Часовые любви - Страница 11

— Погоди, — смеясь, дурачилась Маша. — Мама рассказывала по телефону, что у нас перестройка. Теперь мне нет препятствий для возвращения сюда.

— Я и сам знаю. Все равно боюсь тебя отпускать.

— Почему? Ну скажи почему?

— Не знаю, у меня какое-то предчувствие.

— У меня же перстень счастья. Он поможет!

— Ну не будь наивной! Ты теперь уже не девочка Маша, а настоящая леди.

— Ага, фрау фон Штайн. Я женщина из семьи с хорошей родословной. Я не должна пить шнапс, только французское вино урожая тысяча девятьсот… Какого года вино положено пить фрау фон Штайн? — Маша потянулась к графину со шнапсом.

Людвиг, схватив графин, отнес его в кухню.

— Я все равно выпью. — Маша взяла с барного столика виски.

— Прекрати пить вообще, — снова рассердился Людвиг.

— Еще чуть-чуть, и все! — Она, обвив руками за шею, повисла на муже.

— Ты настоящая плутовка. — Людвиг не мог противостоять обаянию жены.

— Значит, ты даешь согласие?

— На что?

— На то, что я лечу в Москву под присмотром твоего верного пса Генриха и везу кучу подарков своим родственникам и друзьям? Представляешь, я пересекаю границу, а меня спрашивают…

— Кому вы везете всего столько? — Юный таможенник с тонкой шеей пронзил Машу подозрительным взглядом. — Это все вещи для кого?

— Это для мамы, для брата, для друзей.

— В товарном количестве?

— Почему в товарном?

— Давайте посчитаем.

— Все, что нельзя, вы можете забрать! — от радости, что она в Москве, щедро предложила Маша. — Я привезу еще.

— Ишь! — Таможенник покрутил в руках бутылку шнапса.

— Э-э, оставьте, она одна! — бросилась к выпивке Маша.

— У нас водка по карточкам, вот он и… — шепчет сзади стоящая за Машей женщина. — Не злите его. Сейчас всем мало не покажется.

— Ладно, бери.

Бутылка исчезает в тот же миг. Катя, приехавшая встречать, узнав о шнапсе, воскликнула:

— Зачем тебе этот шнапс, я тебе все свои талоны на водку, если хочешь, отдам. — И, проведя пальцем по рукаву подруги, восхищенно спросила: — А кофта с плечиками у тебя чья?

— У меня все немецкое.

— Потрясающая! У нас от них все тащатся! Мне бы такая тоже пошла.

— Считай, что она твоя. Я себе другую там куплю.

— Машка, ты не дома будешь жить? — увидев, как водитель выгружает чемодан подруги перед отелем, удивилась Катя.

Подмигнув, Маша показала глазами на Генриха:

— Муж так решил, видишь, охрану мне выделил. Два номера в одном отеле рядом.

— А он не боится своего охранника? — Катя своими серьезными глазами пронизывает немца.

— Нет. Он верный друг.

— О-о, — непривычно весело смеется Катя.

Маша вместе с ней.

— Хочешь, я приглашу тебя в валютный бар? — облокотившись на регистрационную стойку в отеле и скосив на подругу глаза, шепчет Маша, так чтобы не расслышал Генрих.

— А он тебя отпустит?

— Нет, я пойду вместе с вами, хоть и не очень хочется, — тут же вмешивается по-немецки Генрих.

— Он что, понимает по-русски?

— Нет, просто он очень догадливый. Чувствует, что мы собрались улизнуть.

Разместив Машины вещи в просторном номере, заказанном Людвигом, девушки потихоньку захлопнули дверь и на цыпочках пробрались по коридору к выходу.

Ступеньки, ведущие в ночной бар, перемигивались красными огоньками.

Мягкая музыка, по-вечернему разодетая публика, бармен в жилете с яркой бабочкой, разноцветные этикетки вин, звон бокалов — ночная жизнь окутывает подруг, словно плащ сказочного звездочета.

— Маш, мне никогда не приходилось бывать в таких заведениях! Как за границей, да?

Не видевшиеся столько лет подруги уселись на высоких табуретах возле стойки.

— Что будем пить? — Подскочивший бармен приветливо улыбнулся молодым дамам.

— Машка, — Катя закрыла глаза, — мне это снится? Да?

— Вот это. — Маша показывает на незнакомую Кате бутылку.

— За встречу.

Девушки чокаются. Приятное тепло разливается по телу.

