Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини - Страница 81
Казалось, при мысли о мученической кончине он немного воспрял духом. Когда прибыли в Джермазино, Муссолини выглядел почти счастливым. Его стражи развели огонь и приготовили ужин. Он завел с ними разговор. Создавалось впечатление, что он чувствует себя не пленником, а гостем этих людей. Его попросили засвидетельствовать хорошее с ним обращение. Он охотно написал на листе бумаги: "Сегодня, в пятницу, 27 апреля, на площади в Донго я был арестован бойцами 52-й бригады имени Гарибальди. Обхождение со мной во время и после ареста было хорошим".
Муссолини сел за стол. Он был голоден и ел с аппетитом. Во время ужина и после него беседовал с охранниками в той манере, в которой словоохотливый преподаватель поучает неопытных студентов. Вернее, беседа больше походила на лекцию. Муссолини рассказывал молодым людям о своей поездке в Россию, о полете над бескрайней степью; он говорил о Сталине, как выдающейся личности, и о России, которую считал настоящей победительницей в войне; разъяснял сущность большевизма и национал-социализма; предсказывал крушение Британской империи. Охранники слушали его, не перебивая. Кем бы он ни был сейчас, но в течение последних 20 он управлял ими. А это нельзя было сбрасывать со счетов. Один из охранников, молодой человек по имени Мариони, рассказывал, что в "отдельные минуты Муссолини выглядел взволнованным, но страха не наблюдалось на его лице. Казалось, собственная судьба его не волновала". Он сказал мне и моему приятелю: "Юность прекрасна, да, прекрасна!" Мой приятель улыбнулся на эти слова, а Муссолини продолжил: "Да, да, поверьте мне, юность прекрасна. Я люблю молодежь, даже если она поднимает против меня оружие". Затем он достал золотые часы из кармана и отдал нам со словами: "Возьмите на память обо мне".
В одиннадцать часов Муссолини сказал, что устал и хочет спать. Его отвели его наверх в маленькую комнату с зарешеченным окном. У окна стояла кровать. Джорджио Буфелли, говоривший с Муссолини в машине по пути сюда, заметил черный предмет, высунувшийся из кармана дуче. Он принял его за рукоятку пистолета и робко указал на нее. Муссолини покорно достал предмет из кармана и показал... футляр от очков. Буфелли закрыл дверь и запер её на засов.
В это время в Донго в одной из комнат ратуши граф Беллини обнаружил Кларетту Петаччи. Ее задержали, так как при ней не оказалось паспорта, подтверждающего испанское подданство. Она уверяла, что является сестрой испанского посла в Республике Сало, и заехала так далеко в горы, чтобы расспросить деревенских девушек, что они думают о судьбе Кларетты Петаччи в случае её ареста партизанами. Беллини сообщил ей, что Муссолини арестован. Она заявила, что никогда с ним прежде не встречалась.
"Я знаю, кто вы", - произнес Беллини.
Ему уже стало известно, что человек, выдававший себя за испанского посла, был Марчелло Петаччи. Дальше препираться не имело смысла. Кларетта спросила графа, что с Муссолини. Беллини ответил, что он в надежном месте и изолирован от окружающих. Кларетта пристально посмотрела на него и тихо произнесла:
"Кто вы? Друг?"
"Я ваш враг", - ответил Беллини.
"Я понимаю, - возобновила разговор Кларетта, кусая ноготь, сломавшийся ещё в дороге, - что вы все меня ненавидите. Вы думаете, что я пошла за ним исключительно из-за денег и власти. Это неправда. Я люблю его бескорыстно. Я пожертвовала собой ради него. Я старалась быть полезной ему". Затем она спросила с горячностью: "Вы не могли бы кое-что для меня сделать?"
"Что?"
"Я хочу, чтобы меня поместили в одной камере с ним. Я хочу разделить с ним судьбу. Если вы думаете его убить, убейте и меня".
Граф Беллини пристально посмотрел на Кларетту, она не отводила взгляд. Он был в замешательстве. Такого поворота Беллини не ожидал. Он повернулся и молча вышел из комнаты.
Молодой партизан, посланный из Донго в Комо, чтобы сообщить о задержании Муссолини, добрался туда в половине седьмого вечера. Так как никого из членов Комитета национального освобождения ему найти не удалось, он передал информацию Джино Бертинелли, юристу, за несколько до этого назначенному префектом города. "Немедленно возвращайся назад, - сказал он юноше, выслушав его сообщение, - и передай своему командиру, что Муссолини необходимо как можно скорее переправить в более безопасное место где-нибудь в горах, иначе его опять найдут и освободят. Я же постараюсь связаться с Миланом". Гонец поспешил обратно в Донго, чтобы передать новые инструкции графу Беллини, но тот к тому времени уже распорядился перевести Муссолини в Джермазино.
Тем же вечером информация о том, что Муссолини в Джермазино, достигла барона Джованни Сарданья, близкого друга генерала Кадорны. Полковника итальянской армии Сарданья накануне Комитет национального освобождения назначил комендантом города. Сарданья немедленно попросил соединить его с генералом. Связь с Миланом была плохая, поэтому пришлось долго ждать. Наконец, удалось связаться с полковником Паломбо, начальником штаба генерала Кадорны.
"Сегодня днем возле Донго арестован Муссолини, - доложил Сарданья. Что нам делать? От меня ждут распоряжений. Что передать нашим людям?"
"Я не могу ответить вам прямо сейчас. Нам уже сообщили об аресте. Я вам позвоню позже и передам указания".
"Хорошо. Но прошу вас поторопиться".
"Да, конечно. Однако в данный момент я ничего определенного сказать вам не могу. Я сам позвоню вам позже".
В половине двенадцатого раздался звонок. На этот раз звонил не Паломбо. По телефону передали текст распоряжения Комитета национального освобождения в Милане. В нем говорилось: "Как можно скорее доставить Муссолини и иерархов в Милан".
Перед тем, как выполнить распоряжение Комитета, Сарданья решил ещё раз связаться с полковником Паломбо.
"Послушайте, - сказал он ему, как только удалось установить связь, мне понятен приказ, но мне бы хотелось, чтобы вы его повторили устно". По словам Сарданьи, гораздо легче отдать приказ о переводе Муссолини в Милан, чем выполнить его. В распоряжении полковника оказалось не так много людей, на которых он мог положиться. Поэтому возложить выполнение приказа он мог только на небольшую группу специально подобранных для этой цели партизан. Им предстояло ночью добираться до Донго, минуя дорожные заграждения. Можно было бы доставить Муссолини водным путем, но вопрос упирался в то, где раздобыть подходящий катер. "Я вынужден признать, - твердо сказал Сарданья, - что все это представляется слишком рискованным делом".
"Да, пожалуй, - согласился с ним Паломбо, - но в таком случае вам необходимо найти безопасное место, где можно разместить Муссолини хотя бы на некоторое время".
В конце концов договорились перевезти Муссолини из Джермазино в Блевио, небольшую деревушку, расположенную в семи километрах к северу от Комо. Там, в большом уединенном доме, выходившем окнами на озеро Комо, жил друг барона Сарданьи, богатый промышленник Ремо Кадематори. Сарданья позвонил Кадематори и сказал, что ему необходимо укрыть на вилле одного человека. Его должны привезти на катере со стороны Мольтразио этой ночью. Сарданья не назвал имени человека, но сказал, что если кто-нибудь поинтересуется, то следует ответить, что это английский офицер, раненый в бою. Кадематори не стал допытываться, но инстинктивно почувствовал, что речь идет о Муссолини. Кадематори вышел из дома. Старый садовник пошел вместе с ним, чтобы составить компанию. Ночь была холодной. Кадематори уселся на ступеньки сарая, где хранились лодки, и стал напряженно всматриваться в темные воды озера.
Граф Беллини делле Стелле получил приказ о переводе Муссолини из Джермазино на виллу Кадематори в Блевио около половины двенадцатого. Через два часа пленник был доставлен в Донго, а в половине третьего утра возле Понте делла Фальк машина, в которой ехал Муссолини, встретилась с автомобилем с Клареттой Петаччи. Несмотря на сильный дождь, все вышли из машин. Муссолини кутался в одеяло, его голову перевязали бинтом чтобы дуче можно было принять за раненого, направлявшегося в госпиталь. Он подошел к Кларетте. Любовники приветствовали друг друга строго официально. Вся сцена выглядела одновременно и трогательной, и абсурдной: