была свободного покроя, и, когда Иоанн в панике бросился прочь, она осталась в руках стражника. Иоанн голый выбежал из сада, крича истошно, как недавно кричал Иуда.
— Ну, что же, пойдем, — сказал Зара. — В дом первосвященника.
Жестом он велел Иисусу идти, потом, вспомнив про разбросанные у фонтана деньги, обернулся, посмотрел на них и сказал одному из стражников:
— Собери их. Сложи обратно в кошелек. Пересчитай. Должно быть ровно тридцать монет.
До дома Каиафы путь был долгим, и звуки их шагов многократным эхом разносились по улицам спящего города. Потом было долгое ожидание на заднем дворе дома Каиафы. Наконец Зара провел Иисуса в дом и отпустил охрану.
Небо на востоке светлело, дул холодный ветер. Посреди двора старик, рано принявшийся за свою работу, начал разводить огонь в большой металлической корзине. Один из стражников помог ему принести хворост и щепки для растопки. Вскоре разгорелось яркое пламя. Старик, у которого было косоглазие, сказал: