Человеческое животное - Страница 23

Несколько раз мне пришлось принимать детей своих бывших возлюбленных, я также дежурила, когда в родильном отделении появился несостоявшийся отец моего ребенка, через два года после того, как наши пути разошлись. Я пожала ему и его жене руку. Он задержал мою ладонь на несколько мгновений, и я почувствовала незащищенность. Мне понадобилось ненадолго выйти, и он пошел за мной, догнал.

Предложила позвать другую акушерку.

— В этом нет необходимости, — ответил он.

И смущенно добавил:

— Как у тебя дела?

— Хорошо.

Я тоже поинтересовалась, как у него дела.

— Хорошо, — сказал он.

В последний раз мы неожиданно встретились в бассейне несколько дней назад. Он вел вдоль бортика маленькую девочку с надувными нарукавниками: проводил ее к лягушатнику, где плескались малыши, и стоял там некоторое время, наблюдая. Я сидела в джакузи и видела, как он подошел, спустился по лесенке в горячую воду, закрыл глаза и недолго так сидел. Затем открыл глаза, нашел взглядом дочь и помахал ей, она помахала в ответ. Потом заметил меня, подыскал нужные слова.

— Ты все еще работаешь в родильном отделении?

Я ответила, что по-прежнему работаю.

Кроме четырнадцатилетнего сына, которому я помогла появиться на свет, и ребенка, плескавшегося с другими детьми и на время забывшего об отце, у него, оказывается, была еще годовалая дочь.

Он погрузился в ванну до подбородка. Выпрямившись, снова посмотрел на меня и спросил:

— А дети у тебя есть?

— Нет, детей нет.

Затем он опять проверил дочь. Она была в безопасности.

Потом я встретила их, когда сдавала ключ от шкафчика, и он показал мне фотографии остальных детей.

В два часа ночи я заканчиваю наносить первый слой краски в столовой. Закрываю банку и споласкиваю валик. Кажется, слышу шаги в мансарде, и мне приходит в голову, что это не может заснуть турист, живущий против солнца.

На днях, когда мы столкнулись на лестнице, он рассказал о проблемах со сном из-за разницы во времени. Сообщил, что обнаружил: днем нельзя читать, не включив свет. Затем спросил, читают ли люди летом во дворе, и я подумала, что мы не в той стране, где легкий ветерок листает страницы, а облака проплывают мимо и танцуют на стихах.

— Здесь не принято читать на улице.

Теперь я не уверена, что достаточно ясно растолковала ему, насколько безумной будет погода.

Я засыпаю, но вскоре просыпаюсь оттого, что в комнате жужжит муха; включаю лампу на ночном столике. Затем вылезаю из кровати, приношу сборник стихов из книжного шкафа, ищу глазами горизонт. Сколько всего ждет людей на горизонте: лодки, солнце, заморские страны, даль, революция, хлеб, время, сомнение, справедливость, истина, остров, страдание, мужество.

Черная дыра

Я лежу в кровати; на стене, у которой она стоит, оконный переплет рисует тень в форме креста.

Вчера перед уходом подруги помогли перетащить письменный стол из спальни в гостиную, на место дивана. Он идеально встал у стены рядом с книжными полками. А в спальне я смогла переставить кровать, так что теперь будет легче открывать дверь. Сегодня расставлю книги.

— Не могла не заметить у тебя в комнате искусственную елку и коробку с игрушками, — сказала Вака, когда мы остались наедине.

Она предложила поставить елку. Взяла коробку с украшениями и принялась их разглядывать. С большим интересом.

«Как в Национальном музее», — гласило ее заключение.

Бегу вниз за газетой и быстро просматриваю, пока готовятся тосты. Задерживаюсь на одной заметке, мое внимание привлекает фотография. Заголовок: «В центре черной дыры есть свет». Далее следует лаконичный рассказ о том, что удалось сделать первую фотографию черной дыры и выяснилось, что из нее исходит свет. Фотография не очень четкая, но на ней видна черная в крапинку поверхность — мне почему-то приходит на ум УЗИ при беременности, — а в середине этой поверхности светлое отверстие, как в конце длинного тоннеля.

