ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ ТЕОДОРА ФОНТАНЕ - Страница 5
Тема Бото также сопровождается оттеняющими ее вариациями. Если одной из таких вариаций является мотив легкомысленного аристократического жуирования (см. встречу во время пикника), то другая вариация передана через образ офицера Рексина, искренне и глубоко любящего девушку из простонародья. Он обращается к Бото за советом как раз тогда, когда тот сам стоит перед необходимостью решить для себя такой же вопрос. Давая совет Рексину, Бото словно обращается к себе самому. Эпизод е Рексином выполняет очень важную функцию: он дает возможность коллизию, в которой находится герой, передать не только через его субъективное переживание, но и увидеть и взвесить ее с объективных позиций.
Роман «Пути-перепутья» вследствие своей внутренней противоречивости вызвал в общественных и литературных кругах несовпадающие и подчас неожиданные оценки. Он заключал в себе поводы для недовольства как справа, так и слева. С одной стороны, буржуазно-юнкерская публика была шокирована «безнравственностью» сюжета и негодовала по поводу предпочтения, отдаваемого автором плебейству перед дворянством. Когда роман печатался в 1887 году в «Фоссише цейтунг», подписчики засыпали редакцию протестующими письмами, а один из владельцев газеты с раздражением спрашивал главного редактора: «Когда же наконец кончится эта отвратительная история о шлюхах?» С другой стороны, в социал-демократических кругах роман также был встречен отрицательно. Франц Меринг резко осудил его, увидев в нем некую «капиталистическую утопию», в которой отношения между антагонистическими классами изображаются в виде безмятежной идиллии, и социальным низам приписывается холопски верноподданническая психология.
Лишь считанные месяцы отделяют «Пути-перепутья» от повести «Стина», а между тем здесь - хотя писатель разрабатывает ту же проблему, беря за основу почти тот же сюжет,- акценты расставлены иначе и выражено уже другое отношение автора к «разумности» и «справедливости» существующего общественного уклада. В отличие от идиллического финала романа «Пути-перепутья», развязка «Стины» трагична. Молодой граф Вальдемар фон Гальдерн во имя своей любви к девушке-вязальщице Стине восстает против сословных устоев, но, оказавшись неспособным к борьбе, кончает жизнь самоубийством. Погибает и Стина.
Персонажи повести «Стина» сознают грозную силу сословных обычаев. Они готовы даже видеть в них нечто фатальное и непреодолимое, но ореола мудрости и справедливости эти обычаи лишены. И прежде всего этого ореола лишено - как в глазах автора, так и его плебейских персонажей - дворянство, класс, являющийся верховным хранителем всей сословной системы. Он изображен Фонтане без былой почтительности. В лице бонвиванов преклонных лет и опереточных рамоли с шутовскими прозвищами «Зарастро», «Папагено» и т. д. высшее сословие Германской империи предстает перед читателями в весьма непрезентабельном виде.
В повести «Стина» превосходство плебейских персонажей над высокородными проявляется еще более ярко, чем в предыдущих произведениях Фонтане. Это относится даже не столько к героине повести, довольно анемичной особе, сколько к ее сестре, вдове Пителъков, фигура которой явилась значительным художественным успехом писателя. Сам Фонтане относил образ вдовы Пительков к достижениям своего творчества. Эту свою мысль он даже запечатлел в шуточном экспромте:
Рубеж 80-90-х годов был особенно продуктивным периодом в творчестве Фонтане. В это время писатель, следуя своей привычной манере, работал одновременно над несколькими произведениями. Переходя поочередно от одного к другому, писатель создал в эти годы повести «Матильда Мёринг» (1891) и «Поггенпулы» (1892), романы «Госпожа Женни Трайбель» (1892) и «Эффи Брист» (1895).
Роман «Госпожа Женни Трайбель» был итогом долголетних размышлений. Еще в мае 1888 года, осуществив первый набросок романа, Фонтане в письме к сыну Тео так определил свой замысел! «Смысл истории - показать пустую, выспреннюю, лживую, высокомерную и жестокую сущность буржуа, у которого на устах - Шиллер, а в голове - Герзон»[2]. А почти десятью годами позже, в своих мемуарах «От двадцати до тридцати», писатель так характеризовал людей с «мировоззрением денежного мешка»: «…все они прикидываются идеалистами, как заводные разглагольствуют о «Красоте, Добре, Истине», а на самом деле поклоняются лишь златому тельцу… Любой из них считает себя воплощением добра, между тем как в действительности их поступки определяются только стремлением к собственной выгоде, что знают и видят все на свете, кроме них самих. Сами же они, напротив, всегда подчеркивают благородство своих мотивов и неумолчно доказывают себе и другим свое полное бескорыстие. И каждый раз во время подобных тирад они излучают сияние, как праведники». Антибуржуазная критика, заключенная в таких высказываниях Фонтане, нередких в 80-90-е годы, точно совпадала с направленностью романа «Госпожа Женни Трайбель»; эти высказывания представляли собой как бы эскизы к портрету его главной героини.
Противоречие между «казаться» и «быть», между рекламной видимостью и сокровенной сущностью - главная черта госпожи коммерции советницы Женни Трайбель. Во время приемов в своей роскошной вилле эта парвеню, прорвавшаяся благодаря выгодному замужеству из мелких лавочниц в нувориши, имеет обыкновение, теша свое тщеславие, терзать слух гостей слащавыми романсами. Начало одного из них гласит:
Эти слова, слыша которые гости каждый раз усмехаются и переглядываются,- боевой девиз госпожи советницы. В своих собственных глазах она бескорыстна, предана высоким и светлым идеалам, презирает все низменное - и прежде всего деньги и материальные блага, и такое представление о себе она стремится внушить окружающим, преследуя их утомительными излияниями своего благородного сердца. Но люди, давно знающие Женни Трайбель, в девичестве Бюрстенбиндер, не обольщаются ни ее речами, ни романсами. Для профессора Вилибальда Шмидта она - «образцовая буржуазка», «дама опасная, тем опаснее, что сама этого не сознает и искренне внушила себе, что у нее чувствительное сердце, открытое «всему возвышенному». На самом же деле ее сердце устремлено только к материальному, к тому, что имеет вес, к тому, что приносит проценты… Когда понадобится выбрать партию, прозвучит лозунг «Золото - вот козырь» и ничего более».
Ход событий подтверждает правоту Шмидта: когда младший сын советницы Леопольд обручился с бесприданницей Коринной, дочерью старого профессора, и матримониальные расчеты советницы, которые должны были принести дому Трайбелей полмиллиона в виде приданого, оказались под угрозой, она сразу сбросила с себя маску бескорыстного идеализма и показала свое подлинное лицо. Где там поэзия и прочие сантименты! С почти базарной вульгарностью (в этот момент в ней проснулась лавочница с Адлерштрассе), с яростью испуганной собственницы она ринулась в бой, чтобы расторгнуть помолвку сына. Тут уж ей было не до романса о «счастье любящих сердец». И не удивительно, что, наблюдая столь мало привлекательные проявления буржуазного естества госпожи советницы, старый Шмидт с философическим юмором замечает: «…не будь я профессором, я бы наверняка стал социал-демократом».
Образ Женни Трайбель вводит читателя в мир буржуазных отношений, буржуазной морали и психологии, в бесчеловечный мир, где деньги властвуют над чувствами, где корыстный расчет определяет судьбы людей. Женни Трайбель - наиболее колоритная представительница этого мира, но с ней перекликаются и ее дополняют некоторые другие персонажи. Такова прежде всего невестка главной героини, исполненная родовой (точнее, фирменной!) спеси, дочь гамбургской патрицианской купеческой семьи Мунк, Елена. Она, как и Женни Трайбель, но в еще более вызывающей форме, заражена высокомерием и тщеславием, чопорна до уродства. Эта купеческая гордыня куда отвратительнее дворянской: дворянская имеет многовековую традицию и исторически выросла из иерархической структуры феодального общества, буржуазная же основана на гнусном принципе измерения достоинств человека весом его мошны. Из этого и проистекает кичливое презрение, которым взаимно преисполнены Женни и Елена, этим и вызвана смехотворная борьба «династических» самолюбий Трайбелей и Мунков, сопровождаемая шпильками по адресу «трайбелевщины» и «гамбурговщины». Но эту пикировку как рукой снимает, как только возникает угроза обоюдным коммерческим интересам обеих фирм. Перед лицом опасности, которую несет в себе предполагаемый брак младшего Трайбеля и Коринны Шмидт, спор о купеческом первородстве сразу смолкает, вчерашние враги становятся союзницами.