Цесаревич Вася - Страница 52

Ведущая: – В первую очередь, Андрей Януарьевич, они интересуются судьбой участников недавно разгромленного заговора, направленного на убийство императора и свержение самодержавия и управляемого из-за границы. А во вторую очередь требуют самого строгого наказания заговорщиков, в том числе смертной казни для главных действующих лиц.

Вышинский: – Увы, Розалия Самойловна, но я боюсь разочаровать ваших слушателей недостаточной кровожадностью государя-императора Иосифа Первого.

Ведущая: – Поясните, Андрей Януарьевич?

Вышинский: – Отчего же не пояснить? Охотно поясню. Смертных казней не было, нет и не будет! Лица, оказавшие вооружённое сопротивление при аресте, уничтожены, а остальных ожидают более или менее длительные сроки заключения и исправительных работ.

Ведущая: – Я правильно поняла, Андрей Януарьевич, что заключение и исправительные работы будут совмещены?

Вышинский: – Совершенно верно, Розалия Самойловна. Они совмещаются в обязательном порядке. Кто не работает, тот не ест! Империя не может себе позволить кормить кучу бездельников в тюремных камерах в ущерб благосостоянию собственного населения. Мы не должны отнимать деньги у законопослушных подданных, чтобы отдать их на содержание преступников. Это, знаете ли, развращает общество и мораль.

Ведущая: – Если смотреть с этой точки зрения…

Вышинский: – С любой точки зрения, уважаемая Розалия Самойловна. Но в то же время империя понимает ценность каждой человеческой жизни и предоставляет оступившимся возможность содержать себя посильным трудом.

Ведущая: – Сибирь, шахты, прииски Магадана?

Вышинский: – И вновь вынужден вас разочаровать, уважаемая Розалия Самойловна. Преступники никак не заслужили право работать в указанных вами местах. Туда давно направляются высокооплачиваемые добровольцы, и поверьте, что их доходам могу позавидовать даже я со своим министерским окладом.

Ведущая: – Куда же их тогда, Андрей Януарьевич?

Вышинский: – Я же говорил про посильный труд. Торфоразработки, например, или швейное производство.

Ведущая: – Осужденные будут сидеть за швейными машинками?

Вышинский: – Всё правильно, Розалия Самойловна. Среди них есть люди преклонного возраста, и направлять их на тяжёлые работы было бы в высшей степени негуманно. А так… почему бы нет?

Ведущая: – То есть скоро в наших магазинах можно будет купить платье от Льва Бронштейна или Николая Бухарина?

Вышинский: – Платье вряд ли, но армейское нижнее бельё им вполне по силам. А вот со временем, когда приобретут нужную квалификацию… Повторюсь – почему бы нет?

Ведущая: – Я бы купила, так что буду ждать!

Расплачивался за покупки Красный, решительно отвергнув попытки девушек проявить самостоятельность. Он вообще сомневался, что у кого-нибудь из них есть в кошельке больше десяти рублей, и как человек, почти пригласивший их в путешествие, чувствовал ответственность за тех, кого приручил. Так-то да, вроде бы сами проявили инициативу и настоятельно потребовали взять с собой в поездку, но…

И чёрт знает что набрали в этой лавке, потому что мальчик на побегушках – двухметровый детина лет тридцати, забил свёртками, пакетами и коробками всё багажное отделение автомобиля. Обошлось, правда, всего в сто двенадцать рублей. И это недорого, потому что по жалобам деда Николая Александровича бабушка Александра Фёдоровна меньше полутора тысяч за один раз в модных магазинах не оставляла. Воистину говорят, будто жизнь в провинции гораздо дешевле.

Кстати, не все свёртки спрятали в машину, а кое-что взяли с собой – у каждой девушки в руках по бумажной сумке на верёвочных ручках. Наверное, там те самые пресловутые ночные рубашки, из которых невозможно выбраться самостоятельно. Что это за одежда такая, требующая помощи постороннего… хм… то есть не постороннего, а вовсе наоборот, но всё равно помощь? А что, если?..

От этих мыслей Васю бросило в жар, и к стойке портье в станционной гостинице он подошёл с пылающими маковым цветом щеками:

– Сударь, нам нужны четыре номера до утра.

