Человеческий аспект (Сборник) - Страница 11

 – "Лекция по ориентации для заменителей солдат номер четыре", – сухо произнес Вейнстайн. – Он вычитал все это в книжке.

 – Я был ранен, – заявил я. – Я был серьезно ранен пятнадцать раз. – Я встал и принялся закатывать рукав. Он оказался мокрым от пота.

 – Мы и так видим, что вы были ранены, командир, – неуверенно проговорил Ламед. – Это ясно по вашим медалям. И вам незачем...

 – И после каждого ранения меня латали, и я становился как новенький. Даже лучше. Взгляните на эту руку. – Я согнул ее, демонстрируя. – До того, как старая рука сгорела в небольшой стычке шесть лет назад, я не мог нарастить на ней такие мускулы. К культе мне приделали руку лучше прежней, а рефлексы у меня, уж поверьте на слово, никогда не были столь хороши, как сейчас.

 – Но что вы имели в виду, – начал Ванг Хси, – когда говорили, что...

 – Пятнадцать раз я был ранен, – перебил я его, возвысив голос, – и четырнадцать раз меня восстанавливали. Но в пятнадцатый раз... Что ж, в пятнадцатый раз я получал рану, перед которой медики оказались бессильны. И они ничем не смогли мне помочь.

Роджер Грей открыл рот.

 – К счастью, – прошептал я, – эта рана оказалась не на заметном месте.

Вейнстайн захотел меня о чем-то спросить, но передумал и сел. Но я сказал то, что он хотел узнать.

 – Нуклеонная гаубица. Потом выяснили, что у нее был дефектный снаряд. Он убил половину команды на нашем крейсере второго класса. Я не погиб, но оказался на пути нейтронного пучка, вылетевшего назад.

 – И этот пучок... – Ламед что-то быстро подсчитал в уме. – Это пучок стерилизовал бы любого на расстоянии менее двухсот футов. Если только на вас не был надет...

 – Не был. – Я перестал потеть. Все кончилось. Я раскрыл свой драгоценный секрет и теперь смог глубоко вдохнуть. – Так что как видите... во всяком случае, я знаю, что эту проблему еще не решили.

Роджер Грей встал.

 – Эй, – сказал он и протянул руку. Я пожал ее. Нормальная рука, разве что чуточку сильнее обычной.

 – Экипажи "рогаток", – добавил я, – набираются из добровольцев. Кроме двух категорий: командиров и заменителей солдат.

 – Наверное, по той причине, что человечеству легче всего ими пожертвовать? – спросил Вейнстайн.

 – Правильно, – согласился я. – Потому что человечеству легче всего ими пожертвовать.

Он кивнул.

 – Ну, черт бы меня побрал, – рассмеялся Ламед, тоже поднимаясь и протягивая мне руку. – Добро пожаловать в наш город.

 – Спасибо, – отозвался я. – Сынок.

Он изумился, услышав последнее слово.

 – Осталось рассказать совсем немного, – объяснил я. – Никогда не был женат, а в увольнениях был слишком занят в барах и всячески развлекаясь, чтобы заглянуть в банк спермы.

 – Ого, – произнес Вейнстайн и указал на стену толстым пальцем. – Значит, вот оно как?

 – Вот именно. Это и есть моя Семья. Единственная, которая у меня когда-либо будет. А этих штучек, – я постучал по своим медалям, – я набрал почти достаточно, чтобы заработать право на замену. Как командир "рогатки" я в этом уверен.

 – Единственное, что вы пока не знаете, – уточнил Ламед, – так это насколько большой процент тех, кто придет вам на замену, будет посвящен вашей памяти. А процент это зависит от того, сколько еще медалей появится у вас на груди до того, как вы станете... э-э... можно ли мне сказать сырьем?

 – Да, – ответил я, испытывая безумную легкость, ясность и расслабленность. Я все им сказал и больше не ощущал на плечах тяжесть миллиарда лет эволюции и воспроизводства. – Да, Ламед, можешь так и сказать.

 – Знаете, парни, – продолжил Ламед, – по-моему, нам всем хочется, чтобы командир набрал побольше "фруктового салата". Он отличный парень, и таких, как он, в нашем клубе должно быть побольше.

