Чекисты. Книга первая - Страница 42

Гитлеровцы поняли, что Киев еще не покорился. Якобы для борьбы с пожарами они стали уничтожать самые красивые, самые лучшие здания в городе. К смерти был приговорен и “дом Гинзбурга”, в котором жили Кудря и Мария Ильинична. Его оцепили солдаты, жителей выгнали на улицу. “Дом заминирован большевиками, немцы будут искать мины”, — объявил дворник, обходивший квартиру за квартирой.

Был поздний вечер. Крещатик горел. Под взрывы, при свете зарева измученные и объятые ужасом люди до рассвета таскали свои вещи и детей на откосы и обрывы Днепра. Кудря и Мария Ильинична шли по улице, толкая перед собой детскую коляску, в которой лежал чемодан и кое-что из одежды — все, что они успели взять с собой. Они еще думали, что через день—другой вернутся на Институтскую. Когда подошли к зданию филармонии, где-то сзади раздался взрыв. Пламя взметнулось в небо. “Дома Гинзбурга” больше не существовало.

Не существовало больше и оружия, шифров, паспортов, денег, адресов, продуктов — почти всего того что с таким трудом подбирал себе Кудря для работы.

Все надо было начинать сначала. И прежде всего искать ночлег. И тут ему помог Лантух. Расчет, который делал Кудря на то, что люди подобного типа при немцах обязательно выплывут и пойдут в гору, оправдался. Лантух познакомил Максима с Гусевым — управляющим домом № 37 по Пушкинской улице, и Кудря получил небольшую отдельную квартиру в мансарде из двух комнат с кухней и кладовкой.

— И чего вы выбрали эту? — искренне недоумевал управдом. — Брали бы внизу — и просторнее, и теплее, и мебель есть…

Он не догадывался, что “внизу” не было второго выхода на черную лестницу.

Но слепая судьба разведчика готовила Максиму еще одно испытание. Оно пришло, к нему на Пушкинской улице, в двух шагах от дома, где он поселился. Они возвращались к себе, когда Мария Ильинична увидела, как он вдруг помрачнел.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего, — ответил Максим, глядя куда-то в сторону. Она посмотрела туда и увидела, что к ним быстро шагает какой-то одетый в полувоенный костюм коренастый мужчина лет сорока пяти с длинными украинскими усами.

— А, Иван Данилович, — осклабился мужчина. — Здравствуйте. Как живете-можете?

— Здравствуйте, Тарас Семенович, — негромко сказал Кудря, пристально глядя ему в глаза. — Ничего живу.

— Вот и свиделись, — хихикнул усатый и достал из кармана повязку гестаповца.

— Подожди нас на углу, Мария, — попросил Кудря, — я сейчас приду.

Случилось то, чего он опасался больше всего: его опознал враг. Он наткнулся на человека, которого сам допрашивал и больше того: освобождения которого, когда выяснилось, что улик против него нет, сам же и добился. Этот петлюровец-эмигрант, конечно, знал, что своей свободой обязан Максиму.

— Ну что ж, — сказал усатый, — раньше вы меня допрашивали, теперь я буду допрашивать вас. — И он поиграл повязкой. — Я гестапо, могу вас арестовать, могу повесить. Вы тут остались работать?

— Конечно, работать, — рассмеялся Кудря, — а не смотреть на тебя.

Они молча посмотрели друг другу в глаза. Максиму показалось, что гестаповец чуть иронически улыбается. “Негодяй, — подумал он. — Смейся, смейся, но мне ты ничего не сделаешь, побоишься”. А вслух он спокойно и рассудительно сказал:

— Не пугайте меня гестапо, Тарас Семенович. Это не в ваших интересах. Я тоже кое-что знаю о вас.

Усатый насторожился:

— Что именно?

— Ну, вы достаточно рассказали нам в свое время.

Главное для разведчика — самообладание. Это единственное оружие, которое у него всегда в руках. Кудря дал гестаповцу понять, что даже здесь, на территории, занятой врагом, он сильнее.

— Вас повесят, — сказал он как можно спокойнее, — лишь только СД получит сведения, которыми я располагаю.

В глазах Усатого промелькнула растерянность.

— Вы не сделаете этого, — тихо сказал он. — Я служу у немцев не потому, что предан им, а ради украинского народа.

— Вы верите в победу немецкого оружия? — с усмешкой спросил Кудря.

— Не очень, но верю, — откровенно сказал Усатый.

— Не хитрите, Тарас Семенович. Я вас хорошо знаю. Вы должны понимать, что армия, которая не щадит даже детей, которая грабит и угоняет народ в рабство, плохо кончит. Вы знаете о Бабьем Яре?

Усатый кивнул. Уже весь Киев говорил о том, как шевелилась земля над рвами, в которых штабелями лежало 55 тысяч расстрелянных.

— Я там был, — сказал Усатый. — Такое же творилось и в Виннице.

Он прикрыл глаза руками, словно стараясь отделаться от чего-то очень тяжелого.

— Восемнадцатый год, как вы знаете, и то не принес лавров немецким оккупантам на Украине, — продолжал Кудря. — А сейчас положение не то. Украинская земля будет гореть под ногами оккупантов еще жарче, чем в гражданскую войну. Взрыв военной комендатуры — это только цветочки.

Усатый задумался, потом осторожно сказал:

— Ладно, не бойтесь, я вас не выдам.

— А я этого и не боюсь, — усмехнулся Кудря. — Больше того, я рад встрече с вами и рассчитываю, что вы поможете нам.

— Вряд ли, — покачал головой Усатый.

— А вы подумайте, — сказал Максим.

— Хорошо, подумаю.

— Тогда давайте встретимся завтра.

И они договорились о встрече.

Рисковать бездумно — глупо, но рисковать для дела необходимо. Без риска, умного, оправданного, разведчик успеха добиться не может. Да, гестаповец мог выдать Кудрю в любую минуту, но он шел на вторую встречу с ним потому, что Усатый наверняка знал такое, что интересовало нашу разведку. И, кроме того, Максим в случае успеха имел бы своего человека в одном из важных немецких разведывательных органов.

И все же, направляясь к Тарасу, он сказал Марии Ильиничне:

— Ты понаблюдай, не следит ли кто за нами. Если увидишь что-нибудь подозрительное, вынь носовой платок.

Тарас ждал на бульваре, в том месте, где договорились. Поздоровались, посидели немного на скамейке. Мимо прошла Мария Ильинична, в руках — ничего.

— Ну что ж, погуляем? — предложил Кудря.

Они встали и пошли к центру города.

Прошло несколько дней, прежде чем Усатый наконец решился помогать Максиму.

— Мы сейчас зайдем в подъезд, — как-то сказал он, — я передам некоторые заметки об агентуре, которую готовят по заданию шефа для заброски в ваш тыл. Это главным образом предатели, оставшиеся на оккупированной территории.

Учтите, что сейчас немецкую разведку очень интересуют потенциальные возможности Советской Армии. Поэтому основная агентура получает задания проникать поглубже — на Урал, в Сибирь. Много шпионов засылается в Москву, Подмосковье, Поволжье. Для этого в специальных школах готовят шпионов из числа бывших военнопленных. Самая крупная школа — в Варшаве, она проходит под шифром “Штаб “Валли”. В ней готовятся группы по три—пять человек. Их засылают на территорию Советского Союза почти еженедельно.

Может быть, я ошибаюсь, но, по моим наблюдениям, какая-то часть людей идет в эти школы с одной целью — вернуться на родину. Учтите и это.

Они вошли в подъезд.

— Мне сюда, — сказал Тарас. — Тут живет моя знакомая. Третий этаж, квартира семь, Ганна Григорьевна. При утере связи обратитесь к ней. Она наша, полтавчанка.

Потом он вынул из кармана пачку сигарет.

— Курите, — предложил он, передал ее Кудре и тихо добавил: — По этим фамилиям их надо разыскивать.

Когда Максим пришел домой и внимательно осмотрел пачку, то оказалось, что по краям коробки с внутренней стороны были сделаны какие-то надписи. Он достал лупу и прочитал имена руководителей двух крупных разведывательных групп, переброшенных на территорию Советского Союза. Против одной фамилии было написано: Мск, против другой — Члб. Кудря понял — речь шла о Москве и Челябинске.

Максим тут же закодировал текст для передачи в радиоцентр. Потом записал на папиросной бумаге только ему понятными знаками эти фамилии и спрятал в тайник.

Впоследствии, переписанные им в серую школьную тетрадь, они и открыли тот самый список шпионов и предателей, о котором шла речь вначале.