Чекисты - Страница 97

Мысли, мысли бились в голове Сергея, и он уже не чувствовал, сидит ли на стуле, стоит ли, или находится в состоянии невесомости... «Куда я шел? Куда я шел? — спрашивал он себя. — Куда я шел?»

А Половцев все говорил.

По рельсам, погромыхивая, катились трамваи. Грузно покачиваясь, проплывали троллейбусы, автомашины обгоняли друг друга. У ларька люди деловито сдували с кружек пену. На бульваре мальчишки играли в войну.

Сергей Болдырев возвращался к себе. Лицо его было очень серьезным и очень озабоченным. Он часто останавливался и пристально, словно заново, вглядывался в давно знакомые очертания зданий, в лица прохожих. Порой он улыбался чуть заметной горькой улыбкой много пережившего человека.

А трамваи катились, проплывали троллейбусы, и мальчишки кричали. Все было как вчера и позавчера, как будет завтра.

Американская выставка технической книги была размещена во Дворце культуры имени Ленсовета, на Кировском проспекте. На стендах и на столах лежали старинные и новейшие издания, возле них крутились гиды. Словом, выставка была как выставка. Нормальное мероприятие по культурному обмену.

И вот однажды некий молодой посетитель подошел к одному из гидов, что-то начал говорить, стал совать в руки пачку каких-то машинописных листков. На заглавном листке была надпись: «Наша программа». И посвящалась эта программа президенту США...

Странный этот эпизод удивил посетителей выставки — он явно не имел касательства к технической книге. Мало кто знал тогда, что случай на выставке стал как бы кульминационным пунктом активной деятельности некоей антисоветской группы, в которой этому парню была отведена довольно-таки второстепенная роль.

Мало кто знал... Да и как вообще свяжешь воедино серию, казалось бы, разрозненных фактов? Появление, скажем, злобных надписей на полях газеты, опубликовавшей статью с едкой критикой фарцовщиков, или рассылку накануне выборов в адреса иных граждан гнусных подстрекательских листовок? Ведь эти факты могли быть и не связаны между собой.

Или вот еще факт. В то же примерно время милиционер задерживает гардеробщика артели «Трудпром», некоего гражданина Зайцева Устина Гавриловича, с десятком порнографических открыток в кармане. Задерживает вместе с ним и некоего юнца, покупателя «товара», — юнец оказывается молодым горьковчанином, приехавшим поступать в вуз. И парень, притащивший гиду листки «Программы», знаком с этим гардеробщиком.

Был среди фактов, накопившихся к моменту происшествия на выставке американской технической книги, еще один, весьма небезынтересный. Бывший сотрудник американского посольства в Москве А. Биллингс, приехав в Ленинград в качестве туриста, пытался заводить знакомства кое с кем из жителей нашего города, в том числе почему-то и с гардеробщиком Устином Гавриловичем Зайцевым.

А сравнив «почерк» пишущей машинки, на которой напечатана «Программа», с «почерком» антисоветских листовок, не трудно было установить их сходство.

И еще важное обстоятельство. Все лица, причастные к названным и к некоторым другим эпизодам, были молодыми людьми. Все, за исключением любителя порнографической «клубнички» гардеробщика Зайцева. Создавалось, таким образом, впечатление, что кто-то пытается создать антисоветскую группу, подготовил «Программу» и, главное, стремится вовлечь в эту группочку молодежь. Что это — идеологическая диверсия? И кто он, этот «кто-то»? И при чем тут порнография?

Рабочим гипотезам место в начале следствия. Чтобы подтвердить их или отбросить, нужна, как правило, углубленная работа целого коллектива чекистов.

В биографиях людей, занимавшихся этим делом и очень непохожих друг на друга, есть и общее: все они нынешнюю свою профессию обрели в послевоенные годы. Все они, понятно, с высшим образованием, без которого сейчас на их рабочих местах обойтись невозможно.

Одного из этих товарищей назовем Андреем Сергеевичем... Когда грянула война, он только еще оканчивал десятилетку. Прямо из школы пошел на фронт. Сражался на Западном и Северо-Западном фронтах, дошагал до Кенигсберга и Тильзита. В годы войны погибли его родители. Войну начинал рядовым, а демобилизовался, выполняя обязанности комсорга полка.

Дальше была работа на заводе, выдвижение в мастера; двухгодичная юридическая школа. После окончания школы райком партии рекомендовал Андрея Сергеевича в органы безопасности. Юридический институт он окончил заочно.

Трудно постичь человеческий характер за несколько коротких встреч, но в сравнении познаешь все быстрее. Рядом со своими товарищами Андрей Сергеевич производит впечатление человека чрезвычайно спокойного и уравновешенного. Терпелив, никогда не спешит, чрезвычайно основателен во всех своих действиях и особенно выводах.

Анатолий Александрович на него не похож. Он и помоложе, добровольцем на фронт пойти не успел, был еще мальчишкой. Жизнерадостен, блещет юмором, отличный спортсмен-самбист. Внешняя легкость, подчас даже шутливость, с какой он рассказывает о своей работе, свидетельствует только о характере. Анатолий Александрович в полной мере понимает серьезность и сложность избранной им профессии, чувство ответственности для него весьма органично. Кстати, именно он дал мне представление, насколько изнурительно тяжела бывает подчас работа следователя.

Старшим оперативной группы был майор Юрий Александрович. Война застала его учеником девятого класса. Перенес все испытания и муки голодной ленинградской блокады. Весной 1942 года умер от голода его отец. Семнадцати лет Юрий добровольцем пошел в армию. Командовал взводом минометчиков, не раз проявлял находчивость и отвагу. На марше под Оршей был принят в партию. Награжден двумя орденами Красной Звезды и орденом Отечественной войны II степени.

После войны Юрий Александрович мечтал продолжить учебу. И продолжил, но не там, где вначале думалось. Смелого лейтенанта заметили чекисты, пригласили на работу в органы госбезопасности. После специальной подготовки был он направлен в Эстонию, где служил несколько лет, участвовал в борьбе с бандами буржуазных националистов.

Этими вынужденно краткими характеристиками мы и ограничимся. Товарищи, о которых идет речь, в рабочем строю, многого о них, естественно, не расскажешь.

Итак, весной 1963 года прокурор дал санкцию на арест трех граждан: Зайцева Устина Гавриловича, 1913 года рождения, Николая Б., 1936 года рождения и Валерия Т., 1938 года рождения. Предварительное следствие было поручено уже известным нам товарищам, а также капитану, которого назовем Виктором Тихоновичем, чекисту с большим опытом.

Обыски принесли интересные результаты: были обнаружены экземпляры «Нашей программы» и другие рукописи антисоветского характера, немало печатных изданий, рекламирующих американский образ жизни, газетки, издававшиеся фашистскими оккупантами в Одессе и какими-то «деятелями» в Калифорнии, сборник «Православный собеседник», выпущенный в Таллине в тридцатые годы и содержащий антисоветские вопли, несколько чистых бланков пропусков на завод «Союз», а также около девятисот порнографических открыток. Обнаружена была и пишущая машинка, та самая...

Молодым человеком, который пытался всучить гиду американской выставки упомянутую «Программу», оказался Николай Б., слесарь одной из мастерских. Рабочий и родился в семье рабочего. Как же такое могло случиться?

Чтобы разобраться в природе человеческих поступков, надо разобраться во всей жизни этого человека, в индивидуальных особенностях его воспитания.

Николай и его сестра были двойняшками. Казалось бы, детство — пора радостей, но у этих ребят оно оказалось тяжелым. Отец буянил, дрался, пил, пока его не выслали, мать мало в чем уступала отцу. Потом разразилась война. В Ленинград вернулись, когда ребятам было по девяти лет. Комнату кто-то занял, взамен предоставили другую, совсем плохую, — возникла обида. Жили трудно, еле сводили концы с концами, одевались плохо. Рослый Коля, отставший по развитию, стал объектом шуток своих сверстников в школе. Учился неважно, дома не было ни одной книги. Затем вернулся отец, и снова начался домашний ад. До уроков ли тут?