Цезарь - Страница 61

Разлад между триумвирами надо было гасить быстро, и Цезарь делает очередной сильный ход.

«Золото, серебро и прочую богатую добычу, захваченную в бесчисленных походах, Цезарь отсылал в Рим. Эти средства он употреблял на подарки эдилам, преторам, консулам и их женам, чем приобрел расположение многих. Поэтому, когда он, перейдя Альпы, зимовал в Луке, туда наперерыв устремилось множество мужчин и женщин, и среди прочих — двести сенаторов (в их числе Помпей и Красс), так что у дверей дома Цезаря можно было увидеть сто двадцать ликторских связок, различных лиц в консульском и преторском ранге. Всех прибывших Цезарь отпустил, щедро раздавая деньги и посулы, а с Помпеем и Крассом он заключил соглашение. Последние должны были добиваться консульства, а Цезарь в помощь им обещал послать большой отряд воинов для голосования. Как только совершится их избрание, они разделят между собой провинции и командование войском, за Цезарем же должны быть утверждены его провинции на следующее пятилетие».[79]

Итак, Цезарь укрепляет свои политические тылы, а кроме того, начинает в дополнение к легионам формировать армейские силы за свой счет. Он вооружает и обучает их по образцу римских вооруженных сил.

После бельгов Цезарю пришлось разбираться с венетами, населяющими места нынешней Южной Бретани. Некоторые историки полагают, что причиной нарушения венетами мирного договора и союзнических обязательств была их попытка сорвать вторжение Цезаря в Британию. Венеты якобы боялись, что римляне перехватят их торговлю с Британией, и поэтому взяли в заложники нескольких торговцев из всадников, а также легионеров Цезаря.

Расплата была ужасной — после разгрома на суше и на море всю венетскую верхушку обезглавили, остальных продали в рабство.

Цезарь был готов начать великое, как он полагал, дело — покорение Британии, но ему снова пришлось воевать в Галлии. На сей раз снова с германскими племенами, которых он считал гораздо более сильными и опасными, чем те, что вел Ариовист. Поскольку консулами в это время были Красс и Помпей, то Цезарь решил вести военные действия без оглядки на законы и постановления, рассчитывая, что коллеги по триумвирату при случае защитят его от нападок.

Через Рейн перешли два племени — усипетов (или узипетов, как иногда переводят) и тенктеров. Цезарь называет их число — четыреста тридцать тысяч человек. Но не будем забывать, что это все племя, включая женщин и детей. Они уходили от притеснений со стороны свевов, самого большого и самого воинственного объединения германских племен по оценке Цезаря.

Согласно «Запискам», эти племена сами вынудили римлян сражаться с ними. Прислав к Цезарю послов, они попросили земли для поселений, а когда им отказали, то потребовали, чтобы им уступили то, что они смогут завоевать.

А во время перемирия внезапно напали на римлян, причем небольшой отряд германцев смог обратить в бегство пятитысячную конницу.

На следующий день, когда Цезарь уже отдавал распоряжения насчет атаки на германцев, те как ни в чем не бывало снова прислали послов. Князья и старейшины пришли извиниться за вчерашнее нападение, которое произошло якобы без их ведома, и хотели продолжить переговоры. Как полагается, перед тем, как явиться к нему, они получили клятвенное заверение, что будут в безопасности. Далее «Записки» иллюстрируют, как он спокойно принимал нужное решение, не обременяя себя сомнениями этического характера.

«Цезарь был очень рад, что они попались ему в руки, и приказал их задержать; сам же выступил со всем своим войском из лагеря, а коннице приказал идти в арьергарде, так как полагал, что она все еще находится в страхе от вчерашнего сражения. Построив войско в три линии, он быстро прошел восемь миль и достиг неприятельского лагеря, прежде чем германцы успели понять, в чем дело. Их все сразу ошеломило: быстрота нашего наступления, отсутствие своих (вождей. — Э. Г.) и невозможность, за недостатком времени, посоветоваться друг с другом и взяться за оружие; в смятении они не знали, что лучше — вывести ли войско против неприятеля, защищать ли лагерь или спасаться бегством. Покамест они обнаруживали свой страх шумом и беспорядочной беготней, наши солдаты, раздраженные их вчерашним вероломством, ворвались в лагерь».

После резни, которую устраивают легионеры, спасается лишь германская конница, успев перебраться через Рейн и укрыться у племени сугамбров.

Задержанную верхушку германцев освободили. Но князья и старейшины не решились покинуть лагерь римлян, поскольку находились на территории галлов, весьма озлобленных за разорение их земель.

А Цезарь в очередной раз демонстрирует свою незаурядность.

«Желая приобрести славу первого человека, перешедшего с войском Рейн, Цезарь использовал это в качестве предлога для похода на сугамбров и начал постройку моста через широкий поток, который как раз в этом месте был особенно полноводным и бурным и обладал такой силой течения, что ударами несущихся бревен угрожал снести столбы, поддерживавшие мост. Но Цезарь приказал вколотить в дно реки огромные и толстые сваи и, как бы обуздав силу потока, в течение десяти дней навел мост, вид которого превосходил всякие ожидания. Затем он перевел свои войска на другой берег, не встречая никакого сопротивления, ибо даже свевы, самые могущественные среди германцев, укрылись в далеких лесных дебрях. Поэтому он опустошил огнем землю врагов, укрепил бодрость тех, которые постоянно были союзниками римлян, и вернулся в Галлию, проведя в Германии восемнадцать дней».[80]

Описание строительства моста в «Записках о Галльской войне» сейчас читается как глава из производственного романа — инженерные особенности конструкции описываются подробно и в деталях. Сквозь лаконизм строк проглядывает гордость за своих легионеров, способных в кратчайшие сроки обеспечить решение любой задачи.

Кровь и огонь, разумеется, не в счет: чем больше он разорит земель врага, тем безопасней римским гражданам. Говоря о своих победах, Цезарь чаще всего пишет «расаге» — успокаивать, умиротворять, принуждать к миру, наконец.

Он великий мастер слова.

Расправа над усипетами и тенктерами для Рима стала поводом очередных празднеств. Но враги на сей раз заговорили громче.

«Когда сенат выносил постановления о празднике и жертвоприношениях в честь победы, Катон выступил с предложением выдать Цезаря варварам, чтобы очистить город от пятна клятвопреступления и обратить проклятие на того, кто один в этом повинен. Из тех, что перешли Рейн, четыреста тысяч было изрублено; немногие вернувшиеся назад были дружелюбно приняты германским племенем сугамбров».[81]

Заметим, что предложение Катона выдать Цезаря германцам, не высмеяли, а, напротив, отнеслись к его словам серьезно. Сенаторы даже создали комиссию для выяснения, что творится в Галлии, но благодаря своевременному вмешательству друзей Цезаря и его личным посланиям, опровергающим обвинения Катона, дело удалось замять.

У римлян, как мы уже неоднократно говорили, взаимоотношения с богами строились на основе, если можно так выразиться, «строгой финансовой отчетности». Римляне действовали в рамках определенных «регламентов», а боги за это даровали Риму удачу и успех. Клятвопреступление же, то есть ложное обещание, данное именем какого-либо божества, рассматривалось как преступление, могущее навлечь на город беды, и требовало очистительного жертвоприношения.

О божествах греков и римлян мы в основном имеем представление по сборникам мифов Древнего мира, причем в адаптированных для школьников изданиях. Или же по фильмам и сериалам, в которых много схваток, битв и полуобнаженных женских тел. Но при ближайшем рассмотрении весь этот пантеон олимпийских богов выглядит как сборище кровавых маньяков и мелких бесов, озабоченных лишь тем, как нагадить друг дружке, а заодно и людям. Римляне явно считали, что те, кому они поклоняются, злопамятны и злокозненны, поэтому старались придерживаться ритуалов, которые, по их мнению, споспешествовали победам Рима в прошлом, а следовательно, должны были помочь и в будущем. С такими богами следовало вести себя как с весьма суровыми заимодавцами.