Чеченская обойма - Страница 13

Промолчал я. То, что вначале смешным показалось, как-то глупо обернулось.

Боец ОМОНа с автоматом у входа встал. Пост, что ли? От кого? Здесь только свои ходят.

— Эй, братишка, у вас командир в каком звании?

— Подполковник.

— Такой молодой? То-то выслуживается, вас гоняет.

Непонятная реакция. Обычно таких зануд подчиненные не любят и случая не упустят за глаза протянуть. А этот процедил сквозь зубы: «Нас устраивает», — и отвернулся. Хотя, может, и правильно. Это — дело семейное. Какой-никакой командир, а свой.

Перекур у омоновцев. Мы подсели, знакомимся. Братишки, в основном, нашего возраста — до тридцати. Особой разницы и нет, что мы все — офицеры, а они — сержанты да прапорщики. Понятно, общаются с нами уважительно, интересуются, какие здесь порядки. Спрашивают:

— У вас какая командировка?

— Первая, но мы уже две недели здесь. А в Чечне день за три идет, понял?

— Понял, как не понять… Стреляют здесь?

— Не переживай, у нас район спокойный. Но если на шестом блоке будете стоять, там бывает.

— Да я не переживаю, интересно просто.

Саня наш улыбается снисходительно:

— Ничего, война всех обтешет, скоро сами опыта наберетесь.

— Да, опыт — дело важное… — И опять интонация странная, только на этот раз не сердитая, а с усмешечкой.

Покурили, поговорили. Поднялись омоновцы и снова — за работу.

А у меня в душе ощущение непонятки какой-то. Ясно, что с разговорами этими связано, а что конкретно? Черт его разберет. Занятные ребятки, с двойным дном. Может, просто рисуются, чтоб себя не уронить?

Ну и хрен с ними. Некогда тут самоанализом заниматься. Вон наш начальник Сашку зовет, похоже, команду на выезд получили.

БТР плавно идет, на выбоинах не трясет, колышется только. Саня за старшего. На башню верхом уселся и на ходу инструктаж проводит:

— Прибываем в ГУОШ, от брони не расходиться. Пойдем в сопровождение колонны. Она уже готовая стоит, нам команду поздно дали. Может, даже догонять придется.

Серега, пулеметчик наш, смеется:

— Саня, надо было тебе приятеля своего из ОМОНа пригласить. Пусть посмотрит на боевую работу, пока отряд совсем в стройбат не превратил.

— А чего ему смотреть? — Это Генка — связист — полюбопытствовал. Он перед самым выездом где-то пропадал, не в курсе дела.

— Новичкам не вредно.

— Какие новички? Они первую командировку еще пять месяцев назад отработали. Из боев не вылазили.

— Откуда фактишки?

— Из связи, вестимо. Я им к комендатуре подключаться помогал, пообщались.

— ?..

Ай да омоновцы! Вот, наверное, ржут сейчас! Свои и то вон закатываются, чуть с брони не падают.

Мы с Санькой отвернулись, чтобы друг на друга не смотреть. А Генка ничего не поймет, он ведь этой клоунады на дворе не видел…

Колонна ушла.

Вот, блин! Придется мчаться, как чокнутым. Догнать бы до выхода из города. В колонне веселей. А в одиночку можно и на неприятности напороться. Хотя волков бояться — в СОБРе не служить.

На КПП, у поворота на Ханкалу, узнали, что колонна уже минут сорок как пропылила. Быстро катят, порожняком, так мы за ними долго гнаться будем.

Санька карту у военных попросил:

— Вот где можно срезать, здесь проселочная дорога, в полтора раза короче получается.

Офицер, вэвэшник с КПП, плечами пожал.

— Не советую. Лучше вернуться. Раз без вас ушли, значит, сопровождения хватает. Еще наездитесь.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Влипли!

Задним умом теперь все понимаем. И что вэвэшника надо было послушать. И что дурь последняя — без разведки в такие ловушки соваться.

Еще пять минут назад катили весело, прикалывались:

— Все «духи» на центральных дорогах сидят, а мы тут у них по тылам гуляем!

Стали с горочки спускаться, в ложбинку. Вся в зелени, только успевай от веток уворачиваться. В самом низу — старые блоки бетонные на дороге валяются. БТР ход сбросил, между ними пробирается. А из лесу — мужик бородатый, лет тридцати, может, сорока. Черт их, черных, разберет. В зеленом берете, но без оружия. Руку поднял.

— Привет! — улыбается.

Но что-то нехорошо мне от его улыбки стало.

БТР притормозил. Держим мужика на мушке:

— Чего надо?

— Я командир отряда самообороны. Я вас в плен беру.

— Чего-о-о?

— Ребя-а-та, по сторонам посмотрите внимательно. Только стрелять с перепугу не начните. А то беда будет.

Сердце у меня куда-то вниз обрушилось. Аж замутило. У всех наших тоже вид неважнецкий: из кустов человек двадцать высыпало. У доброй половины — «Шмели» и «Мухи» в руках. Пулемет. Автоматы с подствольниками. И кажется, что все это на меня одного смотрит. А в кустах небось еще снайперы сидят. Спиной ощущаю, как чей-то взгляд между лопаток дыру сверлит.

— Оружие на БТР положите.

На Сашку смотрим. Ты собирался шампанское пить? Вот и расхлебывай.

Он белый как полотно, но отвечает почти спокойно:

— Смысла нет нам оружие складывать. Все равно прикончите.

— Вы кто? Контрактники?

— Нет.

— А кто?

Молчим. Все знают, что контрактников «духи» за наемников держат. Сразу кончают. А если не сразу, то оставляют, чтобы поразвлечься. Нам комендант видеокассету давал. Там чеченцы контрактника два часа на запчасти разделывают. Но и нашего брата они не жалуют. Да какой смысл в молчанку играть. У каждого за пазухой — берет краповый. В карманах — удостоверения.

— СОБР.

— Милиция, значит? Офицеры все, наверное? Чего молчите? Стыдно, что ли, что милиционеры, а убийствами занимаетесь?

— Мы не занимаемся.

— А это что у вас? Рогатки, да? Зачем вы на нашу землю с оружием приехали? Я сам — майор милиции. Омскую высшую школу закончил. Десять лет в уголовном розыске проработал. У меня по всей России друзья были. В гости друг к другу ездили. А теперь вы мою семью убили, за что? — Голос у него на вскрик сорвался.

Здоровенный боевик, черной бородой чуть не до бровей заросший, рядом стоит, зубами скрипит, а правая рука предохранителем автомата — щелк-щелк, щелк-щелк.

— Мы никого не убивали.

— А я откуда знаю: убивали, не убивали? Кто у Руслана (на бойца своего кивает) брата застрелил? Вы, или друзья ваши? А моих бомбой убили. Всех сразу. Трое детей. Мальчики мои и девочка. Жену убили, мать, отца. Пока я в командировке был, в Россию за бандитом ездил. Те с самолетов бомбили, а вы в Самашках на земле мирных людей расстреливали.

В Самашках и наших полегло немало. Нам рассказывали, что и «зачистка»-то проводилась после того, как эти «мирные люди» из засады сначала московских омоновцев расстреляли, а потом — девятнадцать ребят из внутренних войск. Автоматы забрали, самих раздели, над телами надругались. А после штурма села десятки своих трупов с оружием оставили. Чеченцы — те свое рассказывают: сколько женщин и детей погибло. Да уж, надо думать, в этой бойне всем досталось. Пуля — дура. Ни пола, ни возраста не разбирает. Не нужно было вообще до штурма доводить. Да только вякни сейчас про это…

— Что вам здесь нужно? У вас что, дома бандитов нет? Чего ты лезешь на чужой земле порядок наводить, если на своей не навел. Думаете, мы тут сами не разберемся?

По-русски чисто говорит, грамотно. Только на гласных потягивает: «ребя-ата», да шипящие, как все они, по-своему произносит.

Сколько времени прошло? Нет сил уже слушать эту политбеседу. Тело все затекло от напряжения. Но шевельнись только. Двадцать пар глаз испепеляющих каждое движение секут. Так и ждут, волки, повода, чтобы нас в прах разнести вместе с БТРом. И сидим мы, как обезьяны перед удавом в мультике про Маугли.

Про детей рассказывает. Девочка ласковая была. За отцом хвостиком ходила. А пацаны мечтали в уголовном розыске работать. Года два назад младший у него значки с формы свинтил, фуражку забрал и убежал «в милицию» играть. А в райотделе, как на грех, строевой смотр. Хорошо, у начальника своих мальчишек четверо, только посмеялся.