Дремлющий портье поднял голову и увидел перед собой лейб-гвардейского офицера с орденами и трёх хорошеньких девиц чуть в стороне. Естественно, понял неправильно.

– Добрый вечер, господин поручик! Прошу простить, но отдельные номера уже заняты, но остался двухкомнатный люкс с огромнейшей кроватью. Она настолько большая, что на ней можно играть… хм… в лаун-теннис.

А сам, сволочь, потирает пальцы характерными движениями, как бы намекая, что оказывает дорогостоящую услугу. Вася вздохнул и полез за деньгами. Шлёпнул по стойке трёшницей.

– Сей же час дам ключ, господин поручик, – обрадованный портье протянул руку за деньгами, но взвизгнул, когда получил по пальцам рукоятью браунинга. Ствол смотрел прямо в переносицу. – Господин…

– Четыре отдельных номера, – повторил Красный. – И поживее, мы очень устали и не хотим тратить время на чьи-нибудь похороны.

– Будет исполнено!

Доброе слово подействовало, и тут же появились четыре ключа, но почему-то слышавшая первоначально предложение Лизавета Бонч-Бруевич укоризненно покачала головой, а Вера с Катериной посмотрели с суровым осуждением. Что опять сделал не так? Чем они недовольны?

Но вслух никто и ничего не сказал. Молча захлопнули за собой двери номеров, и в каждом замке с демонстративным скрежетом провернулся ключ. Вася пожал плечами и тоже пошёл устраиваться. В провинциальных гостиницах ночевать ему ещё не приходилось, во всяком случае, в этом времени. Отличаются они от дома крестьянина в посёлке Большое Мурашкино Горьковской области, куда однажды не посчастливилось попасть? А если отличаются, то в лучшую или в худшую сторону?

Красный вошёл и осмотрелся. Ну что же, всё не так страшно, как думалось, и даже ванная с душем есть. А что может быть прекраснее после дальней дороги? И уже через десять минут Вася стоял под горячими струями, напевая под нос попурри из маршей советских времён. Красота! Ещё бы полотенце… Чёрт возьми, неужели полотенце не входит в стоимость номера?

Но не успел закончить насквозь непечатную мысль, как скрипнула приоткрывшаяся дверь и из-за неё показалась тонкая девичья рука с полотенцем и банным халатом.

– Спасибо, – машинально поблагодарил Красный.

Потом сообразил, не вытираясь, накинул халат на голое тело и выскочил из ванной. В номере никого, и только где-то в коридоре слышны удаляющиеся шаги и весёлый смех.

Утром следующего дня Красный сел за руль с больной головой, хмурый, злой и невыспавшийся. Как можно выспаться, если несколько раз ночью кто-то осторожно стучал в дверь, но едва стоило открыть, как за ней никого не обнаруживалось? Разве что весёлый смех откуда-то слышался, и даже какие-то злорадные нотки в нём слышались. Это не было слуховой галлюцинацией, потому что один раз всё же успел увидеть промелькнувшую фигуру в длинной ночной рубашке.

Зато девушки заявились к машине весёлые, свежие, умытые и голодные, о чём Катерина Орджоникидзе сразу же предупредила:

– Вася, я без завтрака никуда не поеду.

– Ранний завтрак способствует ожирению, – ответил Василий, поворачивая ключ.

– Ты пошутил? – не поверила Катя. – Я дома всегда рано завтракаю.

– Так это дома и свежее, а здесь и сейчас тебе подадут вчерашнее и разогретое. Сама не заметишь, как в конце поездки не сможешь в машину влезть, придётся грузовик нанимать.

Девушки дружно рассмеялись – автомобиль у Красного был даже чуть больше фордовского грузовичка, и Лизавета Бонч-Бруевич рассудительно решила:

– Через час остановимся чаю попить со свежими калачами, если они будут, а позавтракаем уже в Москве. – И добавила тихо-тихо, чтобы не услышали подруги: – Васенька, тебе понравился халат, что я подарила?

После этих слов Красный ехал в некотором обалдении почти до Нижнего Новгорода, не выходя из этого состояния даже во время завтрака и обеда. Мысли в голове крутились разные, но в основном далеко выходящие за правила приличия.