— Теперь не снится? — подперев подбородок кулаком, спрашивает Маша.

— Смотри. — Катя глазами показывает на соседний табурет.

Примостившийся рядом Генрих, словно отбывая повинность, цедил минеральную воду.

— Как это мы тебя не заметили? — весело спрашивает Маша.

— Я шапку-невидимку надел.

— Приготовься продержать ее на голове всю ночь!

— Нет, нам скоро пора спать.

— А нам нет, — разозлилась Маша. — Знаешь, сколько я ждала этого? А ты ничего не понимаешь! Еще по одной, — спешно обратилась она к бармену. — И ему тоже, пока он опять не спрятался.

— Я не буду, — упрямо отказался Генрих.

— Мы вас угощаем, — решив помочь подруге, разошлась Катька и, желая разрядить обстановку, улыбнулась немцу лучшей из своих улыбок.

Катька никогда не считалась красавицей: нос, длиннее положенного, высоковатый лоб, только умные, лучистые глаза с сочувствием и пониманием глядящие на собеседника, подкупали. Еще Катька была грациозной и женственной, за что нравилась мужчинам. Не всем, только тем, кто понимает толк в женщинах. Но Генрих не поддался.

— Угостите лучше меня, девчонки, — раздался за их спиной знакомый голос. Маша вздрогнула.

— Владимир Берцев! — обернувшись, воскликнула Катя. — Ты здесь… в валютном баре?

— Да-а, он самый, — приняв Катю за одну из своих поклонниц и даже не взглянув в сторону Маши, представился он.

Переполненная самодовольством физиономия бывшего одноклассника светилась.

— Вов, ты что же, не узнаешь нас? — удивилась Катя.

— Нет. — Взглядом скользнув по Кате, Берцев стал приглядываться к фрау в меховой горжетке. Подарок Людвига на холодную Москву сбил его с толку. — Вы, мадам, оттуда, из-за кордона? — пьяно бормотнул он.

— Вов, это же Машка! Забыл? — пыталась достучаться до выпившего одноклассника Катька.

Глаза великого спортсмена просияли.

— Вот так встреча! Девчонки! За это надо… — Он кивнул бармену.

— Я ухожу, — строго вмешался в разговор Генрих.

Воспоминания о своей первой неразделенной любви заставили сердце Маши бешено заколотиться, она растерялась.

— Генрих, извини, я… А впрочем, — разрываемая чувствами, она поднялась с табурета, — я иду с тобой.

— Маш, — расстроилась Катерина, — мы только начали.

— Завтра-завтра, — шепнула ей на ухо Маша.

— Маша, ты такая стала! — Не обращая никакого внимания на Генриха, Владимир задержал ее.

Глаза бывшего возлюбленного не просто смотрели на нее, они радостно пожирали с ног до головы хорошо одетую, богатую знакомую незнакомку.

— А я тебе звоню, не могу застать, — басил он. — А ты, значит, вот с кем. — Скривившись, великий спортсмен невежливо показал на иностранца.

— Нет-нет, я не с ним. Я только с ним приехала, — заторопилась сообщить Маша.

— Будешь жить у мамы? — Двусмысленный взгляд Владимира заставил Машу затрепетать.

— Угу. — Скосив глаза на Генриха, Маша украдкой кивнула. — Ты позвони, — шепнула она, приподнявшись на цыпочки, невольно дотронувшись губами до щеки того, о ком продолжала думать, мечтать, кто так часто являлся ей во сне вместе с родным домом, мамой, верной подругой Катькой, старой жизнью, оставленной тут.

Знакомый запах сигарет и самого возлюбленного кружил голову. Маше так не хотелось покидать уютный бар, где играла музыка, где она встретила, нет, где сам Бог послал ей любимого и желанного человека.

— Зачем звонить? Я сразу заеду за тобой завтра, и тогда уж мы кутнем, раз и вправду сегодня не можешь, — громко резанул спортсмен и с неожиданной нежностью добавил: — О, какая ты стала… и так вкусно пахнешь!

Бесцеремонно притянув к себе Машу, он полез целоваться.

— Конечно-конечно, завтра. — Не желая скандала, Катька схватила за рукав одноклассника.

Генрих закипал.

— Спокойной ночи. — Генрих чинно по-немецки попрощался с Катей и, расплатившись за всех, пошел к выходу.

Маша, бросив печальный взгляд на оставшихся возле бара друзей, медленно покинула бар.