Часы затмения (СИ) - Страница 25

- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Мережко, указывая на стул для посетителей. Он говорил так быстро, что окончания слов проглатывались, и мне приходилось додумывать, что имеется в виду.

Я буркнул "Спасибо" и сел, сжав сцепленные кисти коленями. Мережко поднял жалюзи, толкнул кулаком форточку (кабинет сразу наполнился шумом проезжающих под окном машин), повернулся к столу и, расстегнув нижнюю пуговицу пиджака, уселся в кресло. Откинувшись на спинку, он впервые посмотрел на меня дольше одной секунды. Глаза у него были необычные: светло-серая, как матовое стекло, радужка и две четкие черные точки зрачков, похожие на отверстия, оставленные шилом. Под этим взглядом нестерпимо хотелось моргнуть.

Когда я не выдержал и моргнул, Мережко сказал:

- Итак, для начала познакомимся. Меня зовут Евгений Кимович.

- Антон, - назвался я, ощущая огромную неловкость.

- Очень приятно. - Евгений Кимович едва заметно кивнул. - Что у вас с лицом?

Спервоначалу я подумал, что имеется в виду моя нелепая неуверенность, и попытался придать лицу более твердое выражение. Но тут вспомнился неудавшийся опыт с бритвой.

- Брился, - конфузясь еще больше, проговорил я. - Спешил очень. К вам.

Евгений Кимович снова едва заметно кивнул.

- Какой рукой бреетесь? - спросил он.

- Что?

- Бре-е-тесь, - он поводил по щеке воображаемой бритвой. - Какой рукой?

Я подумал и ответил:

- Правой.

- Вытяните правую руку, пожалуйста.

Я послушно вытянул над столом требуемую руку ладонью вниз. Пальцы заметно подрагивали, отчего я чувствовал себя неполноценным.

- Курите? - спросил Евгений Кимович.

- Что? То есть да. Но...

- Давно?

- Лет с пятнадцати. Но вы...

- Пьете?

- Нет.

- Совсем нет?! - с неуместным удивлением переспросил Евгений Кимович, но, видя, что я не въезжаю, добавил: - "Девушка, у вас хлеб есть?" - "Нет". - "Что - совсем нет?!" - Он засмеялся только нижней частью лица, потом кашлянул и сказал уже серьезно: - Значит, не пьете?

Тут я, наконец, увидел себя со стороны: сидит дурак с вытянутой рукой, отвечает на дурацкие вопросы, слушает дурацкие анекдоты и при этом с детской наивностью ожидает какого-то чуда, которое разом разрешит все его проблемы. Я опустил руку.

- Послушайте, Евгений Кимович. Мы совсем не о том говорим. Я к вам совершенно по другому поводу. То, что вам сказал дядь Фима...

- Он, кстати, звонил еще раз, - прервал Евгений Кимович. - Объяснил подробнее.

- Объяснил подробнее... - тупо повторил я.

- Да. Так и так, говорит, рос без отца, служил, вызвался добровольцем в Грозный.

- Добровольцем... - снова повторил я. Глухая злоба охватила меня. - Да что он знает! Что он может знать? Вы хоть понимаете, с ЧЕМ я к вам пришел?

- Антон, Антон! - Евгений Кимович миролюбиво поднял руки. - Давайте без шума. В соседних кабинетах сидят не очень сочувствующие люди. У одного второй месяц бессонница, у другого гайморит, третьего жена с любовницей застала. Словом, видите: я тут даже радио не держу.

Он обвел кабинет рукой, и я машинально проследил за его рукой взглядом. Радио действительно не было.

- Извините, - буркнул я.

- Незачем извиняться, - сказал Евгений Кимович. - Это так - для общего сведения. Мне ведь тоже не хочется отпускать вас ни с чем.

Он замолк, и некоторое время мы молчали.

- Вы случайно не гипнотизер? - спросил я.

Евгений Кимович усмехнулся.

- Баловался как-то, но ничего серьезного. А что?

- Просто у вас взгляд такой... Да и быстро вы меня... э-э... осадили. Даже не помню, с чего я, собственно, взбеленился.

- Я вас успокою: гипнозу вы не поддаетесь, - сообщил Евгений Кимович самым серьезным тоном. - И вообще, по-настоящему, без балды, гипнабельны лишь два процента человечества. Но это люди, как правило, больные. Еще есть группа риска, что-то около пятнадцати процентов. Туда входят впечатлительные подростки и климактерические женщины. А взбеленились вы по причине того, что я якобы не знаю, "с чем вы ко мне пришли". Словом, я весь внимание.

Он снова замолк и уставился на меня долгим неудобным взглядом. На этот раз я не стал дожидаться, когда моргну, и рассказал ему все. Звучало это "все" до смешного неубедительно и бестолково. К тому же я через каждые два слова запинался и переспрашивал: "Вы понимаете?..", - на что получал неизменный кивок. Казалось, Евгений Кимович смотрит новостной канал без звука, пытаясь по губам диктора понять, о чем идет речь.

Когда я кончил, в руке у него был карандаш, а на столе перед ним лежал чистый лист бумаги.

- Скажите, Антон, на военную службу вас призвали летом девяносто четвертого, так? - спросил он.

Я машинально кивнул.

- Нет-нет, - сказал Евгений Кимович. - Отвечайте, пожалуйста. Мне нужно слышать ваш голос. Стало быть, девяносто четвертый год?

- Да, - сказал я, ничего еще толком не понимая.

- Сколько успели отслужить, перед тем как вас направили в Грозный?

- Кажется, около четырех месяцев. Не помню точно.

Евгений Кимович написал что-то на листе. Писал он так же быстро и неразборчиво, как говорил.

- Четыре месяца, ага. И где проходили службу?

Я на миг замешкался, потом отчеканил, точно подавал рапорт:

- Республика Адыгея, город Майкоп, Сто тридцать первая отдельная мотострелковая бригада, Второй мотострелковый батальон, Первая рота, Первый взвод.

- Подвергались издевательствам со стороны старослужащих?

Я нахмурился и медленно покачал головой.

- Нет-нет, говорите, - напомнил Евгений Кимович. - Это важно.

- Нет, - мрачно сказал я. - Не подвергался.

- Не подверга-ался, - повторил Евгений Кимович, царапая карандашом по бумаге. - А сами кого-нибудь притесняли?

Вопрос прозвучал так невинно, что я его даже не понял.

- Что?

- Вы не подвергались, а сами над кем-нибудь издевались?

Я поперхнулся.

- Н-нет! - голос дал маленького петуха. - Что за...

- Попрошу без комментариев, - оборвал Евгений Кимович. - Не притеснялись, не притесняли, а были ли свидетелем в издевательствах? Косвенным соучастником?

- Нет.

- Может, слышали какие-нибудь истории от сослуживцев?

- Нет.

- Выслушивали угрозы, неважно - шутливые, серьезные ли?

- Нет!

- Антон, полегче. Вы - не подсудимый, я - не прокурор. Вы говорите правду?

- Да.

- Повторите.

- Послушайте, Евгений Кимович...

- Вы пришли за помощью? Так вот, извольте эту помощь принять. Повторяю вопрос: вы говорите правду?

- Да.

- Хорошо. Далее. Участвовали непосредственно в штурме Грозного?

- Да.

- Были ранения?

- Нет... То есть не тогда, позже.

- Когда?

- Уже после Нового года, в феврале.

- Уточните характер ранения.

- В ноги: открытый перелом правой берцовой, глубокое осколочное на левом бедре.

- Контузии?

- Нет.

- Сколько пробыли в Грозном?

- Не помню... Несколько месяцев.

- Были в плену?

- Что?

- Были ли в плену?

- Нет.

- Участвовали в допросах?

- В каких еще допросах?

- В допросах военнопленных.

- Нет.

- В пытках?

- А это разве не одно и то же? - полюбопытствовал я, глуповато улыбаясь.

Евгений Кимович перестал писать и, подняв глаза, несколько секунд смотрел на меня без всякого выражения.

- В данном случае - нет, - произнес он и повторил вопрос: - Участвовали в пытках?

Я порывисто встал. Не мог я больше это терпеть. Плевать на первого, у которого бессонница, на второго, у которого гайморит, и в особенности на третьего, которому давно морду не били.

- Вы-и... - процедил я, сдерживаясь из последних сил, - вы хотя бы слышали, ЧТО я сказал?

Евгений Кимович положил карандаш поперек листка и откинулся назад.

- Слышал, - ответил он. - И принял к сведению.

У меня вдруг задергалась щека. Я зажал ее пальцами и проговорил чуть ли не плача: