Чаша ярости - Страница 106

— Да что вы заладили: врача, врача! Врач здесь ни при чем. То, о чем я говорю, — только ощущения, своего рода мистика, наваждение: и дышится в реальности как обычно, и солнце на месте, но если бы я была магом из этих идиотских fantasy-movies, белым магом, естественно, я бы определила безоговорочно: к нам летят драконы. Или: готовится нападение черных сил, каких-нибудь там злых гоблинов, ведомых черными магами…

Петр хорошо знал Клэр и знал, что с ней можно позволить, а что — табу. Никаких поводов для табу — дышится по-прежнему, солнце не меркнет, она не потеряла способность шутить — он не видел. Поэтому сказал в третий раз:

— Врача вызывали? Я имею в виду психиатра…

— Петр, отнеситесь к тому, о чем я твержу, без присущего вам. — свойства высмеивать непонятное и неприемлемое вашим безразмерным мозгом. Растяните его, Петр, еще чуть-чуть и посудите сами. Вы, паранормы, ни черта не чувствуете, все идет, как должно идти: небо голубое, вода мокрая, жизнь — дерьмо. Ваше выражение, к слову… Но я — абсолютно нормальный человек! — вдруг впервые в жизни ощутила нечто мне непонятное, по всем параметрам — надмирное, не исключено — кем-то наведенное извне. Я не пришла в Собор, потому что не могла вылезти из-под одеяла. Я влезла под него с головой: страшно было. Наверно, как тем, кто ушел. Но тех было много, тысячи, а я сейчас, как видно, одна…

— Так и не отпустило? — Петр понемногу начинал понимать, что Кдзр, во-первых, не шутит, а во-вторых — не сошла с ума.

— Ничуть! Просто я сумела выбраться из-под одеяла. В смысле — взять себя в руки. Хотя, Петр, еле держу… Скажите, Иешуа что-нибудь чувствовал — там, в Храме?

— Полагаете, Дэнис?

— Да ничего я пока не полагаю! Что с Иешуа? Иешуа что-то наверняка чувствовал, подумал Петр. Наверняка! Его «расхристанные мысли вслух» весьма нетипичны для Мессии, это сразу и всем было ясно. Петр скинул сие на угнетенное состояние Учителя, от которого кто-то злой увел учеников. Крысолов из Киншасы. Состояние имело место. Но Крысолов ли тому поводом? Причина — да, это объяснимо: потеря единоверцев — удар для любого лидера. Но повод… Иешуа никогда не опускал рук, не умел, не знал, как это делается. Он констатировал проиг-, рыш, досадовал — или, если хотите, угнетался — минуту-другую и начинал с начала или с конца или вообще сбоку, но начинал действовать. А тут…

И еще он сказал: будет буря…

— Что с Иешуа?.. Да что-то неважно с ним, Клэр… А Почему вы спрашиваете?

— Он самый сильный. Надеюсь, вы не обидитесь на мою оценку?.. Если и он ничего не чувствовал, то тогда я сказала бы: да, Дэнис.

— Что Дэнис? Черный маг? Предводитель гоблинов и драконов?

— Он, может, и не маг, но кто-то там у него есть, кто-то очень опасный.

— Сильнее Иешуа?

— Другой, Петр. Я не о паранормальности. Все штучки Дэни-са только чистая наука. Ну и техника тоже, наверняка. А наука, Петр, как ни принижай ее достижения растущим могуществом человеческого мозга, все еще умеет много гитик.

— Много чего?

— Не обращайте внимания. Старая поговорка, рожденная карточным фокусом… Но вернемся к нашим баранам. Страх, с которого я начала, — а это все-таки страх, только страх — не исчезает. Меня крутит и колбасит, держусь из последних сил. Петр, если я свалюсь — не ведаю, как это будет выглядеть, — вспомните, что я сейчас скажу, вспомните и проанализируйте. А лучше не ждите, пока я свалюсь… Так вот: то, что произойдет — а что-то произойдет, это точно! — не злая воля со стороны. Я уверена! Ищите причину здесь, в Храме. Ищите, Петр, она есть, она обязательно объяснима. Она проявится рано или поздно, потому что для этого все и закручено… — Клэр проговаривала последние слова с явным трудом, как будто выталкивала их из горла.