Двоюродная бабушка вышла на след. В письме к Гвиневер она именно так и выразилась: вышла на след. В темноте, в самом сердце темноты есть свет, писала она.

Я слышу шаги на лестнице, чуть позже кто-то стучит в дверь. Собираю волосы резинкой и иду открывать. За дверью стоит сосед с мансарды, в руках аккуратно сложенное постельное белье, которое он протягивает мне со словами благодарности.

— Я его погладил, — сообщает он.

Уходить он явно не собирается, так что мне ничего не остается, как пригласить его войти. Он проводит рукой по виниловым обоям в коридоре и говорит, что похожие были в квартире его бабушки.

Внимательно осмотревшись в гостиной, сосед останавливается у книжных полок, достает сборник стихов Борхеса и говорит: у меня тоже есть такая книга. Потом просматривает пластинки, задерживается на «Утешении» № 3 ре-бемоль мажор Ференца Листа и говорит: у меня тоже есть такая пластинка. Затем подходит к окну и смотрит на улицу. На фонарном столбе сидит чайка с желтым клювом, перья растрепаны, я слежу, как она слетает на тротуар и вперевалку ходит между машинами в желтом отсвете.

Я оставляла на ночь окно в гостиной открытым, чтобы выветрился запах краски, и на подоконнике образовалась инеистая пленка. Мне приходит в голову, что нужно пересадить бегонию.

— Раньше мне казалось, что в окно проникает совсем мало солнечного света, — говорит гость. — Только красная полоска ненадолго.

Поправляю браслет двоюродной бабушки. Вращаю его на запястье. На ковре с желтыми розами стоит елка. Раньше я ее никогда не украшала.

Спрашиваю, когда родился его сын, и он говорит, что семнадцатого июля.

— В середине зимы, — добавляет он.

Спрашиваю, впечатлительный ли он, и отец отвечает, да, как его мама.

Спрашиваю, готовит ли он сыну завтрак, выясняется, что готовит.

Спрашиваю, боится ли он за сына, и гость признается, что да.

Тогда я вдруг вспоминаю фрагмент сна, приснившегося этой ночью; уже просыпаясь, услышала голос двоюродной бабушки: все люди потрепаны жизнью, Дия.

Он стоит совсем рядом, и я думаю: а что теперь, что дальше?

Он не видел свет

До Рождества остается одно дежурство; я отмечаюсь при входе, надеваю комбинезон. Две акушерки, отработавшие ночную смену, сидят в дежурке, понурив головы. Вижу, одна из них плакала. Старшая смены с серьезным видом просит меня зайти. Выясняется, что ночью при родах умер доношенный ребенок, и теперь мне нужно взять на себя женщину, его потерявшую.

— Она ждет именно тебя.

Дежурная смотрит на меня.

— Говорит, что встретила тебя в вестибюле, когда приехала рожать, и ты помогла ей дойти до лифта.

Я задумываюсь.

— Но с тех пор прошло три дня. Она ведь родила сегодня ночью?

— Похоже на то. Это были затяжные роды.

Дежурная говорит, что между сменами случился испорченный телефон. Произошло недопонимание.

Она продолжает:

— Нужно провести совещание и проанализировать ход процесса.

После короткого молчания произносит:

— Они не хотят священника.

— Когда ее выпишут?

— Выписка планировалась только на завтра, но она хочет домой.

Дежурная в замешательстве.

— Она не плачет.

Прежде чем открыть, тихо стучу в дверь палаты.

Женщина сидит в кровати, опустив взгляд. Она приняла душ, и у нее мокрые волосы. На столе поднос с нетронутым завтраком. Овсянка и бутерброд с сыром.

Рядом с кроватью стоит люлька для мертворожденных детей.

Отец сидит на стуле около люльки и смотрит на ребенка. Когда я вхожу, он встает и подходит к окну. По пути сталкивается со мной и извиняется.

Некоторое время он стоит у окна и смотрит на парковку. Затем приносит одежду жены и кладет на кровать. Уходит за двумя бабушками и дедушкой, которые должны проститься с ребенком.

Придвинув стул, сажусь рядом с женщиной.

— Мы еще не сказали его сестре, что ее брат не приедет с нами домой, — первые ее слова.