Часы затмения (СИ) - Страница 13

- Дай что есть, - потребовал я.

- Поштучно не отпускаю, - был ответ.

Я с силой провел ладонью по лицу, нагнулся ниже.

- Послушайте, дамочка... - начал я с наивозможнейшей вкрадчивостью.

- Поштучно не отпускаю, - оборвала дамочка упрямо.

- Сучка! - рявкнул я, выпрямляясь. От злости чесались брови.

- Эй, студент! - позвали из-за ларька.

- Что там еще? - процедил я и, заранее стискивая кулаки, обошел ларек.

Оказалось: ложная тревога - один из алкашей с красной, как сургуч, рожей всего-навсего протягивал мне пачку сигарет.

- Бери, - сказал он с почтительной улыбкой. - Тока не буянь.

Предлагалась сущая гадость - "Прима" без фильтра. Я ее вроде никогда и не курил. Впрочем, какая разница! Когда сигаретка задымилась, я вогнал в себя первую вязко-горькую порцию никотина и вдруг понял, что курю-то по большому счету в первый раз. И даже не скажешь, что дело приятное. Но останавливаться было поздно - я уже начал понимать, в чем суть действа.

- Спасибо, - сказал я, возвращая алкашу его пачку.

- Не за что, - сказал алкаш. - Может, того, двадцать грамм?

- Не, посреди недели не пью.

- И то верно.

Разошлись мы почти приятелями. Какое-то время я шел по аллее и сосредоточенно тянул из сигаретки серый дымок. Потом ходить надоело, я опустился на лавочку и, вытянув ноги, стал смотреть на свои туфли. Туфли были дорогие, моднявые, с тусклыми медными бляшками. В чем в чем, а во вкусах "промежуточному" не откажешь. Неужели папа до сих пор присылает? Нет, не вспомнить. И плевать... Я потрогал тоже явно не дешевую кремовую рубашку, разгладил узкие неудобные штаны, потом снова обратил внимание на руки. Бицухи были что надо. Спортивный парень получился, ничего не скажешь. Смолит как паровоз, а в кулаке себя держит.

- Время не подскажете? - проворил над ухом приятный голосок.

Я поднял глаза. Перед лавочкой стояла симпатичная девушка в коротком платьице. Одной рукой она поправляла длинные волосы непонятной расцветки, другой - придерживала коляску для грудничков. Из коляски доносилось слабое покряхтывание.

- Время, - напомнила девушка, когда молчание мое затянулось.

- Нет часов, - сказал я виновато.

Реакция девушки была странной: она вдруг сощурилась, скользнула по мне быстрым взглядом и, усмехнувшись, зашагала дальше. Что это с ней? - подумал я недоуменно, потом опустил глаза. На левом запястье у меня висели часы - электронные, с широким серым циферблатом. Ну балбес!

- Восемь - сорок две! - заорал я запоздало, но девушка не обернулась.

Секунду я смотрел ей в спину, до онемения стиснув зубы, потом как-то сразу успокоился.

- И плевать, - сказал я громко и совершенно искренно.

Девушка услышала и издала смешок. Я тоже издал смешок, потом откинулся назад и задрал голову. Сквозь листву виднелся кусочек мутно-голубого неба, перечеркнутый пушистым инверсионным следом. Я прикрыл глаза и глубоко затянулся. Нужно было подумать, и подумать основательно. По-взрослому. Без слез, без кукишей и, главное, без пощечин... Хотя я тут недавно с асфальтом поцеловался - и ничего... Ладно, это потом...

Итак, на сегодняшний день имеем следующее. В человеке под именем Антон Кривомазов (семнадцать лет, студент, холост) по неизвестной причине уживаются две личности. Первая - она же и главная - живет себе не тужит, любит шумные компашки, пьянки и все сопутствующее... ненавидит отца, ни во что не ставит мать, избегает нравоучений бабушки. Шпана. Дитя своего времени. И вроде все ясно, если не брать во внимание одну деталь. Или, лучше сказать, "несуразность". В чем она заключается, эта деталь-несуразность? М-м-м, а заключается она вот в чем. Время от времени с дитем происходит странная штука. Дите вдруг не помнит, что делало ближайшие несколько часов: то ли оно, понимаешь, побежало на котлован и там уснуло, то ли кто-то без его участия побежал на котлован и там уснул. И так на протяжении всех семнадцати лет. Раз, примерно, в три года. Иногда дите прямо-таки пугается. Иногда мучительно пытается разобраться что за дела. А чаше - просто хвастает перед друзьями, эвон какими странностями обладаю!.. И тут мы вплотную подходим к проблеме второй личности. Судьба ее трагична. Судьба ее незавидна. А если говорить начистоту... Впрочем, что это я? Судьбы, трагедии... Нет, ты, милый мой, - лицо как-никак заинтересованное, так что не надо пока о судьбах. Руки-ноги целы? Зубы не болят? И на том спасибо...

