Час эльфов - Страница 40

Толпа монстров налетела на частокол стальных копий. Сражение началось.

– Это здесь, – сказал Герри Сумасброд.

К полудню они покинули равнину, и дорога углубилась в ложбину, склоны которой час от часу становились все круче. И вот они оказались в настоящем ущелье, причем таком узком, что продвигаться вперед можно было лишь на двух лошадях, идущих бок о бок. Солнечный свет едва попадал в эту скалистую ледяную горловину, и если убийца Гильдии обладал достаточно крепкими нервами, чтобы заманить их в ловушку, то нельзя было и мечтать о более подходящем месте. Однако вокруг ничего не происходило – ни обвала, ни лавины, ни засады, – пока вдруг Герри не остановил своего мула.

Он показал им на прямую, как разрез, расселину, скрытую у основания заснеженным кустарником, и поскольку никто из его спутников не двинулся с места, он спешился и вопросительно взглянул на Ллиэн.

– Идите же, – сказала она.

Фрейр в свою очередь слез с седла, обнажил меч, переложил его в свободную руку и сделал знак Герри идти вперед, а сам продолжал держать веревку, привязанную к его шее, словно собачий поводок. Сумасброд пошел прямо к зарослям, нетвердо держась на ногах и дрожа от холода без плаща, и вид у него был совершенно больной. Тем не менее, к великому удивлению варвара, он обхватил куст руками и без усилий вырвал его из земли.

– Помогите ему, – сказала Ллиэн.

Фрейр и Ульфин беспрекословно начали освобождать проход, и тут выяснилось, что все эти кусты были просто умело врыты в землю для тщательной маскировки входа. Покрывший все снег придавал пейзажу совершенно нетронутый вид, да и вряд ли нашлось бы много охотников забраться в эти каменистые дебри. В течение нескольких минут путь был свободен. При входе в подземелье Ульфин увидел следы от повозки, глубоко врезавшиеся в мерзлую почву, и это доказывало, что Герри не обманул их.

– Я сдержал свое слово, – отрывисто сказал он, выпуская при каждом выдохе белое облачко, которое на короткое время скрывало его изуродованное лицо, посиневшее от холода. – Теперь отпустите меня.

– Но мы еще не в Скатхе, – возразила королева. И отвернулась, не обращая внимания на его возмущение.

– По коням! Тилль, Кевин, поезжайте вперед!

Эльфы переглянулись. С самого отъезда лицо Ллиэн было непроницаемым, голос – жестким. Иногда казалось, что она делает над собой усилие, чтобы не закричать. Они не решались даже заговорить с ней, но болезненная немота, в которой она все больше замыкалась, действовала на них угнетающе. Кевин расчехлил свой лук, висевший на перевязи, тщательно выбрал стрелу из колчана и подошел к ней.

– Лошадей оставляем?

– Если они вышли отсюда с такой тушей, как Маольт, то мы тем более пройдем, – бросил Ульфин, взбираясь в седло.

Кевин усмехнулся, кивнул и тронул пятками своего коня. Вскоре оба эльфа и белый сокол Тилля исчезли во мраке пещеры.

Остальные отправились следом после того, как нарубили достаточно веток, чтобы сделать факелы. Древесина была мерзлой, когда ее поджигали, она оттаивала и стреляла, и от факелов было больше дыма, чем света, но ни один из людей не рискнул бы углубиться внутрь, не имея хотя бы такого освещения. Однако даже благодаря ему можно было увидеть то, что не смогли бы различить и глаза эльфов. На стенах пещеры виднелись следы от ударов киркой, и на ум сразу приходили целые поколения гномов, с остервенением трудившихся здесь день и ночь, пока перед ними не забрезжил белый свет. Это была отличная работа, вполне сравнимая с подземными ходами гномов. Почва под копытами лошадей была твердой и ровной. По стенам струилась вода, но она собиралась в небольшие водоотводные канавки, чтобы предотвратить размывание грунта на дороге. Иногда приходилось наклонять голову, иногда слезать с лошади, чтобы пройти – ведь этот ход прорубали гномы, самые высокие из которых ростом были не более четырех футов. Однако высота свода всегда была достаточной для лошадей и даже крытых повозок. Гномы пренебрежительно морщили нос, но это лишь доказывало, что туннель, построенный сородичами, их по-настоящему удивил.

Они шли довольно долго, прислушиваясь к каждому шороху. Вскоре свежий воздух, проникавший снаружи, уступил место одуряющему запаху плесени и тошнотворной затхлости, и вонь была такой неприятной, что даже лошади начали фыркать, так что пришлось закрыть им ноздри.

– Чем это так воняет, черт подери? – наконец не выдержал Ульфин.

– Это сера, – сказал Судри с таким радостным видом, что на ум приходила мысль, не провел ли он детство там, где дубили кожи. – Поосторожней с вашими факелами, иначе…

– Иначе что? – громко проворчал рыцарь.

– Сейчас покажу… Дай-ка сюда.

Он слез с лошади, подхватил протянутый Ульфином факел и осветил скалу из лимонно-желтого минерала, от которой он аккуратно отломил небольшой кусок. Он положил его на землю подальше от месторождения, повернулся, чтобы удостовериться, что все внимательно на него смотрят, и бросил сверху факел. Пока он отбегал, сера начала плавиться и гореть, освещая все подземелье слепящими вспышками и испуская плотный удушающий дым, от которого у всех защипало в носу и заслезились глаза.

– Что это еще за дрянь? – заорал Ульфин, кашляя и отплевываясь.

Судри не ответил. Он подобрал факел, отдал его рыцарю, а затем засеменил к королеве.

– Поезжайте вперед, – сказал он. – А я наберу серы, сколько смогу. Она нам, пожалуй, пригодится…

Он развернулся, не дожидаясь ответа Ллиэн, а Бран подал ей знак, что они с Онаром тоже остаются вместе с повелителем камней на необходимое время. Остальные тронулись в путь, преследуемые серным зловонием. За все время этой остановки королева не произнесла ни слова. Она поехала дальше, замкнувшись в себе, и на душе у нее было тяжело, томительно, невыносимо. Это ощущение появилось у нее несколько часов назад, еще когда они продвигались по свежему воздуху, и, несмотря на все старания, она не могла от него избавиться. Это ледяное дыхание, сжимавшее ей сердце, было дыханием Смерти. Она была здесь, витала вокруг них, ждала своего часа, чтобы нанести удар, но Ллиэн не могла разобрать имя, которое та нашептывала ей на ухо. И тогда она поехала одна, избегая взглядов своих спутников, чтобы не привлечь к ним несчастье, и ехала далеко впереди, углубляясь в подземелье гномов и в западню своего одиночества. И вот наконец одно имя все же зазвучало в ее голове, хотя ей всеми силами не хотелось его услышать. Среди жуткого воя душ, покидающих Срединную Землю в невыразимом ужасе кончины, Смерть нашептывала свой выбор. Это было еще далеко; возможно, это было всего лишь ложное впечатление, но одни и те же два слога повторялись вновь и вновь в такт шагам ее лошади.

Утер…

Это была не битва, это была резня. Копьеносцы держались храбро, несмотря на свою малочисленность, и удерживали на расстоянии накатывающие одна за другой волны атакующих – те напарывались на их длинные пики, воя под дождем стрел, которые беспрестанно выпускали лучники Ду, до тех пор пока стрел стало не хватать. Утер еще не вводил в бой рыцарские отряды и только наблюдал за этой мясорубкой, но не замечал в атаках монстров, которые пока безрезультатно разбивались о первые ряды его войска, той убийственной ярости, которую ожидал увидеть. Под ногами всех этих существ белоснежная равнина превратилась в поле черной непролазной грязи. Снег таял от горячей крови. Все пространство, где шла рукопашная схватка, было ею забрызгано. В отвратительном месиве смешались похожие друг на друга тела убитых людей и монстров.

Утер приподнялся на стременах, проскакал через поле битвы и наконец понял: это безумное столпотворение, эти несметные воющие полчища были всего лишь началом. В бой вступили не гоблины, а лишь низшие расы орков, кобольдов, троллей, опьяневших от ярости, пышущих злобой и ненавистью, слишком безмозглых, чтобы испытывать страх, без командования и без военной задачи, в отличие от регулярного войска. Вся эта толпа, эта сеча, это исступление имело целью лишь исчерпать их запас стрел…