Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды - Страница 12

"И-и-и!" - не унималась за окном птица.

И трактор не унимался. И телега почему-то все скрипела и скрипела, словно никак не могла сдвинуться с места.

Дина встала и подошла к окну.

Высоко на ветке дерева сидел скворец и, широко раскрыв клюв, издавал звуки, похожие на скрип, совсем как плохо смазанное колесо.

- Эх, ты! - отругала его Дина. - Спел бы лучше что-нибудь.

"И-и-и!" - спел скворец, посмотрел на Дину и вдруг совсем по-кошачьи мяукнул.

Дина рассмеялась, и на душе у нее снова стало спокойно. Она отошла от окна, села на диван, даже покачалась немного на тугих диванных пружинах. Сейчас придет Маринкин отец и расскажет ей про Ивана Чижикова. А потом придется ехать в Брыковку! Никуда от этой Брыковки не денешься!

И от Лельки никуда не денешься. Хороший человек Лелька! Жалко, забыла спросить, как это она умудрилась запихать огурец в бутылку...

Уже погасло небо, и умолк скворец, трактор перестал тарахтеть, и розовые цветы стали казаться белыми на фоне темной ограды палисадника, когда вернулись Маринка и Саша. Отца с ними не было.

Саша прошла прямо из сеней в чулан и завозилась там, загремела лоханками, ведрами. А Маринка, подойдя к Дине, виновато сказала:

- Он не придет сегодня. У него дела. Он взял сумасшедшего Барбансона и уехал.

- Какого Барбансона?

- Барбансона. Из конюшни. Запряг и поехал. У него сроду дела...

- Завтра приедет! - крикнула из чулана Саша.

- Я пойду к кому-нибудь другому! - с вызовом произнесла Дина.

- Нет! - ответила Саша.

- Почему нет?

- Потому что больше, чем у него, ты ни у кого о своем отце не узнаешь.

- Почему?

- Потому что потому! - крикнула из чулана Саша.

- Потому, что наш папка был командиром отряда! Вот почему! прошептала Маринка.

- Иди умываться! - крикнула Саша.

- Иду, - ответила Маринка.

- Я не тебе.

- Мне?.. - спросила Дина.

- А кому же!

- Пожалуйста... А куда?

- Сюда, сюда, - засуетилась Маринка, - во двор. Там у нас рукомойник. А потом мы спать будем, да?

Этот вопрос относился к Саше и означал он заискивающее: "Мы ее у нас ночевать оставим, хорошо? Куда же ей теперь деваться? Я ж пригласила!"

- Будем! - отрезала Саша и снова крикнула Дине: - Умываться иди!

Дина вышла на крыльцо и через палисадник прошла во двор, маленький и пустой. В углу курятник, еще какая-то постройка - сарай, что ли. К столбу, врытому в землю, был прибит рукомойник.

И снова Дине вспомнилась Брыковка. Там она умывалась точно из такого же рукомойника, прибитого к столбу. Утром вода в рукомойнике, только что принесенная из колодца, была ледяной, а вечером, нагревшись за день на солнце, становилась горячей, с привкусом кипяченого молока.

Когда Дина, умывшись, вернулась в дом, Саша зашвырнула на печку подушку и сказала:

- На печке будешь спать.

- А я? - сейчас же спросила Маринка.

По ее обиженному лицу можно было догадаться, что печка давно и по закону закреплена за ней.

- А ты на лавке!

- Не хочу на лавке!

- Ну и вовсе не ложись, - пожала плечами Саша и ушла в комнату, расплетая на ходу косы.

Тогда Маринка стала дразниться:

- Злюка-злюка-злюка!

- Лезь на печку, - сказала ей Дина, - я на лавке устроюсь.

- Не уместишься, - вздохнула Маринка и принялась укладываться на лавке. - Свалишься ночью.

- Свет! - крикнула из-за двери Саша. - Свет гасите!

Маринка сердито засопела:

- Злюка-злюка-злюка!.. Ты лесенку к печке подставь, а то не влезешь. За печкой стоит. Я сейчас достану.

- Не надо, я сама, - сказала Дина, - ты уж ложись.

Она отыскала за печкой лесенку, забралась на печку. Здесь было жестко и неудобно.

- Ну как? - спросила снизу Маринка. - Хорошо?

- Хорошо. Спи.

- Све-ет, - раздалось снова из-за двери.

Маринка что-то сердито зашептала и щелкнула выключателем.

- Да, - согласилась с ней Дина, - злюка. Противная.

- Почему - противная? - обиделась Маринка. - Она у нас красивая! Она на папу похожа! А в папу сроду все влюбляются!

- Кто влюбляется?

- Да все, - гордо произнесла Маринка.

- Спи, - угрюмо сказала ей Дина, - меня это не касается.

Маринка снова что-то проворчала и плюхнулась на лавку. Она долго возилась, переворачиваясь с боку на бок. Наконец улеглась.

- А потом, она у нас храбрая, - снова заговорила Маринка тихим шепотом. - Она через Сашино болото ходит. Никто в Лесном не ходит, а она ходит.

- По кочкам? - равнодушно спросила Дина.

- Сама ты кочка! - рассердилась Маринка.

Она привстала на лавке, взволнованно задышала.

- Я тоже ходить буду! Я эту дорогу почти разнюхала! Я уже примеривалась! Поняла?

- Да, - ответила Дина, - спи.

- Нет, ты поняла? - спросила Маринка с вызовом, словно ждала, что Дина сейчас будет возражать или даже ругаться.

- Поняла, - сказала Дина. - Это за болото она тебе сегодня всыпала.

Маринка размашисто перевернулась на другой бок, чуть не свалилась с лавки, ойкнула - ушибла, наверно, больную ногу.

- Потому и зовут его Сашиным? - негромко спросила Дина.

Ей было неинтересно, даже неприятно это спрашивать, потому что Саша сразу, с первого же взгляда, ей не понравилась, но по всему было видно, что Маринка изнывала от желания поболтать.

- Почему "потому"? - не поняла Маринка.

- Ты же сказала: она ходит через болото. Поэтому болото так и назвали - Сашиным?

- Не-е! - протянула Маринка, и в голосе ее прозвучало сожаление. Не-е. Нашу Сашку потом назвали. А болото назвали раньше.

Она соскочила с лавки и без лишних слов полезла на печку к Дине.

- Ты думаешь, это просто болото, да? - горячо зашептала она, забравшись на печку и упершись коленками в Динин бок. - Вовсе не просто! Это партизанское болото! Там остров есть! И там партизаны скрывались! И мой папка тоже!.. Они мост под водой, в трясине, построили, чтобы на остров можно было выбраться! Понимаешь? Он до сих пор есть, этот мост... Только сгнил наполовину... Но Сашка знает, она разнюхала. Ты слушай! Ты не спи!

- Я не сплю, - ответила Дина, с трудом отгоняя сон.

Она не спала сегодня всю ночь. За вагонным окном до самого утра тревожно метались темные тени то в остроконечных, то в круглых шапках, нечетко вырисовывающиеся на темно-синем ночном небе. Это был лес, лес, лес...

- А немцы никак не могли этот мост отыскать и злились. И тогда они взяли и пригнали к болоту людей, наших, заложников. И погнали всех в болото. Думали, кто-нибудь да обязательно натолкнется на мост, но никто не натолкнулся, потому что мост был с этой стороны, а их гнали с той, где Старое Лесное было. Тогда немцы полоснули напоследок из автоматов и ушли... А когда наши прибежали на помощь, ничего уж и не было... Только руки были мертвые... Сами мертвые, а ребятишек над водой держат... Вот тогда и бросилась в болото детей спасать девушка одна, была тут такая... Первой бросилась. Вот болото так потом ее именем и прозвали... Ты что, не веришь? - спросила она вдруг подозрительно.

- Верю.

- Правда? Веришь?

- Да верю же.

Маринка успокоилась.

- Я это потому спрашиваю, - сказала она серьезно, - что теперь уж и не все верят. Из-за нашей Сашки не верят. Она, когда рассказывает, всегда добавляет чего-нибудь. Говорит: "Все равно когда-нибудь это будет легенда. И все равно к ней будут что-нибудь красивое добавлять, так уж пусть я добавлю..." И брешет почем зря! И про ту могилу, на холме, тоже! А про того, кто там лежит, никто ничего толком-то и не знает. Одни говорят "взорвал", другие - "не взорвал", а мы с девчонками думаем: там вовсе никого нет. Некогда было тогда хоронить, вот и поставили им общий памятник, на всех! А Сашка легенды любит, вот и брешет. Она их пропасть сколько знает... Ты слушай, Чижикова! Ты не спи?

Но дремучий сонный лес уже обступил Дину со всех сторон, спокойный и тихий. Только чуть слышно журчал где-то над самым ухом ласковый лесной ручеек, рассказывая что-то взволнованным шепотом.