Петр шагнул к женщине, не очень понимая даже, чем ей помочь, как вдруг она схватилась за лицо, всхлипнула громко и жалобно и совсем не эстетично, мешком упала на ковер.

Петр успел — все-таки успел! — подхватить ее в последний миг, крикнул куда-то в дверь:

— Врача! Мигом!

С четвертого раза его вопрос получил конкретный ответ. Врач появился действительно мигом, не один — целая бригада. Они что-то кололи Клэр, подключали к какому-то аппарату, чертыхались и, наконец, увезли ее, все так же без сознания, в местную клинику, оборудованную на высшем уровне, а уж врачи там собрались — лучшие из лучших.

Весьма озадаченный Петр постоял с минутку, посмотрел вслед медицинскому десанту, пошел назад — к мониторам. И тут его догнал Латынин.

— Шеф, происходит что-то непонятное, — запыхавшись — бежал, видно, издалека, — сказал он.

— И этот туда же! — удивился Петр. — Солнце меркнет, воздух вязкий, кругом — злые гоблины?

— Что с вами, шеф? — в свою очередь удивился Латынин. — Что еще за гоблины?.. Приборы сошли с ума.

— Какие приборы?

— Все, шеф!

— И в чем, любопытно узнать, проявляется их сумасшествие? — очень вежливо поинтересовался Петр.

Он начинал потихоньку, но неуклонно уставать от окружающего мира, который явно — если прибегнуть к определению Шекспира в переводе Пастернака — вывихнул сустав.

— Любопытно? — Латынину палец в рот тоже класть не стоило. — Узнавайте, прошу вас: они ничего не показывают. Все — на нуле.

— То есть? — не врубился Петр.

— А то и есть, что вокруг нас не осталось ничего. Пустота. Никаких полей, никаких волн. Ни электромагнитных, ни радио, ни телесигналов, ни световых излучений… Радио молчит, телеэкраны темны, ну, электричества как не было, так и нет…

Петр быстро взглянул на мониторы: они были черным-черны. Операторы, отвернувшись от экранов, молча смотрели на Петра.

— А наши собственные генераторы? — растерянно — вот уж несвойственное Петру чувство! — спросил он.

— Отключились и не врубаются.

Отодвинув рукой Латынина, Петр рванул обратно в приемную, раздвинул шторы гигантского окна, ведущего на центральную площадь страны Храм. Все было как обычно: люди, машины, собаки.

«Всюду жизнь».

— А это как же?.. — Петр ткнул пальцем в стекло, чуть не сломав палец, обернулся к Латынину.

— Там все в полном порядке. А мы — заперты.

— Что значит — заперты?

— Запирать, закрывать, замыкать… — Латынин не выдержал изначально заданного ироничного тона, сорвался на крик: — Двери не открываются, шеф, неужто не ясно?! Все, на хрен, заблокировано, весь наш дом. Даже проход в Собор заблокирован: туристы с улицы прут туда, а мы — не моги. Кто-то превратил здание штаба в кутузку. В слепую, глухую… Только и можно, что дышать. Хотя надолго ли? Окна не открываются и не бьются, кондиционеры не работают… Мы в тюрьме, шеф. Зачем, не знаете?..

Петр медленно-медленно осмысливал сказанное — как выплывал с глубины на поверхность. На поверхности было странновато.

— А бури не ожидается? Ты у метеорологов не узнавал? — спросил.

— У метеорологов бури никто не ждет. Но если волновой вакуум считать бурей, то она — тут как тут, — серьезно ответил Латынин.

— А где Иешуа?

— Ищут, — сказал Латынин.

— Что значит — ищут?

— Он исчез…