Чаша огня - Страница 22

Он посмотрел на меня. А я прикидывал в уме, сколько времени понадобилось бы Дивии Рана, чтобы добраться сюда примерно от того места, где я оставил свой магнитор. Ведь возможности воспользоваться гравипланом у нее не было.

В институт я вернулся, когда уже совсем стемнело. Легкое здание угадывалось на темном небе по множеству огней, расцветивших его замысловатым узором. Дневная суета и гомон этого огромного студенческого «улья» сейчас сменились неторопливой и размеренной вечерней жизнью. В комнате Антона был прежний порядок, но самого Куртиса я здесь не застал.

Неяркое освещение ночных светильников придавало обстановке уютный домашний вид. Я устало опустился в кресло напротив окна и тут заметил на тумбочке у дивана кремниевый диск мемонограммы, лежавший сверху. Наверное, Антон уже заходил сюда и оставил для меня сообщение. На диске были записаны передачи новостей местных каналов ВОПИ за прошедшие три месяца, но записка заинтересовала меня сейчас больше. Я развернул аккуратно сложенный лист тонкой розовой бумаги и пробежал глазами текст, написанный от руки.

Я отложил записку в сторону. Что ж, этого теперь следовало ожидать. Буквы в тексте были чересчур крупными и округлыми. Я сразу же узнал почерк Антона. Несомненно, он же и придал тексту подчеркнуто официальный характер. Наверняка, девушка-диспетчер сообщала данные не так холодно и сухо. Теперь для меня стало совершенно очевидным, что «любовную» версию можно окончательно отбросить и вплотную заниматься походом в Монастырское ущелье и этим странным и таинственным Вулом. Я взял со стола мемонограмму, вставил ее в голографон. Экран тут же вспыхнул ярким солнечным светом. Показалась неповторимая перспектива лиловых гор, высившихся на фоне синего облачного неба, и приятный женский голос произнес: «… Третье июня шестьсот семьдесят первого года Мирового Воссоединения, четыре часа утра. Доброе утро, дорогие братья и сестры! Шестнадцатый канал ВОПИ начинает свои передачи».

Я специально попросил Куртиса подобрать мне записи новостных сообщений только местной информационной сети, так как неясные догадки, появившиеся у меня в самые первые часы моего пребывания в институте, требовали проверки. Но просмотрев больше половины диска, я не нашел того, что искал.

Передо мной проходило бесконечное множество людей во всем неисчерпаемом богатстве своего облика и устремлений. Картины грандиозных строек сменялись не менее впечатляющими зрелищами всеобщих празднеств, самодеятельных концертов и спортивных состязаний. Люди, умевшие непринужденно отдаваться работе, находя в ней радость и увлечение, столь же легко и радостно отдыхали в свободные минуты. И от этого их жизнь приобретала особенную, ни с чем несравнимую легкость и красоту. И вновь панорамы бескрайних песчаных пляжей по берегам сверкающего океана сменялись сюжетами о работе ферм по выращиванию искусственного белка, или репортажами со стройки новой приемо-передающей энергетической станции на плоскогорье Декан, где шел монтаж концентраторов гигантских антенн и гелиоприемников.

Неожиданно картины эти оборвались, и на экране появилась молодая женщина-диктор. Несмотря на все старания, она все же не смогла скрыть своего волнения.

«Внимание! — произнесла она. — Только что к нам поступило сообщение из горноспасательной Службы. Сегодня в одиннадцать часов утра в пятый отдел ГСС сектора 1-СИ обратились жители поселка „Солнечный“ (код 5/42), сообщившие об исчезновении из поселка Эве Лайн, геолога по специальности».

Я весь напрягся, машинально отметив дату — четырнадцатое июля. Тем временем диктор продолжала:

«Пока усиленные поиски, предпринятые спасателями, не дали никаких результатов. Поиски осложняются отсутствием каких-либо сведений, способных пролить свет на причины исчезновения Эве Лайн, большой протяженностью района ее возможного местонахождения, а так же отсутствием у пропавшей личного датчика оповещения».

На экране появился портрет молодой женщины.

«Эве Лайн, двадцати шести лет, увлекалась альпинизмом и музыкой, так же неоднократно принимала участие в танцевальных конкурсах и соревнованиях по стартингу.

Братья и сестры! Мы просим вас, всех кто имеет хоть какие-то сведения о местонахождении Эве Лайн сообщить об этом немедленно в горноспасательную Службу по визиофонному коду 846–488».

Сообщение закончилось. Я быстро просмотрел сообщения этого месяца до конца. Через две недели другой диктор попросил всех, кто имеет сведения о пропавшей Эве Лайн, незамедлительно передать их в пятый отдел ГСС сектора 1-СИ, так как исчезнувшую девушку пока не удалось отыскать. Дальше на диске ничего интересовавшего меня не было, и я выключил голографон. Подошел к окну.

К востоку от института неугасно горело тройное светило Ориона. Прямо под ним, в сумерках в лиловом сиянии тумана сверкали снежные хребты. Горевшие пурпуром снега вонзались в черное тяжелое и бездонное небо. Некоторое время я смотрел на эту закатную гряду. Возможно, там и начиналась священная страна Шамбалы? Что кроется за этими недоступными грядами в действительности?

Я пытался привести в порядок всколыхнувшийся поток своих мыслей. Поселок «Солнечный» на плоскогорье Декан значительно удален от Монастырского ущелья в Гималаях, и исчезнувшая там Эве Лайн вполне могла пропасть где-нибудь в Восточных или Западных Гатах. Поэтому у меня не было совершенно никаких оснований связывать ее исчезновение с исчезновением Дивии Рана, кроме одного обстоятельства — у Эве Лайн так же отсутствовал личный датчик оповещения! А что если?.. Я хотел ухватиться за мелькнувшую, было, догадку, но она так же быстро ускользнула от меня. Нет, пока еще я не представляю, как можно объединить два этих происшествия, хотя отгадка кроется где-то совсем рядом. Я чувствую это!

Едва слышно открылась и закрылась дверь комнаты. Я обернулся и увидел вошедшего Куртиса.

— Не помешал? — спросил он.

— Нет. Ты как раз вовремя.

— Тебе удалось что-нибудь обнаружить? — оживился Антон.

— К сожалению, пока ничего… Дивию не нашли и в Монастырском ущелье.

— Как же так? — Антон растерянно посмотрел на меня, сел в кресло. — Значит, исчезла последняя надежда?

— Ты что-нибудь знал о записке Дивии Рана? — вместо ответа спросил я, внимательно гладя на него.

— О записке? О какой записке? — изумился Антон.

— Вот об этой!

Я достал из нагрудного кармана куртки листок бумаги, вложенный между листами прозрачного пластика, протянул ему. Антон быстро пробежал глазами текст, недоумевающее посмотрел на меня.

— Что за ерунда?

— Это ее почерк? — быстро спросил я.

— Да, конечно!

— Посмотри внимательнее. Ты уверен?

— Абсолютно! Это писала Дивия. Ты можешь, наконец, объяснить мне, что все это значит? — не выдержал Куртис.

— Боюсь, что пока нет. Я еще и сам мало что понимаю. Послушай, Антон! А какой была эта девушка? Ты мог бы мне поподробнее рассказать о ней, как о человеке?

Некоторое время Куртис собирался с мыслями.

— Какой человек? — наконец, медленно заговорил он. — Хороший человек! Способная студентка, талантливая. Отзывчивый товарищ, отличная спортсменка…

— А о ее характере ты, что можешь сказать? Какой она была? Общительной?.. Замкнутой?.. Веселой?.. Вспыльчивой?.. Какой?

— Пожалуй, характер у нее был веселый, неунывающий. Вспыльчивая? Нет, этого у нее не было! Дивия всегда была выдержана, да это и не удивительно при ее увлечении горами. Очень общительная. Дружила со многими в институте, и в поселке у нее были друзья… Правда, была в ней одна странная черта… таинственности, что ли? Но это скорее из-за ее романтичности. Многие подруги считали ее даже излишне романтичной.