Человек из Назарета - Страница 54

По долине Некев разносился громкий гул множества голосов, и бывшие там зелоты, переглядываясь, удовлетворенно кивали головами. Они считали, что Иисус говорил об одном и только об одном пророке, которого совсем недавно гнали, поносили и, оклеветав, подло убили. Кто-то выкрикнул из толпы: «И убивали! Помните это — убивали! Ему, как кролику, отстригли голову!»

— Снова говорю вам: радуйтесь! — продолжал Иисус. — Велика награда ваша в Царстве Небесном!

Он говорил еще, но не слишком долго, поскольку всегда есть предел тому, что может воспринять непривычное ухо; не раз громкий голос его ослабевал, и не раз слова выходили из-под его контроля, но все же, когда он говорил о воздаянии, которое ожидает кротких и терпеливых, никто не смог бы заявить, что он пытается превратить свою слабость в добродетель, ибо никогда еще эти холмы не сотрясал голос более громкий, никогда еще не вздымались руки, сколь могучие, столь же и любящие, над телом более мощным. Перед ними был человек, который мог съесть целую овцу и бороться со львами! Настоящий Самсон[103], но без глупости Самсона! И говорил он о любви и смирении. Одно место его проповеди звучало так:

— Я не жду, что любовь начнет непрошеным образом исторгаться из ваших сердец и окутывать тех, кто и впрямь менее всего достоин любви. Я говорю, что любовь — это скорее ремесло, которому мужчина или женщина должны учиться, как я в юности учился ремеслу плотника. Можно сказать, что любовь — это инструмент, который обрабатывает твердую, грубую, неподдающуюся, узловатую, волокнистую древесину сердец наших врагов и придает ей гладкость дружбы. Гнев всегда питается гневом. Если человек пребывает в гневе и, гневаясь, ударяет тебя, не бей его в ответ. Обрати к нему другую щеку — пусть ему будет стыдно. Так мы распространяем любовь и раздвигаем границы Царства Небесного.

Иисус рассказывал истории, говорил притчами, предлагал трудные загадки, он был резким, он был вкрадчивым. В конце его речи ученики обступили своего наставника, чтобы защитить от тех, кто, переполнившись любовью, хотел бы сорвать с него цельнотканое одеяние. Среди обожателей Иисуса, которые кричали и пытались схватить его за края одежды, зелотов не было. Они ждали.

Амос и Симон ждали целый день. Им хотелось узнать, где Иисус и его ученики разобьют лагерь. В конце концов им удалось выяснить, что лагерь Иисуса находится на поросшей кустарником поляне рядом с речкой Бимхирут, неподалеку от деревни, которую все называли Мелухлах[104], хотя, впрочем, настоящее ее название было другим. Амос и Симон пришли туда с наступлением сумерек, когда вся компания ела рыбу и хлеб с оливками.

Симон обратился к ним:

— Нас называют зелотами. Мы объясним, что означает это слово. Расскажем и о том, что мы пытаемся делать.

— Должны делать, — добавил Амос.

— Хорошо. — Иисус дочиста обглодал рыбий хребет, вытер пальцы о свое дорогое цельнотканое одеяние и сказал: — Вы торите желанием положить конец порабощению народа, избавить Израиль от продажных правителей, изгнать чужеземцев и снова создать сильное, свободное государство под властью царя небесного.

— Ты хорошо все изложил, — согласился Симон Зелот, — что мы от тебя и ожидали. Однако тебе следовало бы добавить: под властью Мессии. Теперь пора задать наш вопрос: ты — Мессия?

— Я проповедую о Царстве Небесном, — ответил Иисус, — но я знаю, что это не то царство, которого алчете вы и ваши товарищи. Ибо вы хотели бы сокрушить своих врагов несколькими быстрыми ударами топора. Вы хотите, чтобы сейчас была осень, но в то же время и весна. Однако человеку не дано ускорить смену периодов сева и жатвы.

— Твои слова не очень понятны, — сказал Амос.

— Я бы сказал, что они более чем понятны, — возразил Симон Зелот. — Но ты ошибаешься, господин, если полагаешь, будто мы хотим, чтобы силы Израиля поднялись на борьбу за справедливость прямо сейчас, немедленно, сию же минуту. Мы понимаем, что должно быть время на подготовку.

— Послушайте меня, — сказал Иисус. — Допустим, я восхожу на трон Израиля. Я могу сделать это лишь после того, как сокрушу своих врагов, правильно? — Двое зелотов живо закивали в знак согласия. — Но я учу, что мы должны любить наших врагов. Я не могу любить и убивать одновременно. Вы можете сказать: «Очень хорошо, одолей своих врагов любовью». Однако, глядя на ваши лица, я не подумал бы, что вы когда-либо склонялись произнести такие слова…

— Мы так поняли, — сказал Симон Зелот, — что во все эти слова насчет любви ты не вкладываешь абсолютно буквальный смысл.

— О, абсолютно буквальный. В высшей степени буквальный. И скажу вам еще одну неутешительную вещь: одолеть врага посредством любви — это такое же долгое дело, как из одного зернышка вырастить дерево. Возможно, я еще скажу об этом позднее, если, конечно, вы пожелаете слушать. А сейчас давайте поговорим о земном правлении. Земное правление — это всего лишь земное правление, не более, а кто конкретно будет править на земле — это людей мало заботит. Вы уничтожите тирана и поставите на его место хорошего человека, но тот наверняка сам превратится в тирана. Причина того, что так происходит, лежит в самой сущности земной власти. Люди меняются не потому, что меняется власть. Изменение должно идти изнутри.

— Люди не изменяются, — твердо сказал Симон Зелот. — Люди остаются людьми, верблюды — верблюдами, собаки — собаками. И если верблюды и собаки могут быть рабами людей, то люди не должны быть рабами друг друга. Люди должны быть свободными.

— Да, — согласился Иисус. — Свободными. Но свободными от внутренних тиранов — ненависти, вожделения, своекорыстия. Люди изменяются. Люди должны изменяться. Я проповедую именно это внутреннее царство свободы, имя которому — Царство Небесное. Позволь мне вернуться к моему иносказанию о зернышке и дереве. Возьмем, скажем, зернышко горчичного дерева, мельчайшее из всех. Посеем его. Придет время, и из него вырастет дерево, на ветвях которого станут гнездиться птицы. Зерна, которые разбрасываю я, — это мои слова. Весьма часто их будут склевывать птицы. Может случиться, что каменистая земля откажется питать их. Но кое-где они все же дадут всходы, и появятся ростки. Однако за ночь дерево не вырастает.

Здесь Симон — не Симон Зелот, а Симон Иисуса — с некоторой горечью в голосе произнес:

— Послушай, учитель, так вот что ты имеешь в виду! Что до меня, я как-то не думал… Я хочу сказать, мне казалось… То есть мы привыкли верить… В общем, очень уж это долгий срок — пока из зернышка вырастет дерево. Иногда это целая человеческая жизнь.

— Значит, и ты, Симон, мечтаешь о весне и о времени сбора урожая как о единой вещи, — сказал Иисус. — Говорил ли я когда-нибудь о земном царстве?

— Но все же ты говорил о царстве, а у царства должен быть царь. Я знаю, я простой человек. Может, я что-то не расслышал или не так понял, но мне думалось, мы несем новое учение, чтобы оно распространилось по всему Израилю и чтобы установилось… как оно там называется, Андрей?

— Царство праведников, — ответил Андрей.

— Мой прежний учитель, Иоанн, обличал грехи Ирода Галилейского, — заговорил Иаков-меньший. — За что этот Ирод посадил его в тюрьму, а потом убил. Но мы продолжали верить в царство праведников, которое должно прийти на смену царству Ирода и царству кесаря, правильнее сказать — империи. И послал он нас именно к тебе.

— Послал вас ко мне, — сказал Иисус, — чтобы создать воинство борцов за праведность, которое будет стучать во врата царского разложения и разврата и кричать: «Прочь! Мы коронуем праведность и возведем ее на твой трон!» Так было сказано?

— Что-то вроде этого, — медленно и неуверенно произнес Варфоломей. — Мы, разумеется, понимали, что крещение водой, проповеди и… ну, что ли, великое упорство Иоанна были направлены на… В общем, я не стал бы говорить о стуке в ворота и выкрикивании именно этих слов…