Чего хочет женщина... и что из этого получается - Страница 4

Самые неразумные немедленно делают соответствующую физиономию, начинают украдкой колоть мужчину локотком под ребро, зыркать, буркать, призывать взять себя в руки и не позорить ее в глазах собравшихся.

Однако, разумные и неразумные, они объединяются в своей лютой ненависти к «царице Савской» и время от времени просто вынуждены отбегать в ванну, чтобы сплюнуть скопившийся яд и перевести дух.

Тут же на коротком брифинге ее объявляют вне закона, и все настойчивее звучат призывы к оружию и на борьбу с развратом. И, жужжа и негодуя, женщины бросаются в бой за правое дело. То, что происходит потом, зависит от магнитных бурь и количества выпитого. Могут пригрозить разводом или просто разобрать своих мужчин и демонстративно покинуть помещение. Может начаться большая драка.

Однако зря все это. Во-первых, никто не мешает самой блистать и переливаться на любом торжестве. Причем блистать всегда найдется чем — платьем, бюстом, остроумием или ключами от новой машины. Во-вторых, большинство ревнивых жен сами своими руками и словами провоцируют веселящихся мужей. Ну, конечно, только о немедленном разводе они и думают, резвясь с малознакомой красоткой! Да, наверняка она им нравится, однако спросите их наутро, кого они вчера вечером таскали на плечах — скорее всего, они набычатся и начнут чесать репу, мучительно вспоминая, а что, собственно, вообще вчера было?

Всегда имеет смысл быть философом и фаталистом. Если вашего мужчину грамотно отбили за один вечер, значит, или ему надо бросить пить, или вам бросить его. Мужик, сдающийся за одну пьяную ночь, — тот еще подарок!

Главная же беда в том, что все то, что мужчина обычно недооценивает, женщина переоценивает. С ее точки зрения, ничто не происходит просто так. Не просто так он сел именно на том конце стола, не просто так просит передать ему селедку под шубой, не просто так рассказывает о новых обоях у себя в кабинете и, уж совсем очевидно, с далеко идущими намерениями смотрит поверх бокала. Поэтому несчастный муж, вернувшись с балкона, где он курил со Светой или Машей, никак не может взять в толк, при чем тут немедленный развод и разъезд. В его понимании курить означает именно курить, а не то, о чем подумала жена.

Однако жены, обжигавшиеся на всевозможных «ночных сменах», «командировках» и «пробитых автомобильных колесах», банальное «передайте мне соль» воспринимают как открытый призыв в постель.

Все это лишний раз доказывает, что между нами — расстояния и что мужчины и женщины — существа противоречивые и часто совершенно непостижимые. Но ведь мы и так об этом знали…

Поэтому, женщины, не время удивляться — будьте бдительны, но до известной степени. Блистайте и веселитесь, но знайте меру. Мужчины, заботьтесь о нас, женщинах. Поскольку, как известно, только мы являемся украшением любой компании.

Знаете, к какому выводу я пришла? Да, общество, конечно, делится на мужчин и женщин. Но это весьма приблизительная и грубая классификация. Потому что существо под названием «охранник», несмотря на наличие вторичных половых признаков, в девяти случаях, из десяти — не мужчина!

Признаюсь, я страшно недисциплинированный человек и терпеть не могу всевозможные правила, кордоны и режимные объекты. Я не понимаю, почему «вот досюда» можно добраться беспрепятственно, а чтобы пройти дальше, надо сдать поллитра крови, добыть кучу чертовых бумажек, штампов, разрешений, пропусков и прочей ерунды. Хорошо, я понимаю, в какое время мы живем, и не лезу на стратегические объекты с обезоруживающей улыбкой вместо пропуска или паспорта. Но ведь доходит до смешного… Иду себе по коридору в сторону кафе, безобиднейшее создание, в руках — ридикюль, в глазах — безмятежность, только что песенки не напеваю, радуюсь каждому встречному-поперечному… И тут мне как гавкнут в физиономию: «Минуточку! Девушка, вы куда? Стоп! Стоять! Сидеть! Лежать! Молчать! Смир-рна!..»

Стоит. Брюхо лежит на столе, ручки кое-как стянуты за спиной, глаз пустой, водянистый. Стоит так, будто охраняет не вход в буфет, а кабинет с ядерной кнопкой. Слов, находящихся в свободном обращении, штук пятнадцать, гон приказной, наклонение повелительное. Тем коктейлем эмоций, которые возникают у меня при каждом столкновении с этим упрямым и злобным придверным элементом, можно стадо крыс отравить где-нибудь на помойке.

Всю жизнь меня не пускали к собственной матери на работу, хотя и я знала в лицо каждого бдительного сторожа, и они прекрасно изучили и меня, и мой сезонный гардероб, и даже эволюцию моих автомобилей. И все равно с плохо скрываемым удовольствием они бодро вскакивали на моем пути с автоматами (!) наперевес. Однажды в разгар бурной дискуссии на тему, почему меня сегодня надо пропустить к маме, я уперлась взглядом в дуло и неожиданно поняла, что это настоящее огнестрельное оружие. Потом я посмотрела в глаза охране. Глаза немного блуждали. Я тихо отошла в сторону и почти месяц не навещала родную мать на ее работе. Потом то ли животный страх прошел, то ли охрану сменили, но все началось сначала. Я приходила на проходную, там немедленно начинался скандал, потом появлялась секретарь с какой-то бумаженцией, подсовывала ее под нос защитникам и, виновато улыбаясь, оттаскивала меня к лифтам. Охрана к этому моменту бывала уже прилично разъярена, поэтому еще долго по коридору металось эхо со всевозможными «папами» и «мамами» в страдательном падеже. А ведь я всегда с ними первым делом здоровалась и в тысячный раз терпеливо объясняла, к кому, куда и по какому поводу иду.

Поэтому, когда однажды после моей заученной и безнадежной увертюры охранник вдруг расплылся в широченной улыбке и, как обрадованный шкаф, поскакал провожать меня к лифтам, спрашивая на ходу, какая погода нынче и не легко ли я оделась, я решила, что сошла с ума. Охранник так унижался, что у меня голова заболела. Потом оказалось, что по материной протекции ему сделали какую-то удачную поездку за рубеж и он теперь маму, папу, а также всех остальных родственников готов на руках таскать до ее кабинета и обратно.

Кстати, объективно, он оказался одним из самых приятных представителей своего племени. Он все-таки был молод, относительно привлекателен, умел улыбаться и радоваться встрече. Потому что обычно лицо охранника вызывает одно желание — побыстрее мимо него пройти и побыстрее его забыть. Однако внешние данные охраны — еще не самое страшное. Как ни странно, шкафообразный мордоворот— самый безобидный представитель братства беспощадных вахтеров и бдительных сторожей. Если к моменту вашей с ним встречи он сыт и доволен во всех отношениях, есть шанс, что после недолгих и чисто формальных переговоров (нельзя же пропускать просто так) вам удастся все же проникнуть в какую-нибудь святую святых. Если судьба в лице этого блюстителя порядка улыбнется вам, блюститель тоже улыбнется, сделает вид, что, дескать: «Ну, это, конечно, не положено, и шеф у меня сердитый… Но ты давай, смотри только, чтобы тихо, незаметно. На глаза никому не попадайся… Не отсвечивай, помалкивай. Я тебя не видел, ты меня не знаешь…» И ручкой сделает, и еще подмигнет. После этого инструктажа надо будет немедленно съежиться, скорчиться, слиться с несвежей краской на стене, смешаться с остальной мебелью и, быстро-быстро перебирая лапками, заструиться по линии плинтуса в указанном направлении. Не забыв с чувством поблагодарить доброго дядю.

После этого лучше не задумываться о чувстве собственного достоинства и женском самоощущении. А ведь это мы имели дело с мужчиной, можно сказать, коль скоро он все-таки пленился девичьим обаянием и оказал содействие, войдя в положение.

Но есть ведь и совсем гиблые варианты. Обычно они значительно менее розовощеки и игривы. Какими только эпитетами, литературными и не очень, описывали их милые барышни с неплохим образованием! Мимо них действительно не проползет ни живое, ни мертвое, а пропуск, паспорт и разрешение попробуют на свет, на зуб, на нюх, потом просветят рентгеном и все равно найдут, к чему прицепиться. Меня однажды почти час мурыжили и так и не пропустили на какое-то страшно засекреченное предприятие, очень похожее на обычное экс-НИИ, медленно пили кровь и повторяли, что не по уставу улыбаться на фотографии в паспорте. О том, что у меня было особенно хорошее настроение в день, когда я снималась на документ, я уже имела возможность пожалеть, и не раз. Но тут было все совсем плохо. Как я ни старалась расцвести такой же улыбкой, как в паспорте, судя по надбровным дугам охраны, ничего убедительного не получалось. Мне уже стало казаться, что в документе не моя физиономия, а портрет Кондолизы Райе, а тут еще охрана подняла на меня свои «глубокие и проницательные глаза с хитринкой» и не на шутку возмутилась: «Прекратите, — говорит, — улыбаться. Тут вам ПРОХОДНАЯ, а не дом свиданий!» Я попыталась, было возразить, но поняла, что с этими надбровными дугами спорить бесполезно.