Теперь они стояли вокруг меня – Вейнстайн, Ламед, Грей, Ванг Хси. Приветливые и надежные. А у меня все крепло ощущение, что мы станем одним из лучших экипажей "рогаток"... Да что значит одним из лучших? Лучшим, мистер, лучшим!

 – Ладно, – подытожил Грей. – Веди нас куда и когда захочешь... Папуля.

Был день установления Полного Контроля…

Гаромма, Слуга для Всех, Чернорабочий Цивилизации, Прислуга за Все, осторожно приложил надушенные кончики пальцев к лицу, закрыл глаза и позволил себе окунуться в роскошное ощущение абсолютной власти, безграничной власти, власти такой, о которой до сих пор не мечтал ни один человек.

Полный Контроль! Полный…

За исключением одного человека. Одного-единственного отщепенца рода человеческого. Одного, правда, очень полезного, человека. Вопрос заключался только в том, задушить ли его сегодня, после обеда, прямо за письменным столом, или дать возможность пожить еще несколько дней или недель под бдительным наблюдением, дабы исчерпать до конца его полезность. Его измена, его интриги, несомненно, выдадут его с головой. Ну что ж, Гаромма примет решение несколько позже, на досуге. А пока что, во всех других отношениях, для абсолютно всех остальных — полный контроль. Не только над умами, но и над деятельностью желез. Всех людей, даже их детей. И, если верны оценки Моддо, то и их внуков.

— Вот так, — едва слышно прошептал Гаромма, неожиданно вспомнив отрывок из устно передававшегося текста книги, которому учил его отец-крестьянин много лет тому назад. — Вот так, вплоть до седьмого колена… — Из какой древней книги, сожженной на давнем-предавнем педагогическом костре, взята эта цитата? Гаромма задумался. У отца спросить невозможно, у его друзей и соседей — тоже. Все они были уничтожены во время подавления крестьянского бунта в шестом округе тридцать лет назад.

Тридцать лет назад…

После установления Полного Контроля такое восстание никогда уже не сможет вспыхнуть. Кто-то тихонько прикоснулся к его колену, и поток воспоминаний прервался. Моддо. Слуга Просвещения, сидящий в самом низу машины, сделал подобострастный жест в сторону прозрачного, ракетоподобного купола, который окружал до пояса тело его вождя.

— Наряд, — произнес он, по обыкновению запинаясь, — там. Снаружи. — Да. Люди лились сплошным потоком через ворота Лачуги Служения, заполняя тротуары. По обеим сторонам улицы, куда ни кинь взгляд, располагались пронзительные кричащие толпы, черные, плотные, бурливые, как муравьи. Гаромма, Слуга для Всех, не имел права так долго предаваться собственным мыслям. Нужно было, чтобы его могли лицезреть те, кому он столь преданно служил. Он скрестил руки на груди и начал раскланиваться внутри небольшого купола, возвышавшегося башенкой над приземистой черной платформой. Поклон направо, поклон налево, и обязательно смиренно, даже униженно, не забывая о том, что он — Слуга для Всех. Приветственный визг толпы усилился. Гаромма заметил краем глаза, как Моддо одобрительно кивнул. Добрый старина Моддо. Это, в какой-то мере, день и его триумфа. Установление полного контроля — личное достижение Слуги Просвещения. Однако он оставался в густой тени безызвестности за спиной Гароммы и вкушал свой триумф только сквозь призму ощущений вождя — так же, как и все предшествующие 25 лет.

К счастью, Моддо этих ощущений было предостаточно для нервной системы. Но, к несчастью, существовали и другие, один — точно, кому нужно было больше. Гаромма кланялся, с любопытством рассматривая сквозь струящуюся паутину окружающих его полицейских-мотоциклистов жителей Столицы, свой народ, принадлежащий ему точно так же, как и все и вся по всей Земле. Яростно давясь на тротуарах, его люди вскидывали руки над головой, как только автомобиль Гароммы подъезжал к ним.

— Служи нам! — скандировали они. — Служи нам! Служи нам!

Он всматривался в искаженные лица, смотрел на пену, появляющуюся у многих в углах рта, на полузакрытые в экстазе глаза, на раскачивающихся мужчин, корчащихся женщин, на отдельных зрителей, которые от счастья падали в обморок. И продолжал кланяться со скрещенными на груди руками, покорно и униженно.