На сигарете успел нарасти длинный кривой столбик пепла. Я стряхнул его под ноги, затянулся в последний раз и стрельнул окурком в сторону урны. Окурок ударился об урну и упал наземь.

- Э, э, э! - тут же раздался голос. - Ну-ка поди подыми!

Это был старенький, очень хмурый дворник в синей робе, с метлой наперевес. Казалось, он только для того и ошивался рядом, чтобы посмотреть, куда я дену окурок.

- А если не подыму? - осведомился я нагло.

Хмурое лицо дворника пошло пятнами. Он смерил меня колючим взглядом, раскрыл рот, готовый разразиться гневной тирадой, но тут я неожиданно смутился.

- Да шучу, шучу, - забормотал я, вскакивая. - Что, уже и пошутить нельзя?

Я кинулся к урне, поднял чертов окурок, поплевал на него для верности и только потом выбросил куда полагается.

- Видите? - сказал я, поворачиваясь. - И никаких пожаров. Вам хорошо, мне хорошо, всем хорошо. А почему вы так поздно работаете?

Дворник ничего не ответил, только метлу поудобнее перехватил и прошел мимо, настороженно кося красными от недосыпа глазами. Он, видно, решил, что имеет дело с ненормальным.

Н-да, подумал я, усаживаясь обратно. Вот тебе и шпана. А ведь я не хотел грубить. Это все тот, "промежуточный", первая, блин, личность... Ладно. Это все детали. Делать-то что?.. Тут я призадумался, машинально поднес пальцы к губам, но вспомнил, что сигарета уже скурена. А делать-то, оказывается, нечего, подумал я невесело. Расскажу... ну, допустим, маме. Допустим, она поверит. Дальше что? Правильно - больница, осмотр. Добрый доктор стукнет резиновым молоточком по коленке - и вот перед ним уже товарищ "промежуточный" сидит. "Очень ловко, - скажет доктор, - очень находчиво. Но на белый билет не тянет..."

Я остервенело заскреб в затылке и только тут заметил, что окружен. Стайка упитанных голубок с самым независимым видом шныряла вокруг лавки, мигала наглыми глазками и настойчиво ворковала. Я послушал-послушал - и топнул. Голуби брызнули в разные стороны.

- Хрена с два вам, а не больница! - сказал я и пружинисто встал.

Нужно было что-то делать, что-то предпринимать. Я заозирался. По аллее ходить не хотелось - осточертела. Вдоль трамвайной линии ходить не хотелось тем более - чего доброго действительно под трамвай попаду. Оставалось одно - направо.

Я обогнул лавочку, зашагал по газончику и вскоре уперся в бетонный парапет. За парапетом темнел пустынный скверик. В глубине, в окружении декоративных кустиков, угадывалась мраморная чаша фонтана. Фонтан, кажется, не работал. Я прищурился: действительно, не работает. И как только я это разглядел, то сразу понял, где нахожусь.

Это была улица Минина, а сквер назывался "Студенческим", потому что находился недалеко от двух техникумов и одного института, кажется, медицинского. Ага, подумал я, перелезая через парапет. Значит, за сквером - Куйбышева, а там и до людей недалеко... Мне позарез нужны были люди, и чем больше, тем лучше.

Я быстро пересек сквер и вынырнул на Куйбышева. Людей тут, к сожалению, почти не наблюдалось, лишь в витринах изредка появлялись и исчезали изящные, как скрипки, продавщицы. На перекрестке у неисправного светофора сгрудилась толпа машин. Мусорный бак у автобусной остановки облепили костлявые кошки, воробьи без всякого стеснения делили с ними поживу. Теплый, как ладонь, асфальт шел трещинами, на небе - ни облачка, солнце в свободном дрейфе.

Наступая на пятки собственной тени, я брел по тротуару и настороженно косился по сторонам. Все я видел впервые, и все было до оскомины знакомым. "Промежуточный", несомненно, гулял здесь когда-то, и не раз. Очередная порция чужих воспоминаний нахлынула было, но я так сильно замотал головой, что все тут же прошло, будто и не было. То-то, подумал я в мрачном удовлетворении. И так будет впредь... Потом меня окликнули: