Час Орды. Волчонок - Страница 69

Он утверждал, что Джим с самого начала показался ему полным антиобщественником, вплоть до паранойи, человеком эгоистичным и уверенным в своей непогрешимости. Затем, очень холодно, он пересказал содержание беседы, которую они вели в раздевалке под трибунами арены на Альфе Центавра III, в которой Джим сказал ему, что отныне он будет действовать самостоятельно.

– Тогда, по вашему мнению, – сказал Хейнман, – этот человек, даже еще до того, как достиг Тронного Мира, уже был твердо намерен игнорировать полученное им задание, независимо от последствий для людей Земли?

– Да, я так считаю, – подтвердил Холланд. После этого вопросов ему больше не задавали.

Следующей была вызвана Ро. Но ее попросили просто посидеть и прослушать магнитофонную запись ее собственного рассказа о том, что Джим сделал с того времени, как она впервые увидела его на борту корабля принцессы Афуан, и вплоть до того момента, когда корабль опустился на космодром Земли.

Когда запись кончилась, Хейнман откашлялся, прочищая горло, и наклонился, как бы собираясь заговорить с ней. Но губернатор Альфы Центавра, сидящий рядом, тоже наклонился и что–то прошептал председателю Комиссии на ухо. Хейнман внимательно выслушал его, затем откинулся в кресле. Ро была отпущена Комиссией безо всяких вопросов.

Сидящий рядом с Джимом Уилкоксин был до сих пор абсолютно спокоен. Но сейчас он наклонился и возбужденно зашептал на ухо Джиму:

– Послушайте! Мы, по крайней мере, должны использовать право перекрестного допроса и допросить ее. Этот губернатор Альфы Центавра допустил ошибку, когда посоветовал Хейнману отпустить ее просто так. Может быть, это было знаком проявления почтения к ней, но вам–то это никак не может помочь. Она хочет давать показания в вашу пользу. Я уверен, что начни мы ее допрашивать, – ее ответы произведут прекрасное впечатление!

Джим покачал головой. В любом случае, спорить уже не было времени, потому что сейчас отвечать на вопросы Комиссии вызвали его самого. Хейнман начал было с личных качеств Джима, по которым его выбрали посланцем на Тронный Мир, но он быстро окончил эту тему, обходя этот скользкий вопрос.

– Возникали ли у вас когда–нибудь сомнения в правильности Проекта? – спросил он Джима.

– Нет.

– Но перед вашим полетом на Тронный Мир, у вас, кажется, все же возникли такие сомнения? – Хейнман стал рыться в листках у себя на столе и в конце концов вытащил тот, который был ему нужен. – М–р Холланд докладывает о разговоре, происходившем между вами на Альфе Центавра, я цитирую: «…Макс, теперь тебе уже слишком поздно вмешиваться. С настоящего момента я все решаю сам». Это так?

– Нет, – невозмутимо ответил Джим.

– Нет?

Хейнман нахмурился, глядя на него поверх листков, которые держал в руке.

– Я сказал не так, – ответил Джим. – Мои слова в действительности были такими: «Мне очень жаль, Макс. Но это должно было случиться рано или поздно. С настоящего времени, Проект не является для меня руководством. Сейчас я буду следовать только своему собственному мнению».

Хейнман нахмурился еще сильнее.

– Не вижу никакой разницы.

– По всей видимости, ее не увидел и Макс Холланд. Но я вижу, иначе я не сказал бы это такими словами.

Джим почувствовал, как его изо всех сил дергают под столом за левый рукав.

– Полегче! – прошипел Уилкоксин. – Ради всего святого, полегче!

– Ах, значит, вы ее видите, – сказал Хейнман с легкой ноткой торжества в голосе. Он откинулся назад и посмотрел на других членов Комиссии, сидящих за столом. – И вы не отрицаете, что взяли с собой на Тронный Мир револьвер и нож, несмотря на возражения м–ра Холланда?

– Нет.

Хейнман сухо откашлялся, вынул свой белый платок и отер им рот. Затем вновь спрятал платок в карман и откинулся в кресле.

– Ну что ж, с этим, кажется, все.

Он вытащил из стола другой листок и сделал пометку карандашом.

– А сейчас, когда вы слышали рассказ о ваших действиях, начиная с того момента, как вы покинули Альфу Центавра и до того, как вы вернулись на Землю… то есть рассказ мисс… Высокородной Ро… можете вы добавить что–нибудь к этому рассказу?

– Нет, – спокойно ответил Джим.

И вновь он почувствовал, как Уилкоксин бешено задергал его за рукав. Но он не обратил на это внимания.

– Никаких замечаний, – сказал Хейнман, вновь откидываясь назад. – Должен ли я понимать это так, что вы не желаете объяснить все те странные действия, абсолютно противоречащие вашей программе, которые вы производили на Тронном Мире?

– Этого я не говорил, – сказал Джим. – Тот рассказ, который вы прослушали, абсолютно правилен. То, как вы его поняли, абсолютно неправильно. Так же неправильно, как и ваше глубокое убеждение, что мои действия на Тронном Мире идут вразрез с программой, с которой меня туда отправили.

– В таком случае, как я считаю, вам лучше объяснить ваши намерения, – как вы полагаете, м–р Кейл? – сказал Хейнман.

– Я все время пытаюсь это сделать.

Ответ этот вызвал легкую краску на серых щеках председателя, но он решил оставить этот вызов без ответа. Он махнул рукой, разрешая Джиму продолжать.

– Объяснение достаточно просто, – сказал Джим. – Высокородные Империи Тронного Мира (я уверен, что губернатор Альфы Центавра согласится со мной) высшие существа не только по отношению к тем, кого они называют низшими расами, их собственными колониальными мирами, людьми, как и сам губернатор, – тут Джим посмотрел на губернатора, но коротышка явно избегал его взгляда, – но и по отношению к таким людям, как мы, земляне. Соответственно этому, какие бы тщательные планы не подготавливались на Земле, они никак не могли направить меня в абсолютно чуждой культуре, в которой самый захудалый ее член был в сотни раз выше, чем самые гениальные люди нашей Земли. Поэтому еще в самом начале я столкнулся с тем фактом, что мне придется приспосабливаться к ситуации на Тронном Мире согласно обстановке, а, следовательно, самостоятельно принимая решения, вне зависимости от того, что решили люди Земли.

– Насколько я понимаю, вы не сказали об этом вашем решении в течение всего периода обучения, – сказал Хейнман, все еще сидящий, откинувшись на спинку кресла.

– Нет, – ответил Джим. – Если бы я сказал им об этом на ранних стадиях моего обучения, когда меня еще можно было заменить, меня безусловно заменили бы.

Слева от себя Джим услышал отчаянный шепот Уилкоксина.

– Ну, конечно, – очень вежливо сказал Хейнман, – продолжайте, м–р Кейл.

– Соответственно, – продолжал Джим, – когда я прибыл на Тронный Мир, я обнаружил, что отстаивать интересы Земли я смогу, если только сумею войти в окружение Императора. Император был сумасшедшим, и его брат Галиан долго интриговал, чтобы стать его советником, вместо другого человека, дяди Императора Вотана, который фактически правил Империей. План Галиана заключался в том, чтобы убить Вотана и Старкиенов, которые были преданы Императору. Затем Галиан без труда занял бы место Вотана и держал контроль над Тронным Миром и Империей, а затем создал бы новых Старкиенов, преданных не Императору, а ему самому. Ведь Старкиены, по существу, есть специально выведенные люди, созданные методами генного контроля и веками ограничения рождаемости. Но Галиан знал, что сможет вывести новую породу таких воинов и телохранителей в течение двух или трех поколений, при условии, что у него будет хороший сырьевой материал. А этот сырьевой материал он собирался брать отсюда – с Земли.

Он остановился и взглянул на членов Комиссии, сидящих за длинным столом.

5

Прошло несколько секунд, как Джим замолчал, прежде чем его последние слова дошли до сознания земной аудитории. А последовавшая затем реакция была похожа на эпизод театральной драмы. Председатель подскочил на кресле и выпрямился. Остальные члены Комиссии тоже повскакали со своих мест.

– Что это значит, м–р Кейл? – требовательно спросил Хейнман. – Вы обвиняете принца Галиана – ведь это тот, которого вы убили – в том, что он хотел нас генетически изменить в своих целях и превратить в своего рода тупых и примитивных телохранителей?