Частная жизнь знаменитостей - Страница 25

Про него шла молва, что он ветреник и ловелас. О его галантных авантюрах судачили по всем гостиным. Сложилось мнение, что он не расположен к браку, а на женщин, будь то светская львица или деревенская простушка, смотрел лишь как на объект любовных притязаний. Он и сам признавался, что слывет повесой и бабником. Оправдываясь, пояснял, что притом никогда не терял головы, его девизом было: помни и остерегайся. В своей любовной переписке, которая дошла до нас, он никогда не позволял себе развязного тона, а старался завоевать избранницу умом.

Бывало, он одновременно волочился за несколькими женщинами, например, за актрисой Селиной Кайо и одной дамой, ревнивый муж которой вызвал его на дуэль и ранил.

Но, пожалуй, самой заметной и самой долгой — более пятнадцати лет — была его связь с Валентиной Деллесер. Она была замужем за богатым банкиром, который, однако, не отвечал полетам ее воображения.

Брак не сделал ее счастливой, не удовлетворил ее сердце. Мериме был настолько увлечен, что перенес свое чувство на членов ее семьи. Подружился с ее сыном и вооружал юношу сомнительными знаниями о том, что среди гризеток и служанок встречаются лакомые кусочки.

Но настал день, и Валентина изменила, она оставила Мериме ради модного литератора Максима Дюкана. В те дни писатель, убитый, как он считал, вероломством возлюбленной, признавался другой своей подружке, мадам Сеньер: «Не знаю, представляете ли Вы себе, как может страдать мужчина, который поставил все счастье своей жизни на то, что вдруг у него отняли. У меня больше нет никого, ради кого работать…»

С так называемой Незнакомкой Мериме переписывался почти сорок лет и в письмах изливал душу. Сохранилось более трехсот писем (они были изданы через три года после смерти писателя под названием «Письма к Незнакомке»). Звали эту таинственную даму Жанни Дакэн. Она сама первая написала Мериме, признавшись в том, что является поклонницей его таланта, и попросила автограф. Заинтригованный, он решил отправиться на встречу с ней. Провел битый час перед зеркалом, завязывая свой самый красивый галстук. В последний момент ему пришла в голову мысль: а что, если это какая-нибудь западня? И вполне в духе своих романтических героев он вооружился тростью с вделанным в нее стилетом. Дальше все развивалось в том же романтическом духе. Горничная проводила его в комнату, где перед свечой сидела женщина. Черты лица ее не удалось сразу рассмотреть. Когда он вошел, она вскочила, словно подброшенная пружиной, и вновь пала в кресло, закрыв лицо руками. У нее был очень приятный голос, но еще привлекательней оказалась она сама — очень красивая, лет двадцати, брюнетка, с прекрасными черными глазами и великолепными густыми волосами. «К этому следует добавить восхитительную с пальчик ступню, упрятанную в шелковую туфельку», — признавался Мериме, большой любитель дамских ножек. Он не удержался и признался, что не может оторвать от них глаз. «Вы действительно находите, что они хороши?» — спросила она и подвинула ножку к нему с детским кокетством, «которое, — как он пишет, — привело к восстанию в моих панталонах». Он взял ее ножку в руки и, продолжая беседовать о высокой морали, начал нежно целовать. При этом ему открылся шелковый черный чулок. Лицо девушки стало пунцовым. «Нужно было быть тигром, чтобы продолжать в том же роде. Но я — не тигр», — признавался Мериме. После двух часов нежной беседы он ретировался. С тех пор они иногда виделись. Благоразумная и рассудительная, она долго сдерживала его пыл. «Вы происходите от ангела и от дьявола, но больше от второго, — в сердцах выговаривал он ей. — Вы называете меня соблазнителем. Только посмейте сказать, что это слово не подходит к вам в такой же мере, как и ко мне! Разве не вы, разбросав приманку, удерживаете меня на своем крючке?» Наконец, похоже, она уступила, и он получил желаемое.

Однако в дальнейшем их отношения вылились в большой эпистолярный роман, растянувшийся на долгие годы.

Жанни Дакэн так никогда и не вышла замуж.

В 1825 году в Париже был издан сборник пьес под названием «Театр Клары Гасуль». Фамилия автора была незнакома знатокам театра, которые лишь удивленно переглядывались при упоминании этого имени. И неудивительно: ведь Клара Гасуль, как отмечалось в предисловии к сборнику, была испанкой и ее творчество парижанам еще только предстояло оценить.

В том же предисловии переводчик пьес на французский язык Жозеф л'Эстранж приводил некоторые биографические данные о Кларе Гасуль. В частности, он писал:

«Клару Гасуль я увидел в первый раз в Гибралтаре, где стоял в гарнизоне со швейцарским полком Ваттвиля. Ей было тогда (в 1813 году) четырнадцать лет. Дядя ее, лиценциат Хиль Варгас де Кастаньеда, предводитель андалузской герольи, только что был повешен французами, оставив донью Клару на попечение монаха брата Роке Медрано, ее родственника, инквизитора гранадского судилища».

Далее Жозеф л'Эстранж сообщал не менее правдивые факты необычной биографии испанского драматурга.

Ее жизнь с ранних лет, писал Жозеф л'Эстранж, якобы лично хорошо ее знавший, полна необычайных приключений. Она перенесла много невзгод и испытаний, была заточена в монастырь, бежала оттуда, поступила на сцену и стала комедианткой, потом начала пробовать свои силы в драматургии. Затем, спасаясь от Реставрации, уехала в Англию. Здесь-то ее и встретил Жозеф л'Эстранж. По его словам, пьесы Клары Гасуль ранее вышли в Кадисе, где было издано в двух томиках полное собрание ее сочинений.

«Перевод, который даем мы ныне, — писал автор предисловия, — может быть почитаем за весьма точный, будучи сделан в Англии, на глазах у доньи Клары».

Читатель неизвестных доселе во Франции пьес мог получить представление и о том, как выглядел сочинитель предлагаемых произведений. Издание украшал портрет испанской комедиантки.

Вполне правдоподобные детали, а также то, с каким мастерством и художественной убедительностью изображал автор в своих пьесах черты испанского быта, как точно и легко из-под его пера рождались типы испанской действительности, — все убеждало в подлинности его творения. Появились даже газетные статьи, в которых критики хвалили перевод пьес, сделанный Жозефом л'Эстранжем. Но вскоре по Парижу распространился слух, что пьесы доньи Клары всего лишь умная и тонкая литературная мистификация. А имя автора, так же как и переводчика, — псевдоним, за которым скрывается молодой литератор Проспер Мериме. И действительно, образ испанской актрисы и драматурга оказался лишь плодом его воображения.

Ну а как же портрет, спросите вы. Откуда появилось на первом издании «Театра Клары Гасуль» ее изображение? И если испанская комедиантка — лицо вымышленное, кто же в таком случае изображен на портрете?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, придется вернуться к тому времени, когда Мериме только еще работал над пьесами, которые потом издаст под псевдонимом Клара Гасуль. Это было весной 1825 года. Однажды апрельским утром начинающий литератор Проспер Мериме поднялся в студию своего друга художника Этьена Делеклюза под самую крышу дома, расположенного в центре Парижа на углу рю Нёв де Пти-Шан и Шабане. Мериме и Делеклюз познакомились несколько лет назад во время учебы на юридическом факультете в Сорбонне. С тех пор дружили. Но приходить сюда, в маленькую комнатку Этьена, где по воскресеньям собирались друзья — литераторы, критики, художники (эти сборища называли кружком Делеклюза), — Проспер Мериме стал всего лишь месяц назад.

Тем утром Делеклюз должен был начать портрет своего друга. Однако тому, кто оказался бы в этот момент в студии художника, показалось бы, что затевается какой-то непонятный маскарад. Мериме облачился в платье испанки, накинул мантилью, на шею одел ожерелье. И только тогда художник приступил к портрету.