Час оборотня (сборник) - Страница 10

— Будь я проклят! — пробормотал Блейк.

— Вы решили, что ваш Брауни — очередная галлюцинация?

— Да. Я все время ждал, что он уйдет. Просто исчезнет. А он не исчезал. Сидел, ел, смахивал с бакенбард крошки и подсказывал мне, куда забрасывать мух. «Вон туда, туда! — говорил Брауни. — Там большая форель! Между тем водоворотом и берегом!» И там действительно оказывалась большая форель. Похоже, он знал, где искать рыбу.

— Так Брауни благодарил вас за угощение. Не удивлюсь, если он и в самом деле знал, — сказал Даниэльс. — Как я уже говорил, мы мало знаем о Брауни. Вероятно, они обладают способностями, которых не хватает нам. Может быть, одна из них и состоит в том, что они знают, где прячется рыба. — Он бросил на Блейка пытливый взгляд. — Вам никогда не приходилось слышать о домовых? О настоящих домовых?

— Нет, никогда.

— Думаю, это обстоятельство многое проясняет. Будь вы тогда на Земле, вы бы о них слышали.

— Может быть, и слышал, но не помню.

— Не думаю. Их появление, судя по письменным источникам тех времен, произвело огромное впечатление на общество. Вы бы вспомнили, если бы слышали о них. Такое событие должно было глубоко отпечататься в памяти.

— У нас есть и другие временные вехи, — сказал Блейк. — Наряды, которые мы сейчас носим, мне в новинку. Туники, шорты, сандалии… Я вспоминаю, что сам носил какие-то брюки и короткую куртку. А корабли? Гравитационные решетки мне незнакомы. Я вспоминаю, что мы использовали ядерную энергию.

— Мы и сейчас ее используем.

— Да, но теперь она служит лишь вспомогательным средством для достижения больших ускорений. Основную энергию получают в результате преобразования гравитационных сил.

— Но ведь существует еще множество незнакомым вам вещей, — сказал Даниэльс. — Дома…

— Поначалу они чуть не свели меня с ума, — сказал Блейк. — Но не это беспокоит меня больше всего. Я осознаю все происходящее до какого-то момента, потом наступает провал, причем он длится строго определенное время. И наконец я снова прихожу в себя. И не помню ничего из того, что происходит во время провалов, хотя убежден, что какие-то события происходят. Может быть, у вас есть какие-то идеи?

— Честно говоря, нет, — ответил Даниэльс. — Два связанных с вами обстоятельства… как бы это лучше выразиться… смущают меня. Первое: ваше физическое состояние. Выглядите вы лет на тридцать — тридцать пять. Но ваше тело — тело юноши. Никаких признаков начала увядания. А если так, почему у вас лицо тридцатилетнего?

— А второе обстоятельство? Вы говорили, что их два.

— Второе? Ваша электроэнцефалограмма имеет странный вид. Главные линии мозга на ней присутствуют, и их можно различить. Но есть и еще что-то. Картина почти такая… Даже и не знаю, как вам сказать… Почти такая, словно на ваши линии наложены другие. Слишком слабые линии. Вероятно, их можно назвать вспомогательными. Они видны, но не очень выражены.

— Что вы хотите сказать, доктор? Что я не в своем уме? Это, во всяком случае, объясняет галлюцинации. Выходит, они действительно существуют?

Даниэльс покачал головой:

— Нет, не то. Но картина странная. Никаких признаков заболевания. Никаких свидетельств умственного расстройства. Очевидно, ваш разум так же здоров и нормален, как ваше тело. Но энцефалограмма такая, как если бы у вас был не один мозг, а больше. Хотя мы знаем, что он один. Рентген показал это.

— Вы уверены, что я человек?

— Ваше тело отвечает на этот вопрос положительно. А почему вы спросили?

— Не знаю, — проговорил Блейк. — Вы нашли меня в космосе. Я прибыл из космоса…

— Понимаю, — сказал Даниэльс. — Забудьте об этом. У нас нет ни малейших оснований считать вас нечеловеком. Подавляющее большинство признаков говорит за то, что вы — человек.

— И что же мне делать теперь? Возвращаться домой и ждать новых…

— Не сейчас, — ответил Даниэльс. — Мы хотели бы, чтобы вы немного погостили у нас. Еще несколько дней. Если вы согласны.

— Опять тесты?

— Возможно. Я хотел бы поговорить кое с кем из коллег, показать вас им. Может быть, они сумеют что-то предложить. Но главная причина, по которой я просил бы вас остаться, — новое обследование.

Выдержка из протокола сенатского расследования (округ Вашингтон, Северная Америка) по вопросу о биоинженерной программе как основе политики колонизации других солнечных систем:

ПИТЕР ДОУТИ, адвокат комиссии: Ваше имя Остин Люкас?

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, сэр. Я живу в Тенафлае, Нью-Джерси, и работаю в «Байолоджикс инкорпорейтед», в Нью-Йорк-сити, на Манхэттене.

МИСТЕР ДОУТИ: Вы возглавляете научно-исследовательский отдел этой компании, не так ли?

ДОКТОР ЛЮКАС: Я руководитель одной из исследовательских программ.

МИСТЕР ДОУТИ: И эта программа касается биоинженерии?

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, сэр. Сейчас нас особенно интересует проблема выведения многоцелевых сельскохозяйственных животных.

МИСТЕР ДОУТИ: Будьте добры объяснить.

ДОКТОР ЛЮКАС: С радостью. Наша задача — вывести животное — поставщика сразу нескольких видов мяса, молока, шерсти, меха или щетины, а возможно, и всего этого вместе. Мы надеемся, что оно сможет заменить всех тех многочисленных животных, которых человек разводил со времен неолита.

СЕНАТОР СТОУН: И вы, доктор Люкас, как я понимаю, имеете некоторые основания считать, что ваши исследования принесут какую-то практическую пользу?

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, имею. Я бы сказал, что с главными задачами мы уже справились. Мы получили стадо таких животных и теперь занимаемся доводкой.

СЕНАТОР СТОУН: И здесь вы тоже имеете определенную надежду на успех?

ДОКТОР ЛЮКАС: Мы работаем с большим воодушевлением.

СЕНАТОР СТОУН: Можно спросить, как вы называете то животное, которое получили?

ДОКТОР ЛЮКАС: У него нет названия, сенатор. Мы даже не забивали себе голову такой проблемой.

СЕНАТОР СТОУН: Оно уже не будет коровой, не так ли?

ДОКТОР ЛЮКАС: Нет. Не совсем коровой. Но в нем, естественно, будет что-то и от нее.

СЕНАТОР СТОУН: Не будет свиньей? Не будет овцой?

ДОКТОР ЛЮКАС: Ни свиньей, ни овцой. Не на сто процентов, конечно. Оно будет иметь некоторые черты свиньи и овцы.

СЕНАТОР ГОРТОН: По-моему, в этом длинном вступлении нет никакой нужды. Мой уважаемый коллега хочет спросить, стало ли создание, которое вы выводите, неким совершенно новым живым существом, представителем, так сказать, синтетической жизни. Или же оно может претендовать на родственность современным природным формам?

ДОКТОР ЛЮКАС: Это крайне сложный вопрос, сэр. Можно сказать — и это будет чистой правдой, — что ныне существующие формы жизни не были забыты и использовались как модели, но то, что мы получили, — в основном новая порода животного.

СЕНАТОР СТОУН: Благодарю вас, сэр. Хочу также поблагодарить моего коллегу-сенатора за то, что он так быстро подхватил нить моих расспросов. Итак, мы имеем, как вы выразились, совершенно новое существо, которое, возможно, отдаленно родственно корове, свинье, овце или, быть может, даже другим формам жизни…

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, другим формам жизни. Может быть, где-то и есть предел, но сейчас мы его не видим. Мы полагаем, что можем продолжать создавать различные формы жизни, скрещивая их, чтобы получить жизнеспособный гибрид…

СЕНАТОР СТОУН: И чем дальше вы продвигаетесь в этом направлении, тем меньше становится степень родства этой вашей формы с любой ныне существующей?

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, думаю, что можно сказать и так. Но я предпочел бы поразмыслить, прежде чем дать ответ.

СЕНАТОР СТОУН: А теперь, доктор, позвольте спросить вас о другом. Биоинженерия на уровне животных вами освоена. А можно ли проделать то же самое с человеческим существом?

ДОКТОР ЛЮКАС: Да, разумеется, можно.

СЕНАТОР СТОУН: Вы уверены, что в лаборатории можно создать новый тип человека? Может быть, даже много разных типов?

ДОКТОР ЛЮКАС: Я в этом не сомневаюсь.