Час Презрения - Страница 3

– Тракт был закрыт? Это почему же?

– Свирепый людоедец объявился, сынок. На лыцаря напал, что сам-друг со слугой ехал. Лыцарю-то вроде как чуд энтот башку вместях со шлемом оторвал, коняке кишки выпустил. Слуга успел драпануть, кричал, мол, ужасть тама одна, мол, тракт аж красным стал от кровишши.

– Что за чудовище-то? – спросил Аплегатт, сдерживая коня, чтобы продолжить разговор с возницами едва волочившейся телеги. – Дракон?

– Неа, не дракон, – встрял второй старичок, тот, что в соломенной шляпе. – Говорят, мандыгор аль как-то этак. Слуга болтал, мол, летучий стервь, страсть какой жуткий. А уж ярый – мочи нету! Слуга думал, сожрет лыцаря и улетит, ан где тама! Уселси на дороге, курвишше, и сидит, шипит, зубишшами клацает. Ну вот и закупорил дорогу, навроде как пробка флягу, потому как ежели кто подъезжал и чуду энту видел, тут же воз бросал и деру. Возов понабралося с полверсты, а кругом, сам видишь, болоты, сынок, пушша и трясина, ни объехать, ни завернуть. Вот и стоим, стало быть.

– Столько народу, – фыркнул гонец, – а стояли как столбы какие! Надо было топоры хватать да колья и согнать зверюгу с дороги, а то и прибить.

– Оно, конешным делом, пробовали. Некоторые, – сказал державший вожжи старичок, подгоняя мулов, потому что колонна двинулась быстрее. – Трое краснолюдинов из купецкой стражи, а с ими четверо новобранцев, что в Каррерас в крепость шли, в войско. Краснолюдов бестия покалечила, а новобранцы…

– Сбегли, – докончил второй старичок, после чего сочно и далеко сплюнул, попав точно между крупами мулов. – Сбегли, едва энту мандыгорину узрели. Один вроде бы в штаны наклал. О, глянь, глянь, сынок, это он! Вона там!

– Еще чего, – занервничал Аплегатт, – засранца мне собрались показывать? Не интересуюсь…

– Да нет! Чудишше! Убитое чудишше. Солдаты на фуру кладут. Видишь?

Аплегатт приподнялся на стременах. Несмотря на опускающиеся сумерки, через головы любопытных увидел, как солдаты поднимают огромную бледно-желтую тушу. Крылья летучей мыши и скорпионий хвост чудовища бессильно волочились по земле. Гакнув, солдаты подняли тушу повыше и свалили на воз. Запряженные в воз лошади, взволнованные запахом крови и падали, заржали, дернули дышло.

– Не стоять! – рявкнул на старичков командовавший солдатами десятник. – Дальше! Не загораживать проезд!

Дедок подогнал мулов, воз подскочил на выбоинах. Аплегатт ткнул коня пяткой, поравнялся с ними.

– Похоже, солдаты бестию прикончили?

– Куды там, – возразил старичок. – Солдаты, как пришли, только на людей орали да ругались. То – стой, то – оттяни назад, то то, то другое. К чуду-то не больно спешили. Послали за ведьмаком.

– Ведьмаком?

– Ну да, – подтвердил второй старичок. – Которому-то из них припомнилося, будто он в деревне ведьмака видел, вот и послали за им. Опосля он проезжал мимо нас. Волос белый, морда отвратная и крепкий меч за спиной. И часу не прошло, как спереду кто-то крикнул, мол, щас можно будет ехать, потому как ведьмак бестию укотрупил. Тута наконец тронулися мы, и аккурат, сынок, ты заявился!

– Хм, – задумчиво проговорил Аплегатт. – Сколько лет по дорогам гоняю, а ведьмака еще не встречал. Кто-нибудь видел, как он то чудовище уделывал?

– Я видел! – крикнул паренек с расчехранной шевелюрой, подъезжая с другой стороны телеги. Ехал он без седла, управлял худой клячей с помощью уздечки. – Все видел! Потому как рядом с солдатами был, в самом переду!

– Гляньте-ка на него, – фыркнул старик с вожжами. – Молоко на губах не обсохло, а умничает – страх! А хлыста не хошь?

– Оставьте его, отец, – бросил Аплегатт. – Скоро развилок, оттуда я на Каррерас пойду, а сначала хотелось бы знать, как оно было с тем ведьмаком. Давай выкладывай, малый.

– А было оно так, – быстро начал парень, двигаясь шагом вровень с телегой, – что прибыл тот ведьмак к войсковому командиру. Сказал, что звать его Герант. Командир ему на то: мол, как звать, так и звать, лучше пусть за дело берется. И показал, где чудовище сидит. Ведьмак подошел ближе, поглядел малость. До чудовища было шагов сто, может, меньше, но он только сдаля глянул и сразу говорит, мол, это исключительно агромадный мантихор и что он его прибьет, ежели ему двести крон заплатят.

– Двести крон? – зашелся второй старичок. – Он што, сдурел?

– То же ему и командир сказал, только малость погрубше. А ведьмак на то: мол, столько это стоит и что ему-де все едино, пусть чудовище сидит на дороге хоть до Судного дня. Командир в ответ, что столько не заплатит, лучше погодит, пока чудо само улетит. Ведьмак ему: мол, не улетит, потому как оно голодное и злое. А ежели улетит, то тут же обратно возвернется, потому как это его охотничья тера… терера… тория.

– А ты, сопляк, не балаболь! – разозлился старичок, без видимого результата пытаясь высморкаться в пальцы, в которых одновременно держал вожжи. – Говори, как оно было…

– А я чего? Ведьмак говорит: не улетит чудовище, а будет всю ночь убитого лыцаря глодать поманеньку, потому как лыцарь в железе, трудно его выковыривать изнутря-то. Тут подошли купцы и ну ведьмака уламывать: и так, и этак, мол, скинутся и сто крон ему дадут. А ведьмак в ответ, что бестия-де зовется мантихор и сильно опасна, а свои сто крон купцы могут запихать себе в задницу, он шею подставлять задарма не намерен. Ну тут командир рассерчал и говорит: мол, такова, значит, собачья и ведьмачья доля – шею подставлять, а задница не для крон сделана, а к сранью приспособлена. А купцы, видать, боялися, что ведьмак тоже разозлится и уйдет, потому как согласились на сто пятьдесят. Ну ведьмак меч достал и отправился по тракту к тому месту, где чуда сидела. А командир, видать, со зла, шагнул след за ним, на землю сплюнул и говорит, что таких выродков адовых незнамо почему земля носит. Один купец ему на то, что коли б войско заместо того, чтоб по лесам за эльфами гоняться, страховидлов с дорог выгоняло, то и ведьмаки не нужны были бы, и что…

– Заткнись, – прервал старичок, – и давай выкладывай, что видал.

– Я, – похвалился парень, – ведьмакову кобылу стерег, каштанку со стрелкой белой.

– Хрен с ней, с кобылой! А как ведьмак чудишше забивал, видел?

– Эээ, – затянул парень. – Не видел… Меня назад прогнали. Все в голос орали и коней пугали, тогда…

– Я сказал, – презрительно сплюнул дедок, – ни фига ты не видел, сопляк.

– Ведьмака видел, когда он вернулся, – захорохорился паренек. – А командир, который на все смотрел, сбледнул с лица и тихо проговорил солдатам, что энто не иначе как чары магические либо эльфьи фокусы и что обнаковенный человек так быстро мечом махать не сумеет… А ведьмак взял у купцов деньги, уселся на кобылу и уехал.

– М-да, – протянул Аплегатт. – Куда поехал? По тракту к Каррерасу? Если да, то, может, догоню. Хоть гляну на него…

– Неа, – сказал паренек. – Он с развилка в сторону Дорьяна двинул. Спешил сильно.

Ведьмаку редко что-нибудь снилось, да и те редкие сны он, проснувшись, не помнил. Даже кошмары – а обычно это кошмары и были.

На сей раз тоже был кошмар, но на сей раз ведьмак запомнил по крайней мере фрагмент. Из клубка каких-то неясных, но беспокоящих фигур, странных, зловещих сцен и непонятных, но навевающих ужас слов и звуков неожиданно вылущился четкий и чистый образ Цири. Не такой, какой он помнил по Каэр Морхену. Ее пепельные, развевающиеся в галопе волосы были длиннее – такие, как тогда, при первой встрече в Брокилоне. Когда она – во сне – проносилась мимо, он хотел крикнуть, но не мог издать ни звука. Хотел броситься за ней, но ему чудилось, будто он по пояс увяз в густеющей смоле. А Цири, казалось, не видит его, уносится дальше, в ночь, скрывается между покореженными ольхами и вербами, а деревья словно живые размахивают ветвями. И тут он увидел, что ее преследуют, что вслед за нею мчится вороной конь, а на нем – всадник в черных доспехах и шлеме, украшенном крыльями хищной птицы.

Геральт не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Мог только смотреть, как крылатый рыцарь догоняет Цири, хватает за волосы, стаскивает с седла и мчится дальше, волоча ее за собой. Он мог только смотреть, как лицо Цири синеет от боли, а изо рта ее вырывается беззвучный крик. Проснуться! – приказал он себе, не в силах выносить кошмар. Проснуться! Проснуться немедленно!