Частный детектив. Выпуск 5 - Страница 3

Сопровождаемый с обеих сторон Даннетом и Макелпайном, позади шел еще один человек, мнение которого явно совпадало с мнением зрителей. Он был идет в комбинезон гонщика, похожий на комбинезон Харлоу. Никола Траккиа — водитель номер два в гоночной машине “коронадо”. Траккиа поражал своей вызывающей красотой. Темные вьющиеся волосы, белые сияющие зубы, столь совершенные, что ни один производитель пасты не отказался бы изобразить такие в своей рекламе. Великолепный шоколадный загар. Парень шел, гневно дергая ремешок своего шлема, злобная гримаса искажала красивое лицо, легендарная гримаса Траккиа, которая славилась, словно одно из чудес света, была всегда наготове и воспринималась окружающими с различной степенью почтительности, благоговейного ужаса или нескрываемого страха.

Траккиа весьма низко ценил свое окружение и смотрел на большинство людей, в частности, на своих прославившихся товарищей–гонщиков, как на недоразвитых подростков.

Разумеется, он вращался в узком кругу избранных, и тем не менее, каким бы блестящим водителем ни был Траккиа, он чуть–чуть не дотягивал до Харлоу. Такому человеку трудно было с этим смириться. Жгучую ревность сильно обостряла досада — ведь как бы долго и отчаянно он ни старался, ему никогда не удастся преодолеть это “чуть–чуть”.

Разговаривая с Макелпайном о своем товарище, парень не сделал ни малейшей попытки понизить голос. Лишь вопли толпы мешали Харлоу расслышать сказанное:

— Божье деяние! — Горькое удивление в голосе было искренним. — О, Боже ты мой! Вы поняли, какое определение дали наши кретины–судьи? Божье деяние! Да это настоящее злодеяние!

— Ты неправ, мой мальчик, неправ, — Макелпайн положил руку на плечо Траккиа, но тот в раздражении стряхнул ее. — Если взглянуть непредвзято, то можно говорить лишь о непреднамеренном убийстве. Но и эта формулировка слишком строга. Ты же сам знаешь, как много водителей погибло во время гонок Гран—При за последние четыре года. Машины теряли управление, — вздохнул он.

— Теряли!.. Управление!.. — Не находя слов, Траккиа возвел очи к небу: — О, Боже ты мой, ведь мы же все видели на экране! Видели пять раз. Он снял ногу с педали и пошел наперерез Джету… А вы твердите — Божье деяние! Ну, конечно, конечно, Божье деяние! Да только потому, что за семнадцать месяцев он взял одиннадцать чемпионских призов! И в прошлом году выиграл чемпионат! И в этом выиграет!

— Что ты имеешь в виду?

— Как будто сами не знаете! Отлично знаете, черт бы вас побрал! Ведь если вы снимете его с дистанции, го можете спокойно снимать и всю команду! Уж если он так плох, то каковы, скажут, остальные? Что подумает публика?.. Видит Бог, слишком много людей, и при том чертовски влиятельных, ратуют за запрещение гонок Гран—При повсюду. Многие страны просто ждут удобного повода, чтобы выйти из грязного дела. А тут — убрать чемпиона! Как бы не гак! Ведь это было бы для них отличной зацепкой. Нам нужны наши Джонни Харлоу разве нет, Мак? Даже если они убивают людей…

— А я‑то думал, что он твой друг, Никки.

— Само собой, Мак! Само собой! Но ведь Джету тоже мой друг.

Возразить было нечем, и Макелпайн промолчал. Траккиа тоже высказал все, что хотел, и умолк, состроив свою гримасу.

Молча и без помех, возможно, потому, что полицейский эскорт к тому времени сильно увеличился, все четверо достигли пункта обслуживания. Ни на кого не глядя и не произнеся ни слова, Харлоу устремился в павильончик за эстакадой. Никто из присутствующих, а здесь находились также Джекобсон и двое его механиков, не попытался даже заговорить с чемпионом. Не было шепота за спиной и многозначительных взглядов — к чему подчеркивать то, что и так бьет в глаза. Джекобсон просто сделал вид, что не заметил Харлоу, и подошел к Макелпайну. Непризнанный гений своего дела, главный механик был худощавым, высоким, но крепко сложенным человеком.

Лицо его в неизменных глубоких морщинах хранило такое выражение, словно механик никогда не знал, что такое улыбка.

Он спросил, обращаясь к человеку в комбинезоне небесно–голубого цвета:

— Харлоу, конечно, оправдали?

— Конечно? Я вас не понимаю…

Это был Нойбауэр: высокий, очень светлый блондин, абсолютно нордического типа. Гонщик номер один команды Гальяри. Имя “Гальяри” красовалось на нагруднике голубого комбинезона. Своими победами на трассах Гран—При австриец завоевал репутацию кронпринца, и его прочили в наследники Харлоу. Подобно Траккиа, Нойбауэр пользовался репутацией холодного, недружелюбного человека, совершенно нетерпимого к дуракам, каковыми он считал большинство людей. Как и у Траккиа, его друзья составляли очень тесную и немногочисленную группку. И неудивительно, что этих двух самых непримиримых соперников на автотрассах знали как близких друзей.

Плотно сжав губы и блестя голубыми глазами, Нойбауэр явно кипел гневом, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда на пути возникла массивная фигура Макелпайна. Пришлось остановиться. Хотя Нойбауэр не страдал малым ростом, Макелпайн был покрупнее.

— Прочь с дороги! — процедил сквозь зубы австриец.

Босс посмотрел на него с кротким удивлением.

— Простите, что вы сказали?

— Извините, мистер Макелпайн… Где этот негодяй Харлоу?

— Оставьте его в покое. Ему и без того тошно…

— А Джету, считаете, не тошно? Не знаю, какого дьявола носятся с этим Харлоу! Мне плевать на это, но с какой стати сумасшедший маньяк должен оставаться на свободе? Ведь он же настоящий маньяк! И вы отлично знаете. Мы все это знаем. Сегодня он дважды оттеснял меня с трека. И я тоже мог сгореть заживо, как Джету. Я вас предупреждаю, мистер Макелпайн! Я собираюсь поднять вопрос, чтобы Харлоу сняли с дистанции.

— Кому–кому, только не вам, Вилли, поднимать такой вопрос. — Макелпайн положил руку на плечо Нойбауэра. — Вы не вправе показывать пальцем на Джонни. Отлично знаете, кого ждет чемпионское место, если Харлоу уйдет.

Нойбауэр широко раскрыл глаза. Ярость его почти погасла, сменившись вдруг каким–то недоверчивым изумлением, с которым он уставился на Макелпайна. Заговорил снова — голосом, упавшим до шепота:

— Думаете, я и впрямь поступил бы так?

Вмешался Джекобсон. Он сказал, обращаясь к австрийцу:

— Ну вот! Неужели вам нужно объяснять, что осудить Харлоу — значит отбросить автотранспорт на десять лет назад? Кто же позволит? В гонки вложены миллионы! Разве не так, мистер Макелпайн?

Ничего не ответив, Макелпайн задумчиво посмотрел на Джекобсона, потом бросил мимолетный взгляд на все еще не сменившего злобную гримасу Траккиа, наконец отвернулся и подошел к искореженному “коронадо” Харлоу. Машину уже успели поднять и поставить на колеса. Макелпайн не спеша осмотрел ее, задумчиво постоял над водительским креслом и, тронув рулевое колесо, которое повернулось без малейшего сопротивления, выпрямился.

— Да-а, интересно!

Джекобсон ревниво насторожился. Его глаза, выражая неудовольствие, могли быть столь же грозными и страшными, как и злобная гримаса Траккиа. Он произнес:

— “Коронадо” готовил я, мистер Макелпайн.

Шеф лишь пожал плечами. Последовала долгая пауза. Наконец сказал:

— Знаю, Джекобсон, знаю. Знаю также, что никто не делает это лучше вас. Знаю и то, что вы здесь служите уже слишком давно, чтобы говорить глупости. Такое может случиться с любой машиной. Сколько вам нужно времени?

— Вы хотите, чтобы я начал сейчас же?

— Вот именно.

— Четыре часа. — Джекобсон говорил сухо, он явно оскорбился и с трудом переносил обиду. — От силы — шесть.

Макелпайн кивнул и, взяв Даннета под руку, хотел было уйти, но в последнее мгновение остановился. Траккиа и Рори тихо разговаривали о чем–то, и хотя слова звучали неразборчиво, враждебные и злобные взгляды, которые они бросали в сторону находившегося в павильоне Харлоу и на его бутылку с бренди, были достаточно красноречивы. Макелпайн, все еще держа Даннета под руку, отвернулся и вздохнул.

— Сегодня у Джонни друзей не прибавилось, не так ли?