Чаша небес - Страница 44
Тананарив не могла не восторгаться смекалкой Абдуса и Лау Пиня. Конструкция выглядела вполне достойным подобием средневековой катапульты, а они ее с нуля смастерили.
– Огонь! – шепотом заорал Лау Пинь.
Энергия, накопленная в сжатых пружинами нитях, послала пробный груз Абдуса высоко в небеса. Груз по изящной арке перелетел барьер и начал снижаться с другой стороны. При 0,1 g метательное усилие катапульты в десять раз превосходило земное. Казалось бы, простая физика – а сколько шишек они себе набили, приучаясь передвигаться и работать здесь, на Террасе. Теперь за эти усилия воздалось сторицей. Взметнувшийся блок гладко разматывал паучицыну нить из мотков, пока не ударился о землю с едва слышимым сквозь стену стуком.
– Вперед! – скомандовал Лау Пинь.
Бет вцепилась в нити, сложив руку на руку. Бледные волокнистые пряди казались липкими на ощупь, но очень прочными: как раз выдерживали ее вес. Она без труда перелезла на ту сторону в низкой гравитации.
И тут за спинами людей что-то мелькнуло.
Тананарив обернулась на это движение. Менее чем в сотне метров по прядям бежала пара паучиц.
Откуда они узнали? успела подумать девушка. По колебаниям? По запахам?
Паучицы накинулись на них.
Абдус развернулся и выстрелил из лазерника. Паучиц это не остановило. Он попал одной в четыре глазостебля, тварь отскочила и разинула пасть, полную сходящихся рядами черных иглозубов. Паучицы перемещались бесшумно, однако теперь раненая зашипела, словно желая устрашить нападавших. В этот момент выстрелила Тананарив. Луч угодил паучице в брюхо. Тварь опрокинулась, земля под ногами задрожала. Больше она не пошевельнулась.
Но вторая паучица (или это была мужская особь?) не останавливалась. Монстр несся меж высоких деревьев, выдирая их с корнями, словно молодые ростки. Абдус остался у катапульты, а остальные перебирались на ту сторону, поочередно цепляясь обеими руками за нить. Тананарив снова выстрелила, но второе чудовище казалось неуязвимым. Оно выдержало несколько попаданий в упор без малейшего вреда. От паучицы исходил тонкий высокий визг, резавший Тананарив уши.
– Беги! – заорал Абдус. – Вверх!
Она выпалила напоследок в паучицу – та замедлила продвижение, но была уже метрах в двадцати. Засунув лазерник за пояс, Тананарив развернулась и залезла в катапульту. Руку пробило острой болью. Тананарив, не обращая внимания, лезла вверх по нити, отталкивалась ногами от стены, чтобы набрать момент импульса.
Паучица, конечно, без труда взберется по нити… Тананарив только сейчас это сообразила. Они-то тревожились насчет Сервов и Мемор, но пауки представляли куда более реальную угрозу.
На полпути вверх она услышала дикий вопль. И поневоле оглянулась.
Паучица накрыла собой Абдуса. Вопль перешел в вой и захлебнулся. Паучица на этом не остановилась. Она приподняла тушу и сгребла нить передней парой ног, а потом принялась по ней взбираться. Лапы были длинные, мощные, движения их сливались в рябь.
Паучица лезла вверх. Останки Абдуса выглядели так, словно их кто-то отхаркнул при насморке и растер ногой.
Тварь приближалась. Режущий уши визг становился громче.
Тананарив яростно цеплялась за нить и отталкивалась от стены ногами. От стремительных движений паучицы снизу подуло ветерком. Под весом твари нить дергалась. Девушка подняла глаза и увидела Лау Пиня, тянувшего ей руку с верхушки барьера. Воздух разорвало резкое стонущее шипение. У Тананарив от натуги туманилось зрение. Тварь зашипела снова, Тананарив со свистом вдохнула и подтянулась еще выше. В плече и локте что-то щелкало. Ей было не до того.
Лау Пинь потянулся к ней, Тананарив ухватилась за его руку и перебросила свой вес с нити. Одной рукой тот вытаскивал Тананарив на верхушку барьера. Она бессильно повисла, потом закрутилась, чтобы не мешать ему.
– Никогда бы не… – начал Лау Пинь, и тут совсем рядом с рукой Тананарив, опущенной вдоль стены, снова раздалось сердитое шипение. Тананарив ухватилась за нить, ладонь вспотела… наконец перевалилась через край барьера. Лау Пинь сгреб ее в охапку и поставил на кромке стены. Серо-коричневая паучица тоже почти достигла края. Тананарив с силой откачнулась и стукнулась о возносившийся выступ стены, разбив нос. По лицу девушки заструилась кровь.
Она оглянулась: Лау Пинь повис на нити, пытаясь разрезать ее лазером. Наконец та подалась, и паучица с Лау Пинем улетели вниз по обе стороны, визуально уменьшаясь при падении. Падая, тварь не издала ни звука. Тананарив, пошатываясь, стояла на стене, глядя, как монстр с гулким звуком ударяется о землю. Паучица упала, сплющилась, выпрямилась, подскочила – грациозно, ловко, словно кошка. Заскрежетала когтями по стене, издала долгий недовольный крик. Разогнавшись, подскочила – целясь в Тананарив. Промахнулась, упала, подскочила, попыталась снова.
Девушка обернулась, оберегая увечную руку и придерживаясь за выступ стены, прислонилась спиной, осторожно оперлась. Снизу на нее уставились обеспокоенные лица. Нить упала, смоталась в витки. Остальные только и глядели на девушку. Падать было долго, более сотни метров. Они махали руками и что-то кричали, но Тананарив ничего не слышала от бешеного стука крови в ушах. Паучица снова пошла на приступ. Наверное, сумела зацепиться за стену. Девушке не хотелось это проверять.
Метрах в пятидесяти виднелась верхушка дерева. Вроде бы толстая и густо обросшая листвой, с небольшим числом ветвей. В такой низкой гравитации… нет, времени на расчеты не оставалось. Она оттолкнулась и прыгнула на дерево.
Ее сносило в сторону, но она постаралась упасть на ноги. Ударилась. Ее облекли листья. Ветки цеплялись за ноги и руки, одна нацелилась выколоть глаза. От удара о крупный сук ребра словно током шибануло. Было еще больней оттого, что сперва она летела головой вперед, в пустоту, и только потом умудрилась перекувыркнуться вперед ногами.
Ее с силой приложило о землю. Она скорчилась, отползла, подняла голову – где там паучица?
Тварь была уже на дереве, ломилась вниз, сметая толстые ветви, осыпая людей дождем листьев и сучьев. Проложив себе путь вниз, чудовище грянулось оземь совсем рядом с ней.
Бет выстрелила прямо в жуткую, усаженную гроздьями фасеток башку. Паучица дернулась, издала высокий жалобный стон и застыла.
Тананарив нашла в себе силы поглядеть сквозь стену. То, что осталось от Абдуса, было так же неподвижно, как и туша паучицы.
Часть пятая
В биологии ничто не обретает смысл само по себе, но только в свете эволюции.
Цитадель Воспоминаний немало разрослась с давно прошедших дней юности Мемор. Над местом собрания высились подобные горным цепям защитные валы. Цепочки бледных огней тянулись сквозь оползавший туман, как янтарно светящиеся пальцы, соединяясь в изящный арочный купол. На нее произвели немалое впечатление новые элементы Цитадели, от которых веяло необоримой мощью. Августейшая сила, чье гнездо располагалось здесь, была уже сродни силам природы, а не обычным властям, но в том и состоял замысел.
Восторг Мемор нисколько не преуменьшало то деликатное обстоятельство, что в Цитадели ее вполне может ожидать казнь. Сладостный сплав страха и удивления будоражил Подсознание; она явственно ощущала его неспокойное присутствие и понимала, что должна держать его под неусыпным контролем. В запальчивом порыве Подсознание способно вставить слова и даже целые фразы в ее речь. А запальчивость ее действительно обуревала; острые пики надежды и азарта пронизывали естество. Драматичные события редко выпадали на долю Астронома.
Она пошаркала ногами, как предписывал ритуал, произнесла положенные слова. В подсказках от сотоварищей по мирокораблю не было нужды. Им ведом шаг, но не поклон. Безопаснее игнорировать наущения.
Мемор обогнула медленно семенившую группку Астрономов, не без удовлетворения вслушиваясь в изданные ими трубные крики приветствия. Тон таких салютов она всегда стремилась использовать для диагностики коллективного настроения. Сегодня он показался ей возбужденнее обычного. Некоторые Астрономы обменивались яркими перьесигналами, другие же шли в напряженной тишине, приглушив оперение до тонов молчания. Меж глубоких басовых нот лейтмотива проскальзывали импровизационные ритмические фигуры. Эти последние исходили от молодых самцов, которые двигались быстро и громким галдежом оповещали о себе. Мемор, конечно, тоже была самцом в молодости – в мимолетную, но прекрасную пору жизни. Затем тот Мемор, полный пылких желаний и великих замыслов, испытал Перемены. Переход был овеян легендами: в таких муках он происходил, таким рвением сопровождался. По счастью, в большинстве своем эти воспоминания отхлынули вместе с самими Переменами. Однако уроки мужской жизни удержались и вплавились в конгломерат женских эмоций, из коих она теперь черпала вдохновение. Такое слияние было необходимым этапом на пути к